Давай, всасывай осторожно. Не торопись.
© Даниил Шатохин
– Нет, нет, нет, – рублю скоростным составом, едва вижу кобру. Пока она становится в позу, закатываю глаза и возношу небу все свои проклятия. За что, блядь? Свирепо выдыхаю. Вставляю в рот сигарету, затягиваюсь и сердито пуляю окурок в траву. Впиваюсь в ведьму липким взглядом. – В этом ты не поедешь, – выдаю безапелляционно.
Маринка, не снимая рук с бедер, демонстративно ведет плечами.
– Уверен?
– Уверен.
– Почему?!
– Потому, – рявкаю я. Вздыхаю, когда она от столь яростного проявления эмоций вздрагивает. – Кусок летающего лоскута вместо лифчика, трусы и проститутская сетка на ногах, – перечисляю так же агрессивно, но значительно тише. – Ты, блядь, серьезно?
– Это шорты, – толкает обиженно. И зачем-то, пока палим друг в друга горючими взглядами, уточняет: – Кожаные.
– Вернись и переоденься, – цежу сквозь зубы.
– Иначе?
– Иначе останешься дома.
У меня, мать вашу, капитальный сбой системы случается, когда она вместо очередной порции возмущения сверкает улыбочкой.
– Ладно, – бросает и убегает, сверкая полуголой жопой.
Я, конечно, таращусь вслед. Пока Маринка не исчезает в темноте.
Чертыхаясь, упираюсь задницей в капот Гелендвагена. Подкуриваю новую сигарету, затягиваюсь и вытаскиваю завибрировавший в кармане джинсов телефон.
Мариша Чарушина: На память*_*
И фотка в этом блядском прикиде, с дерзко высунутым язычком.
Big Big Man: Кривляка.
Big Big Man: Крупнее давай.
Что я, мать вашу, делаю? Она же не одна из тех самок, которых я могу оприходовать.
Список, Тоха! Список!
Мариша Чарушина: Я уже разделась. Работай рукой – коснуться экрана и потянуть в стороны.
Сука… Не шагнул ли я еще за черту дозволенного? Блядь, конечно, шагнул.
Надо как-то осторожнее, нейтральнее, равнодушнее… Я смогу.
Выдыхаю облако дыма и вскидываю взгляд на ее окно.
Разделась, значит? Твою мать…
Не выпускал телефон из руки, поэтому, как только чувствую вибрацию, просматриваю сообщение.
Мариша Чарушина: Нормально так?
Новое селфи в платье. Коротковато, конечно. Но если я буду чересчур сильно докапываться, она поймет, что… Что? Что, блядь, она поймет?!
Big Big Man: Нормально.
Маринка отвечает счастливым смайлом. И пару минут спустя во второй раз подбегает к моей машине.
– Ох, вот это у тебя все-таки танк… – выдыхает, когда открываю для нее дверь. Не удосужившись запрыгнуть, оборачивается. С улыбочкой щурится. Я машинально отражаю – угрюмо сталкиваю брови на переносице и задерживаю дыхание. – Это что, компенсация? – точит кобра ядовито. – Ну, за маленькую дудку. Знаешь, так говорят…
Договорить у нее возможности нет. Когда я хватаю ее руку и резко притискиваю к своему ноющему стояку, слова перебивает вскрик. У меня есть две секунды, чтобы прикрыть в странном кайфе глаза. После ведьма отдергивает ладонь.
– Совсем уже?! – пыхтит, краснея на моих глазах. – Ненормальный, – последнее крайне задушенно.
Без слов подхватываю кобру и закидываю на сиденье. От души хлопаю дверью. Пока обхожу тачку, сквозь зубы матерюсь.
Занимаю водительское кресло, завожу мотор и выруливаю на трассу. Маринка помалкивает. Трудно понять, то ли реально обиделась, то ли опасается дальше провоцировать. Все время, которое у нас уходит на дорогу, тупо в телефоне копается. Это я на нее запредельно часто кошусь, а кобра вскидывает голову, лишь когда глушу двигатель.
– Уже приехали? – активизируется, словно ей ширку какую-то вкололи.
– Да. На месте, – изрекаю суховато.
Пока выбираюсь из машины, Маринка тоже выскакивает. Весело улыбаясь, вдруг хватает меня за руку. Не могу не ухмыльнуться в ответ, даже при учете того, как странно бомбит моя атрофированная сердечная мышца.
– Один коктейль, и идем на танцпол, – выдыхаю ей на ухо, едва проходим охрану.
Динь-Динь не возражает. Восторженно выкатывая глаза, медленно, будто завороженная, курсирует взглядом по залу. А я… Я на ней подвисаю. Крепче стискивая тонкие пальцы, мусолю те ощущения, что возникают при осознании, что она тут со мной.
Что за дичь?
Ну, блядь, наверное, мне немного приятно, что Маринка Чарушина выбрала меня для своего первого знакомства со злачными местами Одессы. Немного. Черт, интересно же за ней наблюдать. Вот и все.
Она… Она прикольная.
Да, прикольная. Что тут такого?
Я же не собираюсь ее трахать. Просто тусим вместе. Все.
Заказываю самый слабый коктейль. При этом, пока Маринка вертится, еще и контролирую процесс приготовления. Когда халдей лед в бокал скидывает, показываю, чтобы побольше. А когда алко льет, незаметно жестом стопорю. На этапе сока, поднимая пальцы, удваиваю порцию. Бармен стреляный, понимает без слов. Хоть и удивляется, не комментирует. Молча ставит перед Маринкой бокал.
– Давай, всасывай осторожно. Не торопись, – курирую на автомате. И сам же своими словами давлюсь, стоит кобре обхватить губами соломинку. – Ух, блядь… – выдыхаю сипло и отворачиваюсь.
Секунды на три.
– Неплохо, – мягко приговаривает Марина.
И я сливаюсь. Снова во все глаза на нее таращусь. А она ко всему еще берет и облизывает губы. Низ моего живота закипает, на хрен.
– А ты почему ничего не пьешь?
– Не хочу, – давлю тупую отмазку. – К тому же я за рулем.
И должен оставаться трезвым.
– Ка-а-амон, – протягивает кобра ехидно. – Я тебя потому и выбрала, что ты не скучный. А ты… Ведешь себя сейчас как Тёма! Фу, скукота!
– Твой яд на мое решение не повлияет.
И… Меньше часа спустя бухой разрываю танцпол. С Маринкой, конечно. Сначала, наблюдая за ее провокациями, я незаметно добираюсь до мысли, что оставаться рядом с ней трезвым – непосильная задача. Позволяю себе стопку. Одну, блядь, стопку водки. Но… Едва опрокидываю, ловлю Маринкин горячий выдох:
– Еще три, и я тебе кое-что важное расскажу.
Отстраняясь, добивает взглядом.
И меня, сука, закручивает. Башню такими кольцевыми таскает, будто я уже после литра.
Моргая, натужно тяну носом кислород. Делаю бармену знак на повтор. А для Чаруши выталкиваю:
– Считай.
Быстро, на голодный желудок, закидываюсь. Столько, сколько провокаторша выставила. Она считает, конечно. Вслух и со своей сладкой улыбочкой, еще и пальцы загибает.
Выполнив условие, раскидываю ноги шире и дергаю между них ведьмин стул. Всматриваюсь в ее лицо. Уже на аварийных. Зализать ее охота. Покусать. Сожрать.
– Гаси, – даю отмашку.
Маринка краснеет. Тянется еще ближе. Обнимая за шею, тычется губами в ухо. Меня тотчас дрожь рубит. Да такая лютая – ощущение, что кожа сходит.
– Ты спрашивал по оргазмам… – шепчет задушенно. – Загвоздка в том, что там условие, – стопорится, выдерживая паузу. А потом, когда у меня буксует сердце, с тем же придыханием шелестит: – Зачтется только настоящий оргазм. С парнем.
Стискиваю ее, не позволяя отстраниться. Прижимаю к себе уж явно не по-братски. Порочно, жадно, свирепо.
– Я буду этим парнем, – выбиваю, скользя по ее щеке губами.
Маринка содрогается и замирает. Позволяет мне всасывать кожу на своей шее. Раз, другой… Дурею.
И она отталкивает.
Сцепляемся мутными взглядами. Ее такой же хмельной, как и мой. Оказывается, существует такая хрень, когда тебя настолько кроет от девчонки, что ты ее будто визуально ебешь. Каждая часть Маринки причиняет мне адское удовольствие. Просто от того, что я смотрю на нее. Каждая ее часть, блядь. Каждый миллиметр.
Жду, что она, как обычно, завопит нечто вроде: «Просто так сказала! Тебя не просила!». Но Чаруша молчит. Она, мать вашу, молчит. А молчание… Молчание – это, всем известно, знак согласия.
Тотально. На максималках. Меня раскатывает.
– Пойдем танцевать, – просит Маринка.
И вот тогда… Мы взрываем танцпол. Я, конечно, всегда знал, что она охуенно танцует, а я просто сам по себе охуенен. Но, блядь, такого урагана у меня не было ни с кем.
Окончательно завязываю себя контролировать. Прижимаю Маринку с одним-единственным посылом – агрессивно сливаюсь с ее телом. Послабляю напор, только когда она страстно виляет, выделывая по мне какие-то безумные пируэты. Иногда вращаю ее сам – хочу, чтобы у нее кружилась голова. И… Зализываю ее, конечно. Шею, ключицы, вырез платья.
«Список, Тоха… Список…» – долбит все слабее.
Я, безусловно, помню, что это Маринка Чарушина. Но как-то так случается, что эта информация постепенно перестает ощущаться катастрофической. Я не могу отлепиться от своей мелкой ведьмы.
Особенно, когда она бомбит на ухо:
– Мне так жарко… Так классно, Дань… Так кайфово…
Смотрю ей в глаза и понимаю, что каждый раз, когда наши взгляды сцепляются, контакт ощущается запредельно полным. Черт пойми, как это работает, но в этот момент я от Чарушиной искрами разлетаюсь.
Хочу тормознуть, когда Маринка отворачивается, но в тот самый миг она припадает ко мне спиной. Хрипло стону, едва ее ягодицы впечатываются мне в пах.
– Упс… Ай… – строчит она на выдохе. – Ох, Даня… Ох…
Я, как истинный зверь, разговаривать не способен. Только жмусь к ней плотнее. Скользнув ладонью по животу, усиливаю давление.
Толкаюсь… Блядь, толкаюсь в Маринку Чарушину… Блядь…
И столько стонов высекаю, сколько не всегда, кончая, выдам.
С трудом, но допираю: беда близко. Сцепляя зубы, отрываюсь от нее. Тяну с танцпола к бару. Толкаю на стул. Заказываю ей фанту, себе еще стопку водки.
– Что это? Почему мне газировка? Да-а-аня… – обижается Чаруша.
Ответить ничего не успеваю, как она подхватывает мою стопку и вливает водку себе в стакан. Довольно улыбается и, наконец, припадает губами к соломке.
– Ладно, – сдаюсь я.
И заказываю себе новую порцию.
Выпиваем, практически не разрывая зрительного контакта. А потом… Маринка толкает стакан по стойке и подается ко мне. Я инстинктивно навстречу тулю. Ловлю ее руками, она тоже сходу мне на шею хомут навешивает.
Взглядом в себя затягивает. Мой мозг плавится и превращается в бесполезную пульсирующую массу. За грудиной топит – сердце, что ли, наяривает… Какого хрена? Давно отдышался после танцпола, а оно вдруг срывается. Набирает немыслимых оборотов, гремит по ребрам.
– Поцелуемся? – выдыхает Динь-Динь.
Я, одичало моргая, сливаю взгляд вниз. На ее приоткрытые пухлые губы.
Что сказала? Она реально это сказала? Зачем?
Пока поплывший мозг переваривает выдвинутое Чарушой предложение, заторможенно ловлю ее рваные выдохи.
– Поцелуемся, Дань? Поцелуемся… Только без языка…
Наклоняюсь.