Экипаж занят своим делом – беготней по палубе безо всякой видимой цели, – а капитан смотрит на нас с высоты капитанского мостика. Как проповедник, он кормит нас своим собственным сортом мудрости.
– Благословляйте судьбу, – учит капитан. – И горе вам, если она не благословит вас в ответ!
Попугай по одному облетает матросов: садится каждому на плечо или на макушку, сидит так несколько секунд и перелетает дальше. Интересно, что он задумал.
– Сжигайте мосты, – продолжает капитан. – Желательно еще до того, как пройдете по ним.
Штурман сидит на протекающей бочке с какой-то дрянью: раньше там была еда, но, судя по запаху, она успела разложиться на составные элементы. Он прокладывает курс, наблюдая за роящимися вокруг бочки мухами.
– Их полет укажет путь точнее звезд, – объясняет он. – Потому что у навозных мух отличный слух и фасеточные глаза.
– И какой с них толк? – отваживаюсь спросить я.
Штурман смотрит на меня так, как будто ответ очевиден.
– Глаза-фасетки обманут редко.
Кажется, я понял, почему они так хорошо ладят с капитаном.
Я слоняюсь по палубе, наконец попугай садится на плечо ко мне.
– Матрос Босх! Держись, держись! – Он заглядывает своим единственным глазом мне в ухо и удовлетворенно кивает головой: – Еще на месте. Повезло, повезло.
Наверное, он про мой мозг.
Птица уже улетела проверять уши другого матроса. Я слышу низкий разочарованный свист: то, что попугай нашел – или чего не нашел – между ушами парня, его не радует.
– Бояться нужно только страха, – вещает капитан с мостика, – ну и хищных монстров иногда.