– Что произошло сегодня ночью? – спросил Андерс, когда они выехали на дорогу, ведущую в Карлстад. На этот раз им не пришлось обсуждать вопрос о том, кто поведет машину.
– Слишком много пива, – ответила Чарли. Она включила радио на полную мощность, чтобы дать понять – она не настроена разговаривать. Прием не сработал.
– Ты опять за старое? – спросил Андерс.
– Со мной все в порядке.
– В таком случае, может быть, не стоило звонить мне среди ночи и… Ты не помнишь? – спросил он, когда их взгляды на секунду встретились. – Ты не помнишь, что звонила мне?
– Ясное дело, помню, – ответила Чарли, ощущая новый приступ паники. Она видела только свои сообщения Андерсу, а теперь выясняется, что она ему еще и звонила. Что, черт подери, она ему наплела? Чарли взяла сумочку, достала упаковку собрила и засунула в рот, ничем не запивая.
– Голова болит? – спросил Андерс.
Она кивнула и поборола импульс начать расспрашивать, в каком состоянии она ему звонила, что звучало на заднем плане, что именно она говорила. Наверное, ей стоило остаться в Стокгольме и разобраться в этом деле. Может быть, кто-то подсыпал ей в пиво рогипнол. Но потом она вспомнила о статистике – у большинства из тех, кто думал, что им что-то подсыпали, просто оказывалась очень высокая концентрация алкоголя в крови. Но если даже такое действительно случилось… к чему все это приведет? Она понятия не имеет, кто пошел к ней домой. Конечно, она могла бы вернуться в бар и спросить тех, кто там работает, но что потом? Следствие однозначно будет означать конец ее карьере. На этот раз Чалле исключит ее навсегда.
«Всего этого не было, – подумала она. – Просто не было этой ночи – и все». И уже во второй раз за короткое время она испытала благодарность за то, чему научилась в детстве – умению вытеснять неприятное, особенно в те периоды, когда нужно было сосредоточиться на чем-то другом. И теперь – с нынешнего момента – не существует ничего, кроме пропавшей девочки, которую они просто обязаны отыскать.
Город остался позади, вдоль шоссе потянулись поля, пастбища и леса. При благоприятном движении они рассчитывали прибыть в Карлстад около четырех.
– Остается только надеяться, что нам вот-вот позвонят и скажут, что она нашлась, – вздохнул Андерс. – Представляю, каково родителям. Мой самый большой страх в жизни – что с Сэмом что-нибудь случится. Иногда я даже тоскую по тому времени, когда его еще не было – тогда я ничего не боялся.
– А я боюсь, – ответила Чарли. – Хотя у меня и нет детей.
– А чего же ты тогда боишься? – спросил Андерс. – Помимо очевидного.
– Какого такого очевидного?
– Близости, любви, отношений.
– Я этого не боюсь, – заявила Чарли.
– Так чего ты боишься? – снова спросил Андерс.
«Бессмысленно даже пытаться объяснить, – подумала Чарли. – Он все равно не поймет». Люди со здоровой психикой, выросшие в нормальных условиях, обычно и представить себе не могут, какой груз несут на плечах те, кому повезло меньше.
– Так чего? – продолжал Андерс.
– Безумия, – ответила она. – Боюсь сойти с ума.
– Но почему ты этого боишься?
– А разве этого не следовало бы бояться всем и каждому? Разве это не самое страшное, что может случиться с человеком, – потерять самого себя?
– Если подумать, то да, конечно, – кивнул Андерс.
– Я чуть не сошла с ума после того, что случилось с Юханом, – проговорила она. – Чувствовать себя виноватой в чьей-то смерти…
– Черт, но ты же не виновата, Чарли!
– Но если бы я не начала раскапывать то старое дело…
– С самого начала дело обнаружил Юхан, и он сам захотел приехать в Гюльспонг. Ты ведь не виновата в том, что какой-то псих вышел из себя и прибил его. Нелепо себя за это упрекать.
– Все это я прекрасно знаю, – вздохнула Чарли, – но меня не покидает чувство, что во всем моя вина.
– Это всего лишь чувство, – решительно сказал Андерс. – Оно не соответствует действительности.
«Но чувства – это не ерунда, – подумала Чарли. – Они могут совершенно уничтожить человека. Утащить его в пропасть, так что он никогда уже не выберется».
«Мне кажется, я падаю, моя дорогая, и не за что зацепиться».