Вообще, к собственным детям у Анны было своеобразное суровое отношение. Однажды Поля в какой-то праздник была в новой одежде, играла на улице. Но подошла к ней Олька Мазурка и предложила идти ловить рыбу волоком (бреднем). Когда же Поля вернулась домой после этой рыбалки, то мать её сильно избила, так что ей уже было не до рыбы, ни до чего. Била за новую испачканную одежду.
Доставалось и младшей дочери. Когда Поля вышла замуж, мать первое время часто навещала её. Приходила, оставалась подолгу, помогала дочери делать какую-нибудь работу, а не просто так праздно посидеть, поболтать. Но, видно, сваха Варвара невзлюбила её эти визиты. «Неровня нам, – думала про себя Варвара, – мы вон богатые, земли сколько имеем, а они – беднота, голь перекатная, приходят нас объедать». Когда садились есть за стол всей семьёй, сваху Анну первое время приглашали тоже, потом перестали. Та обычно сидела где-нибудь скромно в уголке, поистине уж как бедная родственница. Поля, выходя из-за стола после совместной трапезы своей теперешней новой семьи, обязательно приносила что-нибудь и матери поесть. Часто вот так с матерью к ним приходила и младшая сестра Елена. И дошло до того, что Варвара Скарабеева визитами своей свахи и её младшей дочери стала возмущаться вслух. «Да Боже мой, да милый мой, – говорила она, – людские (сыновья) поженились, да по одной побрали, а мой – троих…» Это означало, что якобы троих им приходится кормить: Полю, её мать, которая часто приходит, и ещё младшую сестрёнку. Слышать подобное было очень обидно. Ведь Анна совсем редко садилась с ними за стол, ела только то, чем дочка поделится с ней, оторвав от своего пайка. Наверное, когда Анна узнала, как по поводу её частого посещения дома Скарабеевых отзывается сваха Варвара, и произошёл следующий инцидент.
Анна, как обычно, пришла к замужней дочери и стала помогать ей в домашней работе. Через какое-то время вслед за ней явилась и младшая Лена.
– Чего ты сюда пришла? – разозлённая на её появление тут же вскинулась Анна.
Та, не ожидая от матери такой злобной реакции, начала оправдываться:
– Ой, мамо, я дома сама боюсь. Там Кобелиха бьётся (Кобелиха – их невестка, жена сына).
И Анна, схватив младшую дочь, стала бить, при этом приговаривая: «А чего ты за мною по пятам ходишь! А чего! Чтоб больше ты сюда не ходила!» И так сильно била, что даже сваха Варвара примирительно заметила: «Ай, свахо, чего ты её так бьёшь? Не бей, хватит уже».
Суровое отношение к детям у Анны, может, было потому, что и у неё с матерью были не самые лучшие отношения.
Агафья, мать Анны, была очень своенравной женщиной. Как-то на своём участке сосед построил сарай или даже какое-то жилое сооружение из брёвен. Но так близко к соседской территории, что брёвна одного из углов строения оказались выступающими во двор Агафьи. «Ах так?» – возмутилась она. И что делает… Берёт пилу и спиливает один за другим концы выступающих брёвен от низу до верху. В результате новая постройка соседа приходит в негодность: после этой процедуры стена становится непрочной – разрушен замок, и брёвна могут даже сами собой выпасть. Сосед – в шоке:
– Ах ты, старая, что же ты наделала?
– А зачем ты заступил на мою территорию? Тебе своей мало? – был ответ Агафьи.
Тот подаёт на неё в суд, и начинается бесконечная вражда с соседом.
И правда, почему так произошло, что строение соседа оказалось концами брёвен на чужой территории? Может, и вовсе не по злому умыслу, а чисто случайно. Предположим, что строил не сам, а некая артель плотников. Он им только показал: мол, стройте вот здесь, как можно ближе к соседской границе. Первое бревно продольное положили по линии границы. Мол, сама тыльная стена будет забором. А когда начали класть поперечные брёвна торцевых стенок, те и вышли несколько за границу участка. И вот сруб вскоре вырос от земли на несколько венцов. Хозяин подошёл, глянул и всё понял. «Эх, как же это вы…» Но не разбирать же всё до основания. Решил: «Пусть уж так и будет, ничего страшного». Но бабушка Агафья истолковала это совсем по-другому. Например, подумала: «Эх, был бы жив мой муж судья, ты б так не поступил, ты его боялся б. А меня не боишься, то и пакостишь мне. Но не на ту напал, это тебе так даром не пройдёт…» И решила самостоятельно восстановить, как ей показалось, попранную справедливость.
За совершённую провинность она не жаловала ни своих, ни чужих. Уже обе внучки Поля и Лена были замужем. И что-то им однажды взбрело в голову: решили у бабушки Агафьи украсть из куфра (куфар – большой сундук, часто на колёсах) отрез материала цветного ситца, который она хранила для себя. Подумали: «А-а, старая, зачем ей всё это, когда успеет сносить. Нам нужнее…» Из этого материала потом сшили Полиной дочке Анне платьице или кофточку. Когда бабушка Агафья хватилась исчезнувшего отреза, она, видно, сразу же поняла, чьих рук это дело. И стала проклинать того, кто этим отрезом воспользовался. Выходила из хаты во двор и так, чтобы слышали внучки, громко произносила страшные слова проклятья: «Чтоб под землёю, чтоб под сырою. Чтоб солнце не светило. Чтоб ветер не веял…» То есть тому, кто это сделал, чтоб была его вся последующая жизнь такой мрачной, как будто он живой, но уже находится под сырой землёй. И солнце ему не светит, и ветер не веет. Анна, когда была взрослая и узнала об этом, очень ругала тётушку и мать: «Зачем вы тогда это сделали? Может, та прабабушка меня тогда и прокляла, что так болею с самого детства? Ведь я носила сшитое из украденного у бабушки отреза».
Насколько были неприязненные отношения у Агафьи к своей дочери, показывает такой случай. Однажды Анну поносили лошади, и она сильно разбилась. Агафье сообщили: дескать, твою дочку кони поносили, лежит без сознания, подойди к ней. Та спросила: «А она живая?» Ответили, что да, живая. «Тогда не пойду, – сказала Агафья, – если бы мёртвая была, то, может, подошла б. А к живой не пойду». Но дочь тогда выжила, и детей своих поженила, и внуков дождалась.