«Гормоны дали сбой» -именно с этой фразы Анна зашла в комнату. Дальше добавила к своему состоянию троичный нерв, онемение правой стороны головы, больное ухо, зубы, нос, общую слабость и потливость.
В таком состоянии нельзя приступать к терапии. Но Она здесь. И в этом Она вся. Да, ей важно зажать себя в самый тесный угол и придавить еще тонной проблем, чтобы мозг начал соображать.
И вот, за эти полгода тишины между нами она принесла:
– расставание с мужчиной,
– увольнение с работы,
– переезд в Питер,
– ссору с единственной подругой,
– очередную молчанку с мамой.
«Я сперва придумаю, а потом за уши притягиваю. Образ мужчины-это образ моего отца. Вот так смотрю на человека напротив меня, который спокойно допивает свой теплый чай и говорю, оброняя слова не вверх, ко рту, а вниз, в живот: «Зачем ты мне сейчас? Все нужно делать вовремя…..папа….» и выхожу из созданного собой транса от слов извне, из ваты: «Папа?»
…Это голос Ромы. А я читаю его по губам. Напротив моих глаз. На расстоянии вытянутых друг к другу рук. И до меня доходит, что произошло прямо сейчас между нами. И я признаюсь себе, что вновь переживаю что-то очень знакомое. И меня это возвращает в детство»
Она сейчас сидит передо мной и начинает уменьшаться прямо на глазах. Как умеет. Ноги медленно, но четко складываются в ряд ровных прямоугольников, как дорогие книги на полке в библиотеке. Руки сжимаются до сияния белого с розово-красным на прозрачной коже. И в этом месте Она неожиданно встает и подлетает к пуховику, который висит в одиноком углу теплого кабинета. Замерзла…
Я не люблю этот момент. В нем необходимо накалить чувства клиента, чтобы он смог выразить их здесь, сейчас, не унося с собой. Но это важно сделать именно в этом пространстве. Там, где все началось.
И я начинаю говорить про ее отношения и образ отца, сплетая их параллельной жизнью. Два мужчины и одна Она. Разного возраста, но одинаковых реакций….Она не дает договорить, всматриваясь в меня презрительным прожигающим насквозь серым взглядом. Двойной удар. Сегодня оба глаза у нее в работе. Но я выдерживаю и останавливаю свои слова. Теперь они идут из моих глаз. Мы смотрим обе. Пристально. Молчаливо. И не отпуская.
Ее тело начинает отбивать мелкую дрожь. Откуда-то из самого сердца живота глухо и медленно расползаются волны, которые хорошо видно из-за ее плоского тела. Импульс поднимается выше и выше, и комната разрезается воплем.
У меня мурашки по всему телу. Я сначала не верю, что этот звук может произносить это мелкое, не до конца сформированное по-женски, тело. После, прихожу в себя и понимаю, насколько сконцентрирован может быть голос человека, который годами сдерживает его. Я продолжаю смотреть на Ее фигуру и уже вижу, как эти вопли собираются в один, который нависает над ней, облекаясь в нечто материальное, но видимое только мне, и я щипаю себя в этот момент, чтобы остаться в сознании. Очень сложно выдержать такой эмоциональный поток Другого рядом с тобой.
Она разбавляет эту густоту и начинает пробивать словами субстанцию, висящую над ней грязным тяжелым облаком:
«Я ненавижу тебя…..ненавижу тебя….ты тварь! Я так нуждалась в тебе, а ты….дедушка был рядом. А ты? Где был ты?»
Она продолжает свой монолог и через него прямо сейчас она встречается с отцом. Позже, с дедушкой. И в этой встрече с ним Анна растекается в открытой детской улыбке и рассказывает, как дедушка брал ее с собой на рыбалку летом. Как они старались удержать эту тишину в доме, но проникнуть за его пределы.
Как она лежала в лодке среди воды и смотрела на ясное небо. Как слышала плеск волн и ровный голос от пения дедушки. Как однажды прямо из воды он ей достал янтарный камушек, который до сих пор хранится в ее шкатулке.
Через секунду у нее закрываются глаза и открывает их она уже из другого состояния. Взгляд опускается вниз в сторону. Так смотрят виноватые дети, стоя перед мамой. Слеза из левого глаза начинает медленно стекать тонким водопадом. И только губы живут своей жизнью. Они немы и, одновременно, говорящи…: «Прости….ты не мой отец. Ты другой. Хороший. Рома..»
Я оставляю Ее одну в этом внутреннем фильме. Она смотрит его и я уверена сейчас, что Она досмотрит до конца. И это будет хеппи-энд.
Через несколько минут Она поднимает глаза на меня. Я откликаюсь на ее инициативу зайти в контакт. Смотрю. Как удивительно по-разному может жить один и тот же человек. Спустя всего 30 минут. Сейчас Она так расслаблена и ноги вместе с руками в естественном своем движении спустились и обнимают кресло вместе с ковром. Голова нашла опору рядом, на подлокотнике. Хочется назвать эту живую картину, открывшуюся передо мной «Доверие»….
И Она смотрит на меня с пугливой преданностью и слабым, чуть слышным голосом, медленно произносит:
«Что же я наделала? Как мне вернуться к нему сейчас?»…. Я смотрю на нее, улыбаюсь и так же тихо отвечаю:
«Ты точно знаешь, что делать. Посмотри на свою левую руку. Что ты в ней сейчас сжимаешь?»
Она тут же переводит свой взгляд с ковра на свой сжатый кулак… мгновенная улыбка проникает в пространство комнаты и хитрющие слова не задерживаются в ней:
«Это янтарь… от дедушки»