На допросах от нас было мало толку. Полиция приехала ближе к вечеру и в тот же день опросила всех первокурсников, но не узнала ничего дельного. Никто ничего не видел, не слышал и ножа в руках не держал. Все разговоры проходили в присутствии нашего ректора, господина Коростеля. Худой и нескладный, похожий на отвесную скалу, нависающую над головой, он зловещей серой тенью маячил в глубине кабинета. В допросы он не вмешивался, только пристально всматривался в каждого из нас своим желтым взглядом и, вероятно, применял какую-нибудь специальную магию, пытаясь выудить наши самые потаенные мысли. Я подумала, что если бы среди нас был преступник, то он непременно сознался бы. Уж лучше сдаться полиции, чем попасть в лапы разъяренного кроветворца!
Вечером в столовой Коростель произнес суровую проникновенную речь, в которой выразил уверенность, что убийцу вскоре найдут. От его тона нас всех пробрало ознобом. Тем же вымораживающим тихим голосом Коростель сообщил о новом распорядке: начиная с этого дня, ни один студент не мог покинуть пределы Академии без подписанного разрешения от декана, а по вечерам действовал комендантский час. За первое нарушение следовал строгий выговор, за два нарушения – карцер. Мы содрогнулись. Насчет здешнего карцера – мрачной полуподвальной камеры, облицованной шонгритом – нас просветили в первый же день. Этот подвальчик мог за несколько дней выпить из вас всю магию, включая резерв. Посидишь там неделю, а потом будешь месяц по больницам лежать, магию восстанавливать и бронхит лечить.
Пока ректор рассказывал о невеселых изменениях в нашей жизни, его коллеги стояли рядом, и взгляд госпожи Скопы, медленно перемещавшийся по нашим рядам, тоже заметно действовал всем на нервы. На мне она особенно долго задержала свое внимание, из-за чего сидевшие рядом студенты начали перешептываться и подталкивать друг друга локтями. Мне хотелось дать пинка Беркуту: наверняка это из-за него! Неужели он успел поделиться своими подозрениями со всем потоком?
Ужин прошел в тягостной тишине, печальной и строгой. Тишина была такой всеобъемлющей, что мы слышали, как за преподавательским столом шепотом сокрушался Травничек. Оказалось, что Остриш хотел сообщить ему что-то сразу после урока, но не успел.
Пять дней спустя убийца все еще был на свободе. Полиция выяснила лишь то, что нож действительно украли из хранилища артефактов на кафедре кроветворцев. Более того, преступник немного усовершенствовал артефакт, вставив в рукоять кристалл снежного обсидиана. Сам нож нам не показывали из соображений безопасности, так что мы видели только его фотографии. Теперь на допросы дергали тех, кто теоретически мог иметь доступ к хранилищу. Злат Беркут ходил злой как волк. Остальные однокурсники после нервной суеты впали в апатию. У нас все валилось из рук. Я провалила контрольную по теории рун. Мьюла однажды пришла к нам в гости с перевязанной рукой – поранила ладонь, когда пыталась открыть фрамугу. В результате они с Вербой чуть не подрались. Верба настаивала, чтобы подруга показала ей рану, а та упиралась.
– Трусиха! – сердилась Верба. – Знаю я тебя, без руки ведь останешься! Дай хоть мазью намажу!
– Да зачем мне твои лекарства, я сама зельевар!
Я налила девчонкам успокоительного чая с мятой, зверобоем и душицей, тоже заваренного Вербой, и попыталась воззвать к их совести. Понимаю, что время такое, мы все на взводе, но ссориться-то зачем? В конце концов, обиженная Мьюла ушла к себе, залечивать душевные и телесные раны, а я подсела к подруге.
– Что с тобой?
Посопев, Верба неохотно призналась:
– У меня зелье пропало. «Слезы василиска». Маленький такой флакончик.
М-да, неприятненько. Воровство в общагах не было чем-то из ряда вон выходящим, но раньше мы с ним не сталкивались.
– Вот заразы! – посочувствовала я. – Интересно, кто бы мог его свистнуть… Если хочешь, можем сигналку на дверь поставить. Я соберу. Дорогое зелье-то?
– Да не в этом дело, – поморщилась Верба. – Я теперь, получается, под подозрением. Ты же слышала, что нож украли из хранилища на кафедре кроветворцев, а все опасные артефакты там содержатся под замком.
– Ну и при чем тут ты?
Верба объяснила:
– «Слезы василиска» – это такое зелье, что лучше любой отмычки. Пять капель в замочную скважину – и вместо цилиндра замка у тебя будет дырка. Наверняка именно для этой цели его и взяли. Вот, сижу жду теперь, когда меня потащат на допрос.
Что за чушь! Мне казалось, она преувеличивает.
– Но ведь мы с тобой знаем, что ты не лазила не в какое хранилище! Мало ли чье зелье могли использовать? Пусть сначала докажут, что это твое!
– Мои флаконы легко опознать, они все подписаны, – вздохнула подруга. – По ним меня можно вычислить с полпинка.
Она достала с полки крошечный пузырек, запаянный воском. На донышке был выдавлен вензель в виде буквы «В».
– Я думала, что это будет моим фирменным знаком, когда открою салон, – понуро сказала Верба. – А стало уликой.
Я покачала головой:
– Никто в здравом уме не подумает, что тебе вдруг захотелось пристукнуть Остриша. Я вообще не понимаю, зачем кому-то понадобилось его убивать!
– Он что-то знал.
Верба с отвращением понюхала свою кружку.
– Тьфу, не могу больше пить этот чай! Пошли лучше какао сварим.
За окнами плавала чернильная темнота, но нам было не до сна. Где уж тут спать, когда вокруг творятся такие дела… Коридор, в который выходили двери остальных комнат, был полутемным и тихим. Мы пошуршали на кухне, а потом прокрались с кастрюлькой обратно, решив лучше посидеть у себя. Давно пора было не торопясь, с толком обсудить все происшедшее, причем лучше в нашей комнате, чтобы нас не подслушали чьи-то чужие уши.
– Каким был Остриш? – спросила Верба, доставая чистые листы бумаги и ручки. – Вспомни.
– Тихий, наблюдательный, – принялась я перечислять. – Въедливый.
– Любитель чужих секретов. Помнишь, сколько он про Ворона наболтал, когда хвастался Мьюле?
– Если он со своим любопытством случайно влез в дела Надзора, Беркут мог запросто его прикончить. За ним не заржавеет.
– Почему именно Беркут? – спросила Верба, остро взглянув на меня. – Нет, я понимаю, что он тот еще гад, но все-таки?
Потому что Ворона я в качестве убийцы не представляла. Категорически.
– Ну… он кроветворец.
«А они способны на все», – мысленно договорила я.
– У него наверняка есть ключ от кафедры, ведь он из Золотой дюжины. Ему было проще всех забраться в хранилище.
Да, хранилище… Нож. Мы все были в шоке, когда выяснилось, что орудием преступления послужил тот самый артефакт кроветворцев, про который все думали, что он давно сгинул. То есть убийце даже не нужно было подкрадываться к Остришу, достаточно просто смазать нож его кровью, приоткрыть дверь в кабинет и выпустить нож из рук. Тот сам нашел свою жертву. Я поежилась от неприятного ощущения, чувствуя себя так, будто между моих лопаток была нарисована мишень.
– Но где убийца взял кровь?
Догадаться было несложно:
– Остриш недавно поранился на физре, помнишь? Он еще ходил потом с марлевой нашлепкой во всю бровь. Убийца вполне мог воспользоваться этим случаем. Зайти в медпункт, стащить вату из мусорной корзины, активировать артефакт… а затем, в нужный момент запустить его.
Верба задумчиво разглядывала полки с книгами, постукивая ручкой по столу.
– Да, все сходится. Преступник должен был заранее завладеть ножом, если успел его усовершенствовать. Значит, все это было спланировано. Кстати, как ты думаешь, зачем ему понадобился обсидиан в рукояти?
– Это довольно редкий камень, – пояснила я. – Его обычно используют для остроты лезвий. В хирургии, например.
Помню, однажды папин старый друг подарил ему набор кухонных ножей с отделкой из обсидиана. Я тут же продала его от греха подальше. Во всем, что касалось домашних дел, у нас с Лилькой обе руки были левые, а этими ножами можно было порезаться, просто положив ладонь на кухонный ящик. В спину Остриша такой нож должен был войти легко, как в масло… Я невольно представила себе эту картину, с трудом подавила дрожь – и поспешно потянулась за кружкой, чтобы прогнать тошноту.
С другой стороны, снежный обсидиан был хорошей уликой. Он мог привести нас к разгадке. Мне пришла в голову мысль:
– Обсидиан довольно сложно купить, так что это хорошее направление для поисков. Можно обзвонить потенциальных продавцов и поспрашивать. У меня осталось несколько кристаллов от мамы…
Верба исподлобья посмотрела на меня:
– Они у тебя здесь? С собой?
– Конечно. Где же еще!
– Пересчитай.
Я скептически посмотрела на нее, но Верба была настроена предельно серьезно.
– Ты же не думаешь…
– Считай, что я заразилась от тебя подозрительностью. Пересчитай.
Чтобы ее успокоить, я полезла в свои коробочные запасы. Достала пакетик с кристаллами и глазам своим не поверила. У меня было шесть камешков. Осталось пять. Я растерянно порылась в других пакетах:
– Наверное, я потеряла его где-нибудь… Обидно.
Моя подруга хлопнула по столу ладонью:
– Синь, вынь голову из задницы и посмотри фактам в лицо! Кто-то пытается нас подставить. У меня украли зелье, у тебя камень. Наверное, это и правда Злат, сволочь! Убил Остриша и хочет свалить все на нас.
Теперь уже я начала сомневаться. То есть я не питала иллюзий относительно моральных устоев Злата Беркута, но сомнительно, что он мог провернуть в одиночку такую заковыристую интригу. Чтобы не уснуть прямо здесь, за столом, я добавила себе в какао побольше сахара. От глюкозы мозги заработали быстрее, и вскоре у меня созрела другая идея:
– Возможно, убийца пытается подставить не лично нас. Просто мы оказались самой удобной мишенью. Такое редко бывает, чтобы артефактор и зельевар жили в одной комнате, обычно все-таки стараются селиться по специальностям. А мы с тобой живем вместе, и на пары часто ходим вместе. В одну комнату забраться проще, чем в две. Возможно, убийца хотел бросить тень сразу на несколько факультетов.
– Действительно, – согласилась Верба. – Этот уродский нож ставит под подозрение артефакторов, зельеваров и кроветворцев. Остаются погодники и предсказатели. Значит, по логике, Остриша убил кто-то из них.
Ее логика показалась мне несколько кривоватой, ну ладно.
– Кто из погодников был тогда на уроке?
– Лаванда Грач, – скривилась Верба.
– Ты вспомнила ее, потому что она тебе не нравится.
– Терпеть ее не могу, стерву. Но так и быть, будем беспристрастны и пройдемся по всем студентам. И по преподавателям. А что? – прищурилась Верба, поймав мой изумленный взгляд. – Думаешь, у них нет секретов?
– Для начала исключим нас.
Этот момент не вызвал никаких возражений.
– И Мьюлу. Хотя она тоже сидела сзади.
Верба задумчиво кивнула.
– Да, она как-то не вписывается в сценарий. Слишком много в ней эгоизма.
Возможно, это не очень красиво с моей стороны, но было приятно, что Верба не поддалась кукольному очарованию Мьюлы и подмечала все ее недостатки, которые та пыталась скрыть за слащавыми улыбками. Хотя ее последнее замечание насчет эгоизма показалось мне забавным:
– По-твоему, убийства совершают только благородные альтруисты?
– Нет, но Мьюла… как бы сказать, слишком зациклена на себе, что ли. Такие люди чаще становятся жертвами, чем преступниками.
– Сплюнь!
Мне стало зябко от мысли, что убийца мог наметить себе еще одну жертву. Не дай бог!
– Из предсказателей на уроке была Олива Каменка, – вспомнила Верба, – и тоже сидела в задних рядах. Не могла куда-нибудь поближе сесть, что ли!
Задние парты на семинарах всегда пользовались популярностью. А Олива была подозрительна уже тем, что переехала из своей башни в общагу.
– Думаешь, она зарыла в башне чей-нибудь труп? – спросила Верба, задумчиво грызя кончик косы.
Спустя час усиленных размышлений наш список подозреваемых увеличился вдвое. Когда число фамилий в нем перевалило за пятьдесят, мы сдались. Нельзя было исключить абсолютно никого!
– Мы окружены преступниками, – грустно констатировала Верба, пока я вела кончиком пера по бесконечному перечню фамилий.
Моя ручка замерла напротив фамилии Беркута и обвела ее.
– Да… Но некоторые все же подозрительнее других.