На следующий день для новоявленных студентов устроили праздник. Предполагалось, что мы наденем нарядные платья, усядемся за богато украшенные столы и забудем о тех несчастных, кто сейчас паковал вещи и ждал автобуса за воротами Академии, чтобы бесславно возвратиться домой.
О неудачниках в Пенте забывали быстро.
Я оказалась перед сложным выбором, так как взяла с собой всего два легких платья, перешитых из маминых, и ни одно из них не тянуло на бальный наряд. Откуда я могла знать, что мне понадобится нечто подобное? Украшений у меня тоже не было. Только два кожаных браслета, с гематитом и «кошачьим глазом», но они не для красоты. Эти артефакты я сделала сама и ощущала их как часть себя. Они были мне нужны для защиты.
Чаще всего в артефакторных схемах использовали горный хрусталь, так как он усиливал энергию других минералов, но для создания личных вещей иногда подбирали индивидуальные камни. Например, пудреницы и расчески Вербы были украшены лазуритом – камнем, способным восстанавливать эмоциональное равновесие. Утренний туалет таким образом превращался в маленький сеанс психотерапии.
Мои браслеты, хоть и совсем простенькие на вид, тоже имели скрытые качества. Глянцевые камешки гематита в одном из них усиливали мои скромные физические возможности. Дымчатый «кошачий глаз» в другом браслете позволял сносно видеть в темноте. Что поделаешь, одинокая девушка должна уметь себя защитить, а из-за подработок мне иногда приходилось возвращаться за полночь.
Можно было взять мамино ожерелье из искусственного жемчуга, но я оставила его дома. Оно тоже было непростым: в каждой из бусин были спрятаны крошечные кристаллы, действующие так, чтобы наделить обладательницу ожерелья особым очарованием. Я подумала, что в крайнем случае отец с Лилей смогут его продать.
Повертев на руке браслеты, я поймала россыпь веселых бликов и подмигнула в ответ. Жаль, у меня не было амулетов для защиты от насмешек и презрения богатеньких однокурсниц. Чувствую, что на предстоящей вечеринке будет жарко. Конечно, можно и не ходить – мероприятие было не обязательным, но мне хотелось взглянуть на тех, с кем предстояло учиться. Кроме того, я не привыкла прятаться от проблем.
Заметив, что я уже пять минут стою над разложенными на кровати платьями, Верба приняла мою задумчивость за сомнения.
– Могу одолжить тебе то зеленое платье, помнишь? – великодушно предложила она. – Оно тебе очень идет! Хочешь?
Ее безотчетная доброта, с которой она относилась ко всем окружающим, всегда вызывала у меня теплое чувство. Все-таки мне удивительно повезло с подругой! Я с сожалением отказалась.
– Мы с тобой без пяти минут маги, а у них свои правила, – объяснила я. – Маги не просят об одолжении. Ты же помнишь, как это важно.
Верба покраснела так, что даже начала заикаться.
– Да ты что, Синь! Я же не для того, чтобы ты была у меня в долгу… Честное слово!
Я порывисто обняла ее:
– Конечно, я понимаю. Просто, чтобы не терять бдительности, давай с этого дня начнем вести себя как настоящие маги. Тогда никто не сумеет застать нас врасплох.
Втайне я радовалась, что нам с Вербой удалось-таки поселиться вместе, хотя поведение Мьюлы меня покоробило. Сначала она цеплялась за Вербу, как теленок за мамку, а потом сбежала, как только ей подвернулся более выгодный вариант. Все началось с того, что одна девушка из Золотой дюжины, Олива Каменка, отчего-то не пожелала поселиться в фамильной башне и попросила комнату в общежитии. Все удивлялись, с чего бы ей вздумалось сменить комфортабельную башню на сомнительный общажный уют с тесной кухней на этаже и одной душевой на несколько комнат. Ну захотелось вот человеку. Мало ли что. Может, она надумала сделать в башне ремонт, или ей слишком досаждали покойные родственники. Все семейство Каменок были прорицателями, а маги этой специальности имели дурную привычку навещать друг друга во сне, причем даже их собственная смерть не была препятствием для визитов. В башне Каменки двухсотлетние призраки чувствовали себя как дома.
Как бы там ни было, появление Оливы во втором корпусе нашей общаги произвело фурор. Многие девчонки тут же захотели поселиться поближе к ней – и к Мальве Беркут, которая после лекций часто забегала к подруге. Самые отчаянные фанатки готовы были жить втроем в одной комнате, лишь бы поближе к своим кумирам. Мьюле тоже как-то удалось туда втиснуться. Верба поначалу обиделась, а потом махнула рукой. «Меньше народу, больше кислороду», – заявила она. Я тоже так думала. Зато в нашем первом корпусе царили тишина и покой. А если Мьюле так хочется примкнуть к стайке элитных девчонок – пожалуйста! Как говорится, чем бы дитя ни тешилось.
Мы вымыли в комнате полы и окна, накрыли стол свежей скатертью и уже начинали чувствовать себя как дома. Я развесила над столом кристаллические таблицы. Верба прибила в углу полки для своих многочисленных баночек с эликсирами, а над кроватью повесила постер своей любимой группы «Озимые бобари». На подоконнике заколосился овес, из которого она делала какие-то масочки, на тумбочках постепенно росли стопки учебников, которые мы получали в библиотеке. Затем незаметно вкрался легкий хаос в виде колготок, брошенных на стуле, или забытых на столе чашек, – и таким образом наша комната окончательно приняла жилой вид.
– Девчонки, вы готовы?
Коротко постучав, к нам ворвалась Мьюла в облаке голубого шифона, уже разодетая для праздника. Со вчерашнего дня она вела себя с нами очень предупредительно, стараясь загладить свое предательство.
– Готовы, готовы, – проворчала Верба, разглядывая себя в зеркале и вдевая в уши длинные серьги. Ее платье переливчато мерцало в свете лампы. Моя подруга с детства любила одежду с люрексом или стразами, считая, что в жизни всегда должно быть место празднику. Школьную форму она терпеть не могла.
Вечеринку устроили в колонном зале – огромном пустом помещении, расположенном между двумя учебными корпусами. Оно легко могло вместить хоть триста человек. Когда мы вышли из общаги, уже стемнело, но макияж Мьюлы был таким ярким, что вполне мог освещать нам дорогу. Я попыталась вспомнить, не забыла ли накрасить ресницы.
Войдя в зал, мы сразу окунулись в атмосферу праздника. Из динамиков хлестало что-то забористо-танцевальное; потолок тонул в дымке теплого золотистого света. При виде целой толпы модных, раскованных и уверенных в себе людей мне стало не по себе. Верба с Мьюлой не подавали виду, но тоже заметно нервничали: Верба то и дело поправляла непослушную прядь, выбившуюся из прически, а Мьюла украдкой достала карманное зеркальце. Однако, присмотревшись к публике, я поняла, что мы зря стеснялись. Мы могли прийти в чем угодно, хоть в мусорных мешках, и никто не обратил бы на это внимания, потому что все взгляды в зале притягивала Мальва Беркут с подругами. Расположившись недалеко от стойки, эти девушки выглядели очень эффектно. Олива Каменка, как и многие прорицатели, предпочитала готический стиль: темная помада, черная хламида до колен и распущенные темные волосы. Несколько цепочек серебряными струйками сбегали по ее рукам и груди. К ней склонилась Лаванда Грач, нашептывая ей что-то на ухо. Еще одна юная магичка из Золотой дюжины. В ее насмешливом взгляде, неторопливо скользившем по залу, читалась будущая сплетня; одна прядь волос надо лбом была выкрашена в лиловый цвет. Короткий топ и юбка модели «широкий пояс» – смелый наряд, зато каждый из парней, проходя мимо, невольно замедлял шаг, глядя на эти бесконечные ноги. На шее Лаванды висел чокер с сине-зеленым камнем. Гелиотроп. Ага, значит, она из погодников. Этот камень усиливал способность управлять стихиями.
Но больше всего меня удивила сама Мальва Беркут. Внешне они с братом были похожи, их обоих выделяло необычное сочетание бледной кожи, светло-каштановых волос и темных глаз. Только в Мальве не было никакой нарочитости, никакой тяги к показной статусности. Одета она была в простое черное платье, а ее единственным украшением был рубин на пальце, любимый камень кроветворцев. Кроме того, она держала мундштук и время от времени изящно подносила его к губам. Я впервые видела девушку, которая вела бы себя настолько свободно и в то же время с достоинством.
Наверное, мне не стоило так долго таращиться на Мальву, потому что я невольно привлекла внимание ее свиты. Лаванда смерила меня едким взглядом, от которого даже кружева на моем платье съежились, будто от поднесенной спички. Потом она захихикала и что-то шепнула подруге. Терпеть не могу, когда меня так нахально обсуждают! Мне тут же захотелось стать невидимкой.
Верба и Мьюла уже скрылись в толпе танцующих. Я попятилась назад в поисках безопасного уголка и заметила еще одну новоприбывшую группу студентов во главе со Златом Беркутом. Он действительно был хорош собой, Мьюла не зря по нему вздыхала. Светлые волосы, укрощенные модной стрижкой, красиво очерченное лицо, твердый волевой подбородок. Весь вид и манеры Беркута говорили о том, что он прекрасно сознавал свою привлекательность. Войдя в зал, он приподнял голову и отбросил со лба пышную прядь, словно позволяя разглядеть себя получше. Это было так забавно, что я не удержалась от смешка. Как назло, в этот момент наши глаза встретились – и взгляд Беркута тут же сделался хищным. Охотничьим.
– Кто это у нас тут? – спросил он с ленцой в голосе. – О, это же та девчонка, которая не побоялась бросить вызов Ворону!
Его приятели загоготали. Я сделала каменное лицо, которым отпугивала наглецов в школе, и постаралась не обращать внимания на его цепкий взгляд. От него хотелось отмыться, а мне на сегодня и Лаванды хватило.
– Вряд ли у меня был выбор, – спокойно ответила я. – Все решил жребий.
– Будь ты поумнее, то попросила бы у старухи разрешения выбрать еще раз, – ухмыльнулся Беркут. – Но так даже интереснее. Я посмотрю, как Ворон съест тебя на десерт.
– Еще посмотрим, кто кого съест, – пробормотала я.
Он нарочито приложил ладонь к уху:
– Что? Этот зефир в цветочек что-то сказал?
Развернувшись, я ушла прочь, не обращая внимания на смешки и подначки, летевшие мне в спину. Щеки у меня горели. Нет, права была Лилька, два года я здесь не выдержу! У меня руки чесались, так хотелось активировать браслеты и стереть с физиономии Беркута его гадкую ухмылку.
С таким настроением было не до танцев, поэтому я всерьез задумалась: не уйти ли домой? Чтобы не стоять с пустыми руками, взяла у парня за стойкой бокал шипучки. Вскоре обнаружилось, что туда от души подлили спиртного. М-да, алкоголя здесь явно не жалеют. Интересно, чем думали организаторы: собрать полный зал пьяных первокурсников, еще не умеющих контролировать свою магию – это плохая идея. Даже шонгрит, которым были отделаны пилястры на стенах, нас не спасет. Или в помещении есть и другая защита? Потом пришла мысль, что это могло быть очередной проверкой: сейчас мы ударно повеселимся, а утром администрация отчислит самых буйных из уцелевших. Я решила предупредить девчонок, чтобы были осторожнее с напитками, и поискала глазами Вербу. Было не так-то легко вытащить ее с танцпола. Отхлебнув из моего бокала, она засмеялась:
– Расслабься, нету здесь ничего, одна иллюзия. Да еще «барвинка» добавили для прочищения мозгов. Совершенно безобидная вещь!
Пришлось признать, что иногда моя подозрительность смахивает на паранойю. Я облегченно вздохнула:
– Ладно, я тебе верю. Ты у нас специалист.
– Лучше пойдем потанцуем. Не бойся, Ворона здесь не будет. Он всегда говорил, что не умеет веселиться, и лучшее развлечение для него – это придумывание новых артефакторных схем.
– Когда это он тебе говорил? – удивилась я.
– Не мне, в интервью.
Я хитро прищурилась: ага! Не только я, значит, почитываю на досуге статьи про нашего знаменитого однокурсника!
– Так что можешь не волноваться, сегодня он тебя не достанет. О, Дербник принес гитару! – вдруг воскликнула она. – Говорят, его стоит послушать. Играет как бог.
Я посмотрела на высокого плечистого парня в простой футболке и джинсах, стоявшего с гитарой в руках. Он болтал о чем-то с девчонками. Его русые волосы до плеч были собраны в хвост, на лице играла широкая улыбка. Аксен Дербник, еще один золотой мальчик из Дюжины. Справедливости ради, не все из них были заносчивыми засранцами. Некоторые – вполне приличные люди. Но снисходительно-брезгливое отношение таких типов, как Лаванда или Злат Беркут, портило всю картину.
– Мы для них просто насекомые, – хмуро сказала я. – Букашки.
– Да плевать. – Вербе сегодня море было по колено. – Лично я собираюсь быть самой веселой букашкой на этой поляне!
Динамики ненадолго стихли, а потом из них полилась первые аккорды новой мелодии. Публика засвистела и завопила. Верба, сверкая глазами, схватила меня за руку:
– «Богиня света»! Это же наша песня! Пошли!
Она утянула меня за собой, и мы влились в круг танцующих.