Коля пришел к ЗАГСу с уже готовым планом. Это большой плюс мужчин, всегда поражавших Татьяну: всегда иметь некий план на любой случай. Коля все продумал. Казалось, он от этого светился радостью, хотя и скрывал ее скорбеподобной маской.
– Тебе надо, подать заявление о разводе по суду, – быстро заговорил он, – потом принести заявление, вернее его копию на радио. Это будет как начало процесса. Потом когда Костя три раза не придет на суд, то вас разведут автоматически. Тебе просто выдадут бумагу о разводе и все. Это избавит тебя от участи жены врага народа.
Татьяна кивнула.
– И ты думаешь, что это не будет предательством?
Коля испугано посмотрел на нее:
– Неужели ты считаешь, что врага народа можно предать? Враг сам есть первый предатель. Он пошел не против какой-то части нашего советского государства, а против всего общества сразу. Будь он уголовник, то все было бы куда проще и понятнее. Тебе бы давно сообщили бы об этом.
– Ты думаешь, что я могла бы быть женой уголовника? Воришки или карманника?
– Я не об этом, – безнадежно взмахнул руками Коля, – не об этом. И не об этом сейчас надо думать. Ты теряешь время. Оно идет. И каждый день может быть, потом использован против тебя. Вызовут тебя и спросят: «почему, вы не развелись с мужем – врагом народа?» и что ты им скажешь? Что?!
– скажу, что я е знала, что он враг. И что он так опасен для нашего строя.
– Это конечно понятно, – Коля покрутил головой, как будто пытался стряхнуть татьянину наивность, – это ты мне можешь сказать. Мол, не знала и не думала. Безусловно, это правильно, но они там будут проверять, не стала ли ты вместе с ним врагом. Куда проще превентивно нанести удар по врагу и посадить жену врага народа, чем потом получить выговор.
– Возможно с занесением, – усмехнулась Татьяна.
– И с занесением тоже, – всерьез продолжил Коля, – могут милиционеру и с занесением дать.
Она подумала, что он все же не умен. Почему-то накатила гадливость: вот стоим мы здесь перед ЗАГСом, оттуда выбегают счастливые. Выползают несчастные. Такой трансформатор человеческой жизни, а мы только и можем решить прыгнуть сейчас, сразу или обождать. Она посмотрела на Колю. Его прямой пробор и простая рубашка из ГУМА делали его еще более простецким, но и более живым. Но чувство того, что он дождался того, что баба освободиться и бросился, чтобы схватить не проходило. Впрочем, она давно уже была никому не нужна. Хотя, если только советской власти которая не могла никак забыть по нее и дать ей жить. А вот Коля нашелся и нашел ее.
– Сейчас еще есть время, выбрать спокойно из этого, – сказал Коля, смотря на ее профиль, – а скоро этого уже не будет.
– Это я поняла, – ответила Татьяна.
– А если поняла, то почему ты ничего не делаешь? – Коля уже изнывал. Он, наверное, думал, что все пойдет быстрее или она согласиться или нет. А она согласилась и ждала. Ждала и знала, что нужно идти. Давно пора перевернуть свою жизнь, отставив Костю идти по тому маршруту советского человека, который был еще не прочерчен для нее.
– Тогда чего ты ждешь, – Коля обернулся на ЗАГС, – надо еще и очередь отстоять и заявление написать.
– А ты мне в этом помогать решил, – спросила Татьяна, ей все еще хотело уесть его. Хотя бы его, если уже все так печально повернулось.
– Я? Нет, я только могу быстро сбегать заплатить госпошлину, что бы тебе не пришлось в двух очередях стоять. Это быстро тогда будет.
– Хорошо.
– Ты согласна? – спросил Костя, – согласна? Да?
Татьяна покачала головой:
– Я сказала, что это ты придумал хорошо. С госпошлиной. Я в одной очереди, ты в другой и все идет хорошо. Потом мы встретимся и разведемся с Костей. Вот так и пойдет несколько лет жизни. Хлоп и пройдет.
– Но надо жить дальше.
– Я знаю, а ты мне хочешь помочь как друг или как товарищ по ремеслу?
Коля смутился, было видно. Что ему интересно более чем какая-то дружба. Весь его вид говорил о том, что он не зря набрался смелости и позвонил жене врага народа, вернее фактически жене врага народа, не для того, чтобы пить чай под зеленым абажуром е комнатенки и слушать скрип соседей за стенами. Он рассчитывал на большее. Сейчас Татьяна подумала о том, как все разнообразно в жизни. Вот она стоит тут, мимо бегут люди, и он и она могу выбирать время прийти сюда и спокойно подать заявление. Даже по телефону говорит могут и поизносить различные интересные вещи. Умные и пафосные фразы, а как это происходит у них? Там в колхозах или на заводах? В колхозе, наверное, приходит к раскулаченной бабе соседский бобыль, поговорит с ней, а потом в сарае или хлеву. После он портки подтянет, а она юкку одернет, и зажили вместе. А на заводе и того проще – в общежитии и места мало и спрашивать некогда. Понравились и расписались, после чего комнату для семейных получили. И там нет слов и фраз. А итог один. «Бабья доля, – подумалось ей, – не хорошая или плохая, а просто бабья. И часто вместо того, что бы ждать и трястись надо просто дать. Может в этом и есть некая бабья мудрость».
Она посмотрела на Колю, рот которого двигался. Наверное, и слова лились, шершавые такие не обкатанные, слова преподавателя литературного института. Но хорошо, что не механика или тракториста. Тех бы настолько не хватило. А они бы и ждать столько не стали. Они быстрые эти люди от орала и станка. Быстрые как советская власть.
Она была согласна со всем, что бубнил Коля, она хотела такого выхода и давно была готова к нему. Коля становился только предлогом для развода. Коля этот наивный человек, решавший сейчас одну из важнейших задач жизни найти женщину и создать семейный очаг. Бррр. Татьяну передернуло эта пошлость ставшая нормой. Ею подавился Маяковский, а вот теперь ее пережевываю и я. Простота и пошлость простоты жизни. Она пришла и к ней. Пришла и стала диктовать, как жить хорошо, если жить, соизмеряясь с пошлой простотой.
Татьяна широко улыбнулась Коле запал, которого уже угасал. Она взяла его за руку и дернула к серому зданию ЗАГСа обвешавшего новую, но не более счастливую жизнь. Наивный Коля этого не понимал – штампы не делают никого счастливыми, но могут сделать несчастными. Они, эти штампы неумолимы как наша советская власть.