– Никто не знает, какой она глубины, – произносит капитан. Его левый ус подергивается, как крысиный хвост. – Если упасть в эту темную пропасть, пройдет много дней, прежде чем ты достигнешь дна.
– Но глубину впадины уже измеряли, – осмеливаюсь вставить я. – Туда спускались. Я знаю ее точную глубину – десять километров девятьсот сорок метров.
– Знаешь? – передразнивает он. – Да что может знать пугливый, тощий щенок вроде тебя? Ты не видишь ничего дальше кончика своего мокрого носа! – Он хохочет над тем, как описал меня. Капитан всю жизнь провел в море и весь покрылся морщинами, хотя бо́льшая их часть скрыта под темной спутанной бородой. От смеха морщинки натягиваются, и на шее проступают мышцы и сухожилия. – Верно, мореходы, заплывавшие в воды впадины, хвалились, будто видели дно, но они лгут. Лгут и множат ложь, и ложь ложится и лежит, а ты не трожь…
Я уже перестал пытаться понять речи капитана, но они все равно действуют мне на нервы. Как будто я что-то упускаю. Что-то очень важное и обманчиво простое, что я пойму, когда будет слишком поздно.
– Этот путь длится целую вечность, – продолжает капитан. – И не верь тем, кто говорит иначе.