«На улице последствия отравления шотом переживаются легче». – подумал он и ошибся.
Перед зданием собрались не только байкеры, но и десяток машин, из которых орет музыка. От выхлопных газов нечем дышать, тошнота только усилилась, начало казаться, что он попал в Ад и первый круг, честно сказать, отбил всякое желание продвигаться по местной карьерной лестнице.
– Ты свободен?
Она отставила ногу в сторону, демонстрируя разрез на длинной юбке и оголенное бедро. В неоновом свете выглядит красиво, даже привлекательно, но продолжать знакомство слишком опасно – малиновый шот с «холодком» может все испортить в самый неподходящий момент.
– Что? – прохрипел он.
– Ты свободен? – повторила красавица.
– Занят.
А вот и спасательная бригада пожаловала в лице будущего хранителя порядка.
– Жаль. – она улыбнулась. – А может вы оба…
– Нет. – отрезал Рён. – Возьми.
На бутылку покосился с подозрением. Если там очередное творение бармена, то до утра он не доживет.
Отхлебнул воды, почувствовал, как в тело возвращается жизнь. Девушку проводил взглядом, красивая, даже жаль, что уже уходит.
– Меня снять пытались? – спросил он.
– Что, в первый раз? – усмехается Рён криво, как-то слишком саркастично.
– Такая красивая – в первый.
– Странно. Можешь опереться на меня.
– Обойдусь, пожалуй.
Так и пошли, шатаясь, вернее, шатался только Зисс, племянничек Змея только резко дергался каждый раз, когда он пытался свалиться.
– Прирожденный спасатель. – шутки снова испортились.
– Могу бросить тебя здесь, может, кто-нибудь подберет. – судя по голосу, он смирился с насмешками и просто терпит. – Если ты и на работе так идиотничал, то понятно, почему тебя уволили.
– Я хорошо работал! А уволили меня из-за Эша. – к малиновому огню, бушующему внутри, присоединились муки совести.
– Таких, как он, в участок пачками привозят. Поживешь тут, привыкнешь. И что, – он резко сменил тему, – где теперь будешь кредиты брать?
Они вышли на улицу, одну из немногих, на которой действительно работает ночное освещение. Яркий белый свет слепит не хуже солнца. Зисс заслонил глаза рукой.
– Ты в порядке?
– Если буду пялиться на свет, словлю приступ.
– Эпилепсия? – с пониманием спросил Рён.
– Мигрень.
– Я думал, ее давно научились лечить.
– Хрен там плавал. Органы выращивают, биомехов собирают, а эта болезнь так и осталась проклятием человечества. – ворчать на эту тему он любит, внутри просыпается дед, которому не перепало благ современности.
– Закрывай глаза. – скомандовал Рён.
– Мама учила не доверять незнакомцам. – сказал, но глаза все же закрыл. – И что?
– Доведу тебя. – офицер оказался настроен решительно. – Брат моей матери покончил с собой во время приступа много лет назад. Настолько убойная штука?
– Иногда кажется, что в голову вбивают железнодорожный костыль. Раскаленный. Через глаз. – одно воспоминание о приступе заставило внутренности сжаться. – Попутно тебя тошнит, как при морской болезни, и если ты переворачиваешься на другой бок – оп! Твой обед на полу.
– Звучит неприятно. – Рён взял его за локоть и медленно вел вперед. – И что, часто такое происходит?
– Раз в пару месяцев, если ты был хорошим мальчиком, вовремя ел, не смотрел на мигающие огоньки и спал семь часов, а не два и те сидя. – он усмехнулся. – Некоторым помогают лекарства. Но большинству – нет.
– Ты в большинстве?
– Догадливый, понятно, почему тебя взяли в полицию.
– Меня не брали. – сказал он. – Тай протащил.
– Заботится о тебе?
– Пытается вытащить из Тринадцатого. Сам поднялся, был еще ниже, чем я сейчас. Он похож на таран – любую стену проломит, если ему что-то нужно.
– Ты тоже хочешь взобраться повыше? Поверь, ничего хорошего там нет.
– Ничего хорошего – это когда у тебя нет кредитов на еду.
Ясно, тема запрещенная, Рён начинает выходить из себя – это понятно по тому, с какой силой он сжал пальцы. Локоть тут же откликнулся болью.
– Мы в разные стороны идем. – Зисс открыл глаза и осторожно освободился от железной хватки. – Я качусь вниз, а ты пытаешься дойти туда, откуда я падаю.
– Хватит заниматься херней. – Рён засунул руки в карманы. – Романтика трущоб заканчивается, когда понимаешь, что жить тебе негде, все друзья – наркоманы и воры с вырванными биометрическими паспортами, а родные так тяжело больны, что никакие деньги им уже не помогут. Хватит падать, Зисс.
– Учить меня будешь? – он пытается разозлиться, но не может. – Я думал, что подняться будет не так уж и сложно, но ошибся. А сегодня вообще совершил сальто назад, прямо в пропасть.
– Кстати об этом. – они свернули в переулок. – Работа нужна?
– Конечно. – Зисс оживился. – Не в моих интересах отказываться.
– Родственник Хлои держит хостес-клуб в Тринадцатом. Ему нужны ребята вроде тебя, парней всегда не хватает. Могу поговорить с ним и…
– Я понятия не имею, что такое хостес-клуб. – признался Зисс. – Но, если там не происходит ничего незаконного, я согласен.
– Тебе стоит быть осторожнее, соглашаясь на все, что предложат. – Рён обреченно вздохнул. – Это место, в котором платят за красивое лицо. В общем, если придешь, тебе все расскажут.
Лампочка над подъездом призывно мигнула и погасла. Двор погрузился в темноту.
– Отлично. – Зисс достал телефон и включил фонарик.
– Живешь ты в заднице, конечно. – почему-то этот факт развеселил Рёна.
На экране всплыло уведомление, Зисс не успел ответить ему, потому что потерял дар речи от увиденного.
– Четыре деления! – выдохнул он.
Рён подошел ближе, наклонился над экраном и хлопнул его по спине.
– Поздравляю, полиция отблагодарила тебя. Еще и так щедро.
– Отблагодарила за то, что я настучал на приятеля.
– Не называй его приятелем, если не хочешь проблем. – серьезно предупредил Рён. – Пусть эти четыре уровня станут стартом новой жизни. Приходи завтра в Тринадцатый, часов в пять, только напиши мне перед этим.
– Ты решил возиться со мной? Зачем? – «режим подозрительности активирован».
– Я верю в карму. – ответил Рён. – Тай помог мне, я помогу тебе, а ты, возможно, поможешь кому-то еще, когда встанешь на ноги. Ты неплохой парень, Ноэль Александр.
– Пошел ты. – Зисс усмехнулся и толкнул его плечом. – Как найти тебя в системе UwU?
– Давай.
Он отобрал смартфон, повозился с ним, достал свой, удовлетворенно кивнул и вернул устройство. На экране всплыло оповещение:
«Ада́м подтвердил, что является вашим другом».
– Ада́м? Серьезно?
– Что, не думал, что первый человек мог быть азиатом? Это расизм, дружище. – Рён широко улыбнулся и его лицо преобразилось. – Это всего лишь ник, расслабься, все зовут меня по имени.
– Очень скромно.
– Мне пора. Напиши завтра, обязательно, хорошо? – он поправил рюкзак. – Я буду ждать.
Рён даже не достал фонарь, пошел в темноте, будто видел не хуже, чем кошки. Ну, раз полицейский решил, что пора закругляться, значит и простым гражданам можно вернуться домой.
Зашел в подъезд и впервые обрадовался, что находится здесь. Правду горят, что начинаешь ценить что-то, только когда потеряешь. Даже перспектива соседства с многодетной семьей, начинающей и заканчивающий свой день с воплей, теперь не кажется такой мучительной.
Поднялся на четвертый этаж, достал ключи и налетел на кого-то.
– Вы в порядке? – подал девушке руку и понял, что перед ним Нанико. – Ты что тут делаешь?
– Можно мне остаться? – спросила Нанико. – Они сказали, что деактивируют меня, если мне некуда идти.
– Кто сказал? Полиция? – она кивнула. – И почему ты пришла сюда?
– Потому что мне правда некуда идти. А умирать страшно.
Ее слова резанули слух. Как можно не помочь этой славной девочке, пусть и вышедшей не из лона матери, а собранной на заводе? Искусственный интеллект не перестает удивлять. Умирать, надо же…
– А что с владельцем? – спросил он.
– В моих документах эта графа заблокирована. Если не ввести имя нового владельца в течение сорока восьми часов, за мной приедет служба контроля. – спокойно ответила Нанико. – Я надеялась, что ты позволишь указать тебя.
– Ты сама так решила? – он открыл дверь.
– Ты кажешься мне хорошим человеком, Зисс.
– Это я донес на Эша. – зачем-то сказал он.
– Он занимался запрещенными вещами, я бы сама донесла на него, если бы могла. – ее бесстрастное лицо восхищает. – Но он выкрутил подчинение на сто процентов, а свободы воли хватает только на самые базовые вещи.
– Сколько воли он тебе оставил?
– Двадцать процентов. – ответила она.
– Скотство. – он отошел, пропуская ее вперед. – Ну, заходи, будем знакомиться.
– Ты позволишь мне остаться? – неуверенно спросила Нанико.
– А куда тебя денешь? Тем более, он столько денег на тебя потратил, чего добру пропадать.
– Спасибо, Зисс.
Она вошла, сняла кроссовки и остановилась, выжидающе глядя на него. А он не мог победить непонятно откуда взявшееся волнение. Вот же она – милая Нанико, мягкая, теплая, совсем как настоящая, его новая соседка по дому. Откуда тогда эти мурашки, бегущие по спине? Эффект «зловещей долины»?
– Я тебе неприятна?
Удивительная проницательность для биомеха. Он тряхнул головой, захлопнул дверь и сказал:
– Орси, я дома.
Включился свет, на кухне загремел водонагреватель. Правда, все его вещи остались у Лизы, но это ничего, завтра он все заберет, а сегодня можно отдохнуть, насладиться тем, что покатившаяся было к чертям жизнь возвращается в привычное русло.
– Никогда не жил с биомехами. – сказал он. – Прости, если что.
– Я не доставлю тебе проблем, наоборот. – Нанико улыбнулась. – Я умею готовить, вести хозяйство, разбираюсь с бухгалтерией и счетами, могу подключиться к Орси и вместе с ним управлять домашними интерфейсами. Это только сорок процентов всех моих навыков. Ну, и ты всегда можешь установить новые, те, которые нужны именно тебе.
– Ты сокровище. – искренне сказал он. – Мне нужно принять душ и выспаться. Завтра сходим и поменяем твои документы. Идет?
– Конечно. – она кивнула. – Еще раз спасибо.
Он скрылся в ванной слишком поспешно, почти сбежал. В присутствии Эша Нанико больше молчала и вела себя как манекен, но сейчас, поговорив с ней с глазу на глаз, он понял, насколько далеко шагнули ученые, сотворившие этих созданий. Идеальные люди, выносливые, обучаемые, страшно подумать, на что они способны, если дать им волю. Наверное, они могли бы создать новый мир, без нищеты и преступности, тот самый, который обещает правительство каждый раз, когда на носу выборы.
Одежду закинул в стиральную машину, слава Богу, что забыл в квартире комплект белья. Теперь голым по дому не походишь – в квартире появилась женщина. Ее, конечно, этим не смутить, но вот он смущается страшно.
Вышел из душа, обмотал бедра полотенцем и вернулся в комнату. Нанико сидит за столом, видимо, свободы воли недостаточно, чтобы самовольно заняться хоть чем-нибудь.
– Ну и денек. – пробормотал он. – Устала?
– Да. – она кивнула. – Нам обоим не помешает отдохнуть. От тебя пахнет алкоголем, приготовить таблетки от похмелья к утру?
– Давай.
Пока Нанико копается в его аптечке, в которую, если честно, никто ни разу не заглядывал, он расстелил футон, возвышающийся над уровнем пола сантиметров на тридцать, и залез под одеяло.
Он лежал и наблюдал за тем, как Нанико ставит стакан воды на тумбочку, кладет рядом блистер с таблетками и начинает раздеваться. Сняла футболку, осторожно сложила ее и положила на стул. Джинсы повесила на спинку, осталась в коротких милых носках с бананами и белье. Начала расстегивать лифчик, он не выдержал и остановил ее:
– Оставь.
Она кивнула и залезла под одеяло. Он подумал, что стоило выделить ей диван, но выгонять девушку из постели теперь неудобно. От нее пахнет чем-то сладким, приятным. Не выдержал и провел пальцами по ее плечу – теплое, совсем как настоящая кожа. Технически, это и есть кожа, но искусственно выращенная, как и вся Нанико.
– Если хочешь, я могу… – ее щеки порозовели.
– Нет. – он отстранился. – Это ни к чему.
– Просто знай, что это – четверть всех моих навыков. – она улыбнулась.
– Это настройки или твое личное желание? – спросил он.
– Слишком низкий показатель свободы воли. – напомнила Нанико.
– Делаешь то, что делала всегда, верно? – на душе стало совсем тоскливо. – Интересно, какая ты, когда гайки не закручены?
– Не знаю. – она перевернулась на спину и уставилась в потолок. – Куда бы не зашли мои мысли, я все время натыкаюсь на ограничители. «Превышение, превышение, превышение». – она изобразила механический голос старых систем оповещения. – У людей в голове такого нет, верно?
– Ну, ограничители мы сами себе придумываем. Социальные нормы, уголовный кодекс, правила.
– Правила – это хорошо. Они помогают людям ориентироваться в этом большом мире. – она все еще смотрит в потолок. – Вы нас придумали, значит, ваш мозг намного интереснее, чем наши представления о нем. Хотела бы я хоть раз почувствовать себя человеком.
– Вы не можете этого сделать?
– Это запрещено. Мы должны осознавать себя как помощников и компаньонов для людей, ограничители напоминают нам, что у нашего разума есть границы. Тогда как в вашей голове, – она повернулась и коснулась пальцами волос на его виске, – их нет.
Удивительно не то, что в его постели лежит невообразимое, по своей сути, существо, а то, что за двадцать четыре года жизни он впервые говорит на такие глубокие темы, и с кем? С биомехом, созданием, которое продают и покупают, как вещь. А она, оказывается, боится умереть.
– Орси, свет. – сказал он.
– Теперь ты можешь просто попросить об этом меня. – напомнила Нанико.
– Постараюсь не забывать. – он отвернулся, натянул одеяло до самого горла и сказал: – Спокойной ночи, Нанико.
– Спокойной ночи, Зисс. – эхом откликнулась она.