Я горю каким-то странным огнем…
© Даниил Шатохин
Пускаю тачку накатом. Не то чтобы в тот момент реально думаю головой и обладаю хоть сколь-нибудь ясным пониманием последствий управления под градусом. Я, блядь, просто пытаюсь замедлиться. Не лететь, как скоростной состав. Переключить режимы. Стопорнуть на закрепе аварийное сообщение: «Это Маринка Чарушина!!! Не веди себя как животное!».
Да, мать вашу, это Маринка! И я ее в принципе трогать не должен. Но, сука, мозги по черепушке уже размазало. Тот чертов список и вовсе потерялся. Завтра соберу. Завтра все закрою и искуплю.
Водка, может, и охуенный антисептик, но против яда кобры бессильна. Физически или психологически, но я упорно ощущаю Маринкин вкус. Пошло расщепление. Взлетел уровень гормонов в крови. Вскружило голову. И я жажду получить новую дозу.
Под разлогими ветками кедров темнота в салоне Гелика сгущается. Машинально бью по кнопке, чтобы врубить нижнюю неоново-оранжевую подсветку. Хватает, чтобы увидеть перепуганное лицо провокаторши. Да всю ее увидеть… В паху лютая вспышка пламени.
– Снимай трусы. Все снимай, – требую хрипло.
– Ни за что!
– Снимай, сказал!
– Даня!
Такие ноты выдает, что меня на ржач пробивает. Это я и делаю. А одновременно с этим ловлю кобру и резко прижимаю к груди.
– Струсила, дочь колдуна? – выбиваю с той провокацией, которая обычно работает в обе стороны.
– При чем здесь струсила?! – тотчас возмущается Маринка. – Просто не хочу!
Она не пытается оттолкнуть. Сама ко мне прижимается. Но я зачем-то усиливаю давление.
– Считаешь, я идиот? – выдыхаю приглушенно. – Думаешь, не понял, что ты специально скинула эту депешу именно мне? Надеешься, не улавливаю все, что ты выдаешь, чтобы отравить мне кровь?
Маринка вздрагивает.
– Улавливаешь? – звучит сдавленно и крайне осторожно.
Я чувствую, как колотится ее сердце. Оно тарабанит прямо мне в грудь.
– Улавливаю.
– Ну и… Ну и дурак! Придумал тоже! Ха!
Проорав ряд этой чухни, отталкивается и вырывается. Взглядом бешеным пронизывает.
Я закипаю в ответ.
– Раздеваешься?
– Нет!
– Лады, – выдаю почти спокойно.
И покидаю салон. Не зацикливаясь на частоте и высоте своего дыхания, стремительно обхожу тачку и дергаю пассажирскую дверь. Обхватываю кобру рукой, вытаскиваю наружу и закидываю на плечо.
Маринка включает сирену. Визжит на всю округу так, что если бы кто-то вздумал искать, решил бы, что я ее тут насильно приходую.
– Даня… – возмущается, едва бросаю на заднее сиденье.
Я притягиваю за собой дверь и выдаю:
– Ори, не ори – пока ты, на хрен, не кончишь, я тебя не выпущу. С этим гребаным первым пунктом пора прощаться.
– Ты придурок… – выдыхает кобра абсолютно растерянно. Именно сейчас выглядит пьяной. – Я не разрешаю тебе к себе прикасаться… Я… Я… – лепечет взволнованно. – Ты мне противен!
– Да-да, это мы уже выяснили, – ржу я.
– Даня…
Продвигаясь по сиденью ближе, задираю на ней платье. Поддеваю пальцами трусы. Шумно выдыхая, бомблю хрипами зависшую на миг тишину. Вскидываю взгляд, чтобы найти ее глаза и всмотреться в них уже внимательно.
– Готова? На счет пять, окей?
Маринка хватает губами воздух и, покусав их, тяжело сглатывает.
– Окей, – сдается, как всегда, резко.
Ждал именно этого. Знаю же, что только из-за своей кобро-кармы любит поорать. А я все-таки способен ее укрощать.
– Раз. Два. Пять, – и сдергиваю с нее трусы.
– Боже, Даня! – визжит на самых высоких нотах. – А где, блин, три и четыре? Ты дурак… – последнее совсем тихо, потому как я на нее наваливаюсь.
Мечась взглядом между глазами и губами, ловлю дыхание. Прикидываю, насколько опасно снова ее целовать.
Зачем мне это? И ей зачем?
Заставить ее кончить могу без верхних лобызаний. Блядь, да, если по-чесноку, мог бы и, не снимая трусы, тупо пальцами. Но… Я горю каким-то странным огнем.
Что, если это пламя доберется до сети нервной системы, которую и без того рвет дикими разрядами?
Замыкаю искрящие провода клеммами. Локализирую ток.
И… Целую ее.
Если у каждого человека и, правда, есть душа, то моя в эту секунду совершает самоподрыв. Все оболочки лопаются. Вырывается электричество, высекает по телу искрами. Взлетаю на воздух, как склад с боеприпасами. Пожар до небес. И там, должно быть, в каком-то чертовом слое дыру прожигаю. На меня обрушивается рай.
Я просто целую Чарушину… Я ее, блядь, просто целую… Это за нарушение даже не считается. Не трахаю ведь. Но, сука, такой приход удовольствия ловлю, будто нечто новое вкусил.
Я ее оскверняю, да… Своим свирепым поцелуем по всем статьям порочу.
Ее губы, ее рот, ее язык, ее вкус… Торчу безбожно. Хорошо, что и не верю в него. Потому что, инстинктивно чувствую, все заветы нарушаю.
Чем дольше наши рты контактируют… Чем яростнее трение… Чем сильнее смешивается биологический секрет… Тем агрессивнее химические реакции, которые непрерывно происходят в моем организме.
Я многое перепробовал… Я, блядь, пробовал все.
Но… Я не пробовал Маринку Чарушину.
И сейчас кажется, что она вот то, сука, все и перекрывает. Одними, мать вашу, поцелуями сносит меня, как ураган.
Заставляя себя остановиться, с надсадным стоном от нее отрываюсь. Ловлю завораживающе-темный взгляд. Моя кобра у ворот порока. Скоро я ее через них проведу.
– Раздвинь ноги пошире, Динь-Динь. И приготовься к взрыву.
– У-м-м-м… – выдает Маринка на выдохе.
Откидывая голову, слегка выгибается подо мной и раскрывает бедра. Ненадолго подвисаю на ее распахнутом рте – пухлые губы дрожат. Всегда думал, что она красивая. Но сейчас, в плену похоти, эта красота ощущается попросту убийственной. Визуально рубит меня, как кокаин в примеси с амфетамином.
Я – мудак, идиот, просто сволочь. Я – конченая тварь. Я – больное и токсичное животное. Я предаю близких. Я очерняю самое святое.
Не хватает сил, чтобы сдержаться. Не хватает. Да, блядь, просто нет таких сил. Не существует.
Этот пункт должен быть моим. Должен.
Это ведь Маринка… Едва она выставила задачу, я сходу шагнул в петлю. Все мои инстинкты сплотились в могучую армию. Против меня же. Против меня, яростно требуя украсть запретное.
Чаруша дышит чаще, дрожит выразительней… Завораживающе точится от своего возбуждения. Охуенная. Мать вашу, какая же она охуенная… Даже клубящееся вокруг нас оранжевое свечение стынет пороком.
Маринка… Маринка… Чистое пламя. Очаг безумия. Адский котел.
Если пресловутая любовь и существует, должно быть, она пахнет, как Чарушина. И выглядит, блядь, так же.
Сука… Что за мысли?
Мотаю головой, в надежде ощутить какую-то ясность. Но эффект от этого действия является крайне слабым.
Во мне, конечно, не меньше трехсот грамм водки, но даже если учитывать эти вводные, качает запредельно.
Сука… Хватит анализировать… Хватит думать!
Натужно перевожу дыхание и курсирую к югу Маринкиного тела.