Особняк семьи Салливан огромен. Я даже не до конца понимаю, зачем им жить в нём? Разве поменять его на обычную виллу не разумно?
– Вот ваша комната, Тина, – Мария останавливается около чёрной двери и вставляет в замочную скважину старинный ключ. Странно как-то: дверь выглядит достаточно современной, а ключи такими старыми…
Оглядываюсь по сторонам. В коридоре лишь с одной стороны окна с белой тюлью, с другой – стена с бра и бесчисленное количество дверей.
– А что на третьем этаже? – Любопытство фраера сгубило, но я не могла не спросить у Марии.
– Там комната госпожи Розалины и гостевые. Хлопаю ресницами, всё ещё не в силах переварить всю информацию.
– Тогда… здесь ваши комнаты?
Мария застыла на месте. Затем она отпрянула от двери, как будто её обожгло кипятком. Её руки повисли в воздухе, словно она забыла что-то и пыталась вспомнить. Но в следующий момент экономка повернулась ко мне и с милой улыбкой сказала:
– Нет, госпожа Тини. Комнаты прислуг не могут располагать выше, чем находится кухня.
Мария поджала губы. Кажется, её не смущал тот факт, что половина поместья просто пустует, а комнаты прислуги находятся на уровне кухни. Ну, или я просто мало что понимала. Чтобы молчание не казалось таким тягостным, экономка толкнула дверь вперёд и лёгким жестом руки произнесла: – Прошу.
Всё было странным. И я не перестану это повторять. Начиная с того, как удачно Розалина появилась в моей жизни, и заканчивая этим поместьем. Немного помедлив, я всё-таки вошла в свою комнату. Она была огромной… Нет, она была неприлично огромной по сравнению с той, в которой я прожила всю свою жизнь. Стильная, светлая и… безумно дорогая, если судить по ремонту, от которого веяло новизной. Светло-персиковые обои, огромные витражные окна с лёгкой тюлью, которая вечером будет скрыта под тёмно-синими плотными шторами. Огромная двуспальная кровать, застеленная светлым постельным бельём и покрывалом в тон. Собственная ванная комната, светлый ковёр на тёмном ламинате… Стол для макияжа, небольшой пуфик и ещё один шкаф… У меня вещей столько не было, сколько здесь шкафов.
– Что-то не так? – мягко отозвалась Мария, стоя в дверях. Я обернулась. Наши взгляды встретились.
– Нет, – ответила я машинально, продолжая разглядывать комнату. – Просто… там, где я жила, комната была меньше.
– Здесь все такие комнаты, госпожа Тини, – с улыбкой ответила экономка. – Меньше нет.
Я продолжала осматривать комнату, всё ещё не до конца осознавая, что всё это – моё. Двинулась в сторону небольшой каморки, которая оказалась гардеробной, и… ахнула.
– А… что это такое? – спросила я, разглядывая гардеробную, в которой висели вещи. – Это точно моя комната?
– Да, госпожа Тини, – с уверенностью ответила экономка, подойдя ближе. – Госпожа Розалина приказала купить всё необходимое к вашему приезду.
Как опрометчиво. Значит, Розалина уже была уверена, что я сюда перееду… Без скандалов и криков. Впрочем, так это и вышло
– Понятно, – отозвалась я, проведя рукой по ткани вещей. Все они выглядели дорого… Я и представить не могла, сколько же денег было вложено в этот гардероб. Платья, блузки, футболки, джинсы, сарафаны… Обувь, сумки… Я заглянула в комод, где ещё в нераспечатанных пакетах лежало нижнее бельё и носки.
– Ужин будет ровно в семь часов вечера, – сказала экономка, и я обернулась на её голос. – Я зайду за вами.
– Хорошо.
Я всё ещё была в шоке от того, что меня окружало. Мне было странно и в то же время любопытно. Экономка вышла, оставив дверь открытой. Я осталась стоять в гардеробной ещё несколько минут, обдумывая то, что меня окружает. Обдумывая, насколько всё это абсурдно и… Был ли мой покойный отец этому рад? Погружённая в свои мысли, я направилась к двери, чтобы её закрыть, как передо мной, в прямом смысле слова, возник он.
– Боже мой! – воскликнула я, схватившись за сердце.
Кай ехидно улыбался, окидывая меня холодным карим взглядом.
– Меня не так зовут, но ты можешь звать меня и так, – сказал он бархатистым голосом, продолжая сверлить меня взглядом.
Эта самодостаточная улыбка начинает меня раздражать. Кай демонстративно зачесывает волосы назад, не отрывая от меня своего взгляда.
– Значит, ты будешь у нас не то жить, не то гостить? – роняет тот так небрежно, что от его высокомерия сводит челюсть.
Хмурюсь. Кай наверняка всё знает, почему я здесь. Но что самое отвратительное в этой ситуации, так это то, что я ничего не знаю о семье Салливан. Практически ни единого нюанса, в то время, как мне кажется, Кай прекрасно всё знает и, по всей видимости, пытается поиздеваться надо мной.
– Думаю, ты всё и так прекрасно знаешь, – отвечаю парню таким же холодным взглядом, но сдаётся мне, получается это больше комично, чем устрашающе. Кай ухмыляется. Каких-то пару шагов, и парень оказывается практически вплотную около меня. Его карие глаза обжигают и леденят одновременно. Как такое может быть?
– Сдаётся мне, – начинает он, продолжая сверлить меня своими глазами, – что ты не до конца понимаешь, с кем будешь гостить.
Кай облокачивается одной рукой о стену, будто бы пытается перегородить мне путь.
И пока он так близко, я стараюсь запомнить эту довольную рожу как можно точнее, чтобы потом лепить куклы вудду и колоть в них иголки, если он осмелится надо мной издеваться.
Я, конечно же шучу, но идею оставлю прозапас.
Кай и правда, красавец. Миндалевые глаза, высокие выделяющиеся скулы, нос с небольшой горбинкой на переносице (будто бы ему дважды ломали его), тонкие ровные губы и подбородок с ямочкой в центре. Ровная осанка, на шее болтается на чёрном кожаной шнурке какой-то камень, чёрного цвета, и пахнет от Кая приятно, дорого и пафосно.
– А мне кажется, – складываю руки на груди, – что ты не до конца понимаешь, с кем сам будешь жить.
Каю понравился мой ответ. Это заметно по его довольной ухмылке. Наверняка, любая девушка, которая бы оказалась на моём месте, уже бы таяла от натиска его взгляда. Была готова отдаться ему вся без остатка, и положить под ноги сердце.
Ага, конечно. Размечтался.
Кай слоняется ко мне ближе, но я такие трюки изучила вдоль и поперёк. Не сказать, что я страшненькая и невзрачная, я даже очень ничего, и у меня было пару тройку парней (о великая молодость четыре года назад!), и я знаю, что Кай будет делать дальше.
Он будет нависать надо мной, сверля своими глазами, а я должна буду замешкаться, смутиться. Не потому, что Кай такой распиз… красивый, а потому что ситуация должна склоняться на его чашу весов. После, он приблизится до жутко неприличных сантиметров моего лица, опалил мою щеку или мочку уха каким-то простым словом, чтобы мои коленки затряслись от ужаса и внезапно проснувшегося наваждения, а после, как ни в чем не бывало, Кай развернется и уйдет. Возможно что-то бросить через плечо. Впрочем, всё идёт именно так, как я сказала.
Кай уже пытается сократить между нами расстояние. И в момент, когда он склоняется ближе ко мне, я делаю шаг назад и с треском захлопываю дверь перед его лицом. Пускай подумает над своим поведением, чертовец!
Перевожу дух каких-то несколько секунд, и прислушавшись, совершенно не слышу ни единого шороха за дверью. Словно, там и не было никого. Любопытно ли мне? Безусловно. Но подозреваю, что Кай затаился и ждёт, пока я не сгорю от любопытства и не открою дверь. Такой трюк тоже был в моей жизни.
Нет, Тини. Ты не должна поддаваться на эти чертовы уловки какого-то дурацко-жгучего-чертовски-привлекательного брюнета. Практически поборов в себе любопытство, я рухаю на пуховую кровать, которая чуть ли не выплевывает меня в потолок. Нет, это я уже утрирую, но подпрыгиваю на перине я высоко. Раскидываюсь звёздочкой и смотрю в белоснежный потолок. Дождь за окном продолжает барабанить по стеклам, медленно переходя на карнизы. Вслушиваясь в эту минорную. трель, и глубже погружаясь в свои тяжелые мысли, я не заметила, как задремала. По всей видимости, спала я совершенно не долго, потому что слышала гладь дождья.
Через какое-то время меня кто-то разбудил, постучавшись в дверь трижды. Распахнув глаза, поначалу я пыталась понять, где я нахожусь. Сообразив, приподнялась на локтях и негромко сказала: – Войдите.
Мария появилась на пороге комнаты. Она мило улыбалась,
– Госпожа Тини, ужин готов.
Сглотнув тягучую слюну, понимаю, что за весь день я ничего не ела. Желудок начинает урчать, неприятно бурля в животе. Поднявшись с прочти, я сладко потянулась, слыша, как поскрипывают мои косточки (не от старости, просто неровно лежала… ну или от старости…).
– Спасибо, Мария, – пытаюсь быть вежливой, поэтому быстро поднимаюсь с постели и поправив платье, слышу слова экономки:
– Прошу, за мной.
А после, женщина удаляется в коридор, заставляя меня поторопиться за ней.
Мы выходим вновь на роскошную лестницу, что покрыта бархатным красным ковром. Я спешу за экономкой, стараясь не разевать рот, но так и хочется остановиться у каждой картины, оглядеть с каждой стороны изящные горшки, дотронуться рукой до резьбовых узоров высоких кофейных столиков. Всё это кажется нереальным, недосягаемым до сознания. Мне становится любопытным: кем же работает Розалина Салливан, чтобы иметь такие дорогие вещи?
Огромный холл с приглушенным тусклым светом выглядит неестественно. Словно я попала на экскурсию в какой-то ситком, где между перерывами съёмки водят фанатов, за бешенные деньги, чтобы те хоть глазком посмотрели на декорации.
Держусь за лакированный поручень лестницы, медленно шагая по ступеням. Мария уже ждёт меня внизу, сложив руки перед собой. Я стараюсь как можно больше абстрагироваться от грустных мыслей о смерти отца, чтобы хоть как-то быть благодарной Розалине за помощь. Это мой долг перед отцом, никак иначе.
Когда я дохожу до Марии, та что-то бубнит пол нос и уходит вправо, проходит в маленький коридор, где нас уже ждёт Говард. Я стараюсь не отставать от экономки, боясь заблудиться в этом поместье. А если быть честной, то с наружи оно выглядит намного компактнее, чем внутри. Как только мы подошли ближе к большой двери, ять возвышалась практически в потолок, Говард дёрнул её на себя. В нос разом ударил приятный аромат копченостей, свежей зелени, фруктов и вина. Мария входит первой в столовую, а у меня теряется дар речи.
Темный мраморный пол, с бледными белыми мазками, блестит так, что в нём можно увидеть своё отражение. Ровно четыре колонны, которые я насчитала, как только моя нога переступила порог, подпирают резной выбеленный потолок. Стены обшиты дубовыми панелями, всё так же имея резные детали. По центру стоит большой обеденный стол, накрытый белой скатертью. Девять стульев, три больших подсвечника, меж которых стоят большие блюда с едой. Справа ещё одна большая дверь, возле которой располагается огромный камин, что сейчас едва ли пылает слабым огнем. Два больших окна, которые обрамлены причудливым витражом, большие бархатные шторы и бледная тюль.
– Прошу, – говорит Мария, подзывая меня к столу.
За ним никого. Я с восхищением рассматриваю обстановку и задрав голову повыше, замечаю огромную, нет, большущую хрустальную люстру, что сияет не менее, как сорока ярких лампочек. Стараясь подавить в себе лютое любопытство, я проглатываю разьедающий интерес и следующий указаниям Марии.
– Во главе стола всегда сидит Госпожа Розалина, – говорит мне экономка, будто бы проводит экскурсию, а не позвала на ужин. – Справа от неё сидит господин Кай.
Экономка подходит к стулу, что располагается слева от стула Розалины и отодвинув его добавляет:
– Поэтому вы, госпожа Тина, должны сидеть по левую руку от госпожи Розалины.
– Почему? – вопрос срывается с моих уст с такой скоростью, что я не успеваю сообразить.
– Так заведено в семье Салливан. Женщины всегда сидели по левую руку от хозяйки или хозяина дома, а мужчины по правую руку, – Мария указала мне на стул, дав понять, что нужно сесть, – Считалось, что правильная посадка каждого из члены семьи равна его место под солнцем.
Странно ли мне было слушать такие речи? Безусловно. Но пытливость подталкивала мой разум на новые вопрос, которые хотелось поскорее задать. Заставлять ждать Марию я не хотела, поэтому подойдя к стулу, поправила юбку, пока садилась на стул.
Блюда на столе были роскошными: запечённая утка с яблоками, различные мясные закуски, рулетики, два вида овощных салатов и много фруктов. Тарелки были из серебра с почернением в самих сгибах. Передо мной стояла одна плоская тарелка, на которой была ещё одна: более глубокая. Ложка и вилка лежала справа на ажурной белой салфетки, а слева был нож. Бокалы были также выполнены под старину, всё в едином стиле напоминающий «Готику».
– А где… – не успеваю задать вопрос, как в столовую врывается Кай.
На нём обычная черная рубашка, растянутая на несколько пуговиц, на шее по-прежнему висит кулон в форме ромбовидного камня. Рукава рубашки закатаны до локтя. Ровная походка, широкие плечи… Прямая осанка. Рубашка заправлена в тесные джинсы, на поясе которых изящный ремень. Кай размашистым шагом доходит до своего места и садиться на стул.
– А где Лина? – спрашивает он у экономки, словно меня тут не существует.
– Господа Розалина скоро будет, – по-доброму отзывается Мария и отходит ближе к двери.
Кай берет кувшин со стола и вливает алую жидкость в бокал. Мне кажется, что это вино. Виноградно-кислый аромат ударяется в нос. Следом, засранец переводит на меня взгляд и говорит:
– А, и ты здесь.
Ну а как же, я же такая незаметная, чтобы меня было невозможно увидеть. Ничего не отвечаю Каю, просто складываются руки на груди.
Кай демонстративно берет бокал, буравит меня глазами и делаю глоток. Его взгляд обжигает. Дурманит. Заставляет волноваться. Не знаю, почему, но это мне не нравится. Кай облизывает губы, и задаёт мне вопрос:
– Ты слишком молчалива, мне это не нравится.
– А ты слишком говорливый, – сощурив глаза, цежу ему в ответ.
– Разве это плохо? – заигрываючи отвечает Кай и отбрасывается на спинку стула, оставив одну руку на столе. Под натиском его взгляда мне становится не по себе. Но всё же, я стараюсь хоть как-то проявить смелость в сторону наглеца. Пускай не знает, что мне неуютно, некомфортно и немного страшно. Крепче будет спать.
Кай продолжает буравить меня своими карими глазами, будто бы оглядывает каждый сантиметр моего тела. Это очень неприятное оценивающе чувство, знаете ли. Набрав побольше воздуха в легкие, я добавляю:
– Глаза сломаешь скоро.
Язвительность в порыве страха – это мой конёк. И моя погибель, судя по тому, как Кай переменился в выражение лица. Губы поджаты в тонкую ниточку, брови нахмуренные. Кай хочет что-то мне ответить, но в зал входит Розалина:
– А, вы уже всё у стола? Какая прелесть!
Мы с Каем переглядываемся. Чему Розалина так рада?
Слежу за Розалиной. Грациозной походкой она подходит к своему месту, вальяжно отодвигает стул и усаживается на него. Ножки стула скребут по гранитному полу так громко, что кажется, эхо заполоняет всё пространство противным звуком.
– Ну что ж, – говорит Розалина, кладя белоснежную салфетку себе на колени. – Раз все в сборе и в хорошем здравии…
– Говори за себя, – фырчит Кай, отпивая вино из бокала.
Но Розалина игнорирует его слова.
– То думаю, что нужно начать с минуты молчания, в память отца Тины.
Кай стреляет в меня любопытным взглядом. Его проникновенные кофейные глаза обжигают льдом: кожа мгновенно покрывается мурашками, а в горле застревает ком страха. Розалина поднимает свой бокал с вином, дав понять, что условная минута молчания прошла.
– Светлая память Сойеру Брамли, – и делает вид, что с кем-то чокается в воздухе. Я повторяю за ней, но ощущаю себя неуютно. Кай отпивает из своего бокала вино и приступает к трапезе. Я же, всё ещё не решаюсь сделать глоток вина за отца. Просто не могу… нутром чувствую, что здесь что-то не так.
– Тина, – обращается ком не Розалина, взяв столовые приборы в руки. На её тарелке уже появилась еда, хотя я уверена, что Мадам Салливан не брала мясо, которое стоит около меня. Кай брал, а она… – Не стесняйся. Тебе нужно покушать. Силы с неба не упадут тебе в ладони.
Розалина Салливан очень странно изъясняется. Её возвышенные метафоры прошибают током. Конечно, перечить ей было не к месту. Но если признаться самой себе, то внутри меня так и бушевал маленький дьяволенок, который норовился проронить пакость другую. Но я сдерживалась как могла.
Положив себе добротный кусок запеченной утки, а после еще и овощей, я медленно принялась резать на маленькие кусочки мясо. Всё это время, пока я резала мясо, Кай пристально смотрел на меня, медленно разжевывая еду. Меня смущало то, что парень ведёт себя очень нагло, переходит за грань этикета, как сейчас, смотря мне прямо в рот (ну или мне так показалось).
– Тини, – окликнула мнея Розалина, – как тебе твой новый дом?
Оборачиваюсь и смотрят на Мадам Салливан, произношу:
– Более чем.
– Наверное, тебе ещё не привычно находится в таком большом доме?
Я отправляю ворот кусочек утки. Нежное мясо тает во рту. Медленно разжевав, я оттягиваю момент, чтобы не съязвить какую-то глупость. Но увы, язык за зубами держать очень сложно.
– Я чувствую себя в музее, – как можно мягко произнооу слова, чтобы Розалина не подумала, что я ей неблагодарна.
– О, детка! – улыбаясь отзывается Лина, – Тебе нужно будет привыкнуть к нему, но за комплимент к моему дому – спасибо!
– Так…
Перебивает Кай нас. Кажется, больше всего мне придётся привыкать к выходкам Кая, нежели к этому большому особняку. Мы с Розалиной переводит на парня взгляд.
– Ты сказала, – обращается он к Розалине, вновь делая поспешный глоток вина, – что за ужином всём нам объяснишь.
Мадам Салливан расстроена. Это видно по ее грустному выражению лица. Но чем? Неужели тем, что Кай так поспешно задал волнующий нас вопрос?
– Ах, Кай! – воскликнула Розалина. – Ты всегда любишь торопить события…
– Да нет, – ерничает парень, продолжая стрелять в меня своим взглядом. – Просто любопытно, к чему всё это…
Розалина замирает в недоумении, но этот миг длится не долго. Уже в следующую секунду, Розалина выпрямляет спину, отпивает вино из бокала и промокнув салфеткой уголки губ, выдыхает из себя.
– Как мы знаем, у Тины умер отце от болезни.
Кай делает вид, что ему это скучно.
– И мне очень жаль, моя дорогая, что все так вышло… – обращается ко мне Розалина, её интонация нас только прошибает грустью, что мне становится неуютно и… печально? В этом особняке всё странно, даже чувства обострены…
– И это всё? – ехидно переспрашивает Кай.
– Нет, Кай. Не всё. Мы с её отцом были близки, очень долго время…
Мне кажется, обстановка накалилась до такой температуры, что моя белая кожа сейчас превратится в загоревшую.
– Сойер знал о своей болезни, поэтому я пыталась ему помочь, как могла, но… Он сказал, что лучшим решением будет другая помощь.
– И какая?
Розалина ехидно улыбается кончиками губ. Что-то тут не чисто.
– Буквально за пару месяцев до смерти Сойера, мы заключили с ним договор.
– Это тот договор, где вы берете обязанности помогать мне до окончания университета?!
Кай навостряет уши. Мне и самой интересно, зачем нас по итогу собрала здесь Розалина.
– О нет моя дорогая Тина. Это лишь приложение к большому договору.
Пытаюсь не делать вид, что я удивлена, но получается у меня это плохо.
– Ну и?
Розалина расплывается в улыбке.
– Мы с Сойером расписались. Он хотел, чтобы Тина не чувствовала себя одинокой, поэтому… теперь Тина член нашей семьи и носит фамилию – Салливан.
Кай смотрит с недоверием на Розалину.
– Подожди, – выставив ладонь вперёд, ерзает на стуле. – То есть.. Ты хочешь сказать, что…
– Тина твоя сводная сестра.
– Что? – в унисон спрашиваем с Каем. – Как это так?