Как только ночь коснется мирозданья,
И выпито прокисшее вино,
Сосед-поэт, забыв про все страданья,
Читает Блока, от любви хмельной.
Он на балконе, словно на трибуне,
Забытого Неронова дворца,
Читая Блока, уверяет, будет
Прекрасной Дамы свет, и тень лица
Испитого в тумане проступила,
Несмело, но достали пистолет
И на разборке, средь бандитов мимо
Летящих, был в ту ночь убит поэт.
Прекрасной дамы утонченный профиль,
Она коснулась онемевших губ,
Сирены, полицейские: – Все пропил.
Пришла старушка: – Что ж вы душегубы.
И Блок смотрел с небес на эту драму.
Он за спиной Двенадцати затих.
Погиб поэт, суровый и упрямый,
И на рассвете даже ветер стих.
Братки дела, как и всегда, решили,
Сгорел не Рим, но где-то в тишине
К нему друзья забытые спешили
И утверждали: «Истина в вине».
А мы вины своей не признавали,
И радовались – Пуля не ко мне.
И только тени дивные мелькали,
А истина, конечно же, в вине.
И вот теперь, забыв про все страданья,
Читает Блока в небесах хмельной.
Как только ночь коснется мирозданья,
И выпито прокисшее вино.