Дон встретил Пожарского и его людей радостно. Правда, князя Пожарского никто не знал, а Андрея, лихого донского казака, помнили. О нем складывали легенды. Его появление воскресило былое. Жаль, что многие не дожили до этого дня. Смертью героя погиб атаман Митяй, бросившись с горсткой смельчаков на татарское полчище, чтобы дать своим разбежаться по тайным схронам. Когда все утихло, казаки бросились в те места. Но найти следы героя не могли. Дико Поле стало его последним прибежищем.
Отпраздновав встречу, Андрей поведал причину своего появления у них. Помочь великому Московскому князю – поставил он перед ними вопрос. Кое-кто из есаулов напомнил, как московское воинство охотится за ними, казаками. На что Андрей не без улыбки напомнил:
– А как вы, казаки, охотитесь за московскими купцами?
Все дружно рассмеялись. Но Андрей, как бы между прочим, заметил, что если не сегодня, то в дальнейшем казакам без Московии никак не выжить.
– Не ослабла пока на востоке Орда, – поясняет он, – на западе набирает силу Литва, за ее спиной выглядывают поляки и тевтонцы. А это силы погрознее будут татарских. Слыхивал я, че там, в Европе, уже появились огнеметные пушицы. Я их видывал еще в Арфике. Там ее звали модера.
Казаки дивятся. Спрашивают:
– Ты в А… Ар… – запинается есаул.
– В Арфике, – подсказал Андрей.
– Я жить говорил: был, – подбочениваясь, говорит какой-то казак.
– Расскажи, че тама за земя, – раздались несколько голосов.
Приходится рассказывать. Дивятся казаки его спасению: ишь как быват…
Все заканчивается тем, что рада решает послать три оснащенных чайки. И закипела на берегу Дона работа. Откапываются в снегу лодии, выволакиваются на проталины. Жгут костры, топят смолы, кипит работа. Набухли, посерели снега – явный признак прихода весны. И они не ошиблись. Багмут прогнали восточные ветры, принеся с собой черные грозные тучи, которые обильно стали поливать землю теплым дождем. Он ел снег, как изголодавшийся казак поднесенный ему кулиш. А вот уже тронулся и Дон-батюшка, унося вдаль огромные пласты льда.
Люди Андрея ходят уже небоязливо. Пообвыклись. И куда делся их внутренний страх перед неведомым словом: казак? Наоборот, в их душах стали пробуждаться понятия, что это замечательные, честные, преданные дружбе люди. А какие открытые у них души! Какая любовь к ближнему! Чего стоит только одно правило: сам умри, а товарища выручи. А что иногда… Ну что же, такова жизнь.
Крыга прошла быстро. Река очистилась, и медлить нельзя, а поэтому было решено: назавтра – в путь. А сегодня в церкви прощальный молебен. Давно уж нет Перфирия. Службу ведет молодой опрятный батюшка. А кончают службу казаки словами: «Будь что будет, а будет, что Бог даст».
Быстро пронеслась ночь. И вот сто восемьдесят смельчаков рассаживаются вместе с гостями по чайкам. На атаманской чайке взвивается хоругвь. Обнажаются казацкие, да и гостей, головы. Начинается молебен. Затем кошевой машет булавой, и атаман произносит:
– Прощай, кош-мати, да хранит тебя Пресвятая Богородица!
Оставшиеся на берегу казаки вбегают в реку и толкают чайки на выход. Их подхватывают, наполненные весенней силой, еще холодные воды. Первый изгиб реки – и растаял в прибрежной дымке дорогой каждому казачьему сердцу кош.
Дементия Давыдова и Юрия Воробьева посадили рядом. Перед ними – кованый сундук под замками. В нем подарки патриаршему дому. Одной рукой каждый придерживает сундук. Лица их побелели. Языки тщательно облизывают высохшие губы. Им страшно. Пугает широта разлившегося Дона, где далекие берега кажутся узкой, безжизненной полосой. Действует на нервы дикий крик чаек. Гости, стараясь не смотреть по сторонам, глядят на широкие, потные спины казаков, которые работают дружно, слаженно. Этим можно только любоваться, забывая о действительности. Потихоньку они обвыкаются. Появляется аппетит. И уже вяленая вобла или кусок копченого сала да сухарик кажутся княжеской пищей, а глоток воды – больше не дают – несказанным счастьем. Себя они успокаивали тем, что казаки, получившие столько же, весь светлый день неустанно занимаются греблей.
Река пустынна. В это время только отчаянные головы пускаются в плавание. Много разных бед у таких пловцов на пути. И унесенное бревно, дерево, невесть откуда взявшаяся льдина. Но только Давыдов и Воробьев об этом не знают. Освоившись, они потихоньку начинают шептаться, проверяя на груди письма. Их два. У каждого. Так советовал Пожарский. Кстати, кто он такой? Что князь, им хорошо известно. Но до… и почему он «свой» на Дону? Но… Симеон велел держать язык за зубами, а глаза – за веками. Сказано строго. Великий князь шуток не любит, когда они касаются дела.
А лодии летят, действительно, как чайки. Да и гребцы неутомимы. Берега все дальше удаляются от них. Но однажды какой-то необыкновенный запах ударил им в нос. Что это такое? Они удивленно поглядели друг на друга. Но ответа не нашли. Заметно меняется цвет воды. Он становится не то зеленым, не то черным…
Кто-то крикнул: «Земля!» Княжьи посланцы завертели головами. Приподнялись. И за казачьими головами увидели чернеющую полосу. Вдруг на передней чайке кто-то поднялся и замахал руками. Впервые казаки перестали грести. Волны развернули ладью, поставив ее боком, и посланцам хорошо было видно, как с первой ладьи несколько казаков пересели в маленькую лодчонку, привязанную за корму, и поплыли к берегу. К вечеру они вернулись, и чайки направились к берегу.
Когда они причалили и сошли на берег, то посланцам показалось, что земля колеблется в такт волнам. Но потом все обошлось и захотелось узнать, что это за земля. Один из казаков назвал эту землю Крымом. Княжеских посланцев она поразила зеленью, которая здесь буйствовала.
– Вот те на! – вырвалось у Воробьева.
– А у нас только почки набухли, – добавил Давыдов, поняв удивление своего товарища.
Да только любоваться этой зеленью долго не пришлось.
Пополнены водные запасы, и казаки, помолившись, двинулись дальше. Дементий не выдержал и спросил у казака, где они плывут.
– По морю, – ответил тот.
Небо благосклонно относилось к этой довольно странной поездке. Это подметил Воробьев, на что Дементий ответил:
– Тем самым оно благословляет княжеское желание.
– Там увидим, – философски промолвил Юрий.
Действительно, плаванье проходило днем под ясным, голубым небом, а ночью звездное небо изумляло северян своей южной красотой. Оно казалось им таким ухоженным, чистым.
Погоду они «сглазили». Легкий, освежающий ветерок вдруг начал набирать силу. До этого незаметный полет чаек резко изменился. Их надрывные крики подняли тревогу. На небе появились обрывки облаков. К чайке, где сидели княжеские посланцы, неожиданно пристала одна из лодий. Сообщение было коротким: одному из московитов надо пересесть в их чайку. Тут они впервые за все время пути увидели Пожарского. На их удивленные восклицания: «Зачем? Почему?» он ответил коротко:
– Надвигается буря! Всякое может быть.
У борта сидел Дементий. Он поднялся, кивнул на прощание товарищу и с помощью князя перебрался в их ладью.
А казаки странно засуетились. И Пожарский, и его спутники были несколько удивлены, что между сиденьями, чуть не на всю длину чаек, лежал какой-то лес: брусья и дщицы. Когда отплывали, было не до расспроса: для чего они. А вот теперь они внимательно наблюдали за действиями казаков, производимыми с этим лесом. Брусья прибили к бортам поперек лодий так, чтобы концы их выступали в море. Их соединили широкими дщицами. Получилось что-то вроде крыльев. Ценность сей выдумки они оценили, когда гигантские волны стали бросать чайки, как щепку. Но эти «крылья» не давали волнам, разъяренным и злым, перевернуть лодии. Всем пришлось усердно работать папахами, вычерпывать заливавшую их воду.
Сколько длилась эта природная вакханалия, никто не знал. Сутки, двое… Но московиты не услышали ни одного стона, испуганного крика, жалобы. Они и сами удивлялись себе, что, забыв все на свете, не покладая рук трудились вместе со всеми. Наконец борьба казаков с морской стихией была закончена. Победили люди. Когда Пожарский огляделся, то в море оказались они одни. Куда тех раскидало, не знал никто.
Все стихло внезапно, как и началось. Умчались куда-то тучи, унося с собой карачун, обнажив небо, на котором солнце радостно приветствовало казаков. Оно было в зените, отмечая середину дня. И тут усталость взяла свое. Все поголовно, кто как, устроившись, стали засыпать. Проснулись, скорее, очнулись, на исходе второго дня. Оглядевшись, вновь не увидели соседних чаек. Живы иль нет? Но бывалые мореходцы на каждой чайке дело свое знали. Если живы, сойдемся. На всякий случай по ночам костер на носу зажигали: авось огонек увидят.
Надежда вскоре оправдалась. Нашлась одна из пропавших чаек, прилетела на огонек. И опять небо сделало так, что и Дементий, и Юрий встретились вновь. Правда, темно-каштановые волосы Дементия слегка стали отливать серебром. По такому случаю атаман разрешил налить по хорошей чарке водки и дать по куску сала.
Дни бежали один за другим. И вот, когда казалось, что плаванию не будет конца, чей-то звонкий голос оповестил: «Земля!» Дементию показалось, что он уже и забыл это слово. Но он не успел подумать, что будут дальше делать казаки, как тот же голос вновь оповестил: «Тромбак!»
– Че ето? – сунулся Дементий к одному казаку.
Тот посмотрел на него странным взглядом и ответил:
– Тромбак и есть тромбак!
Тот догадался сам, увидев далекие паруса какого-то корабля.
А на атамановой чайке состоялся по этому случаю интересный разговор между батькой и Пожарским. Прогнав казака, атаман сел рядом с московитом.
– Ну, че, Андрей, – хитро прищурив глазки, проговорил атаман, – как думаешь, не засиделись ли казачки?
Тот намек понял, глядя на тромбак, который держался поближе к берегу. Ясно, что это был купсов корабль. Его стерегли, значит, было что стеречь.
Казацкое нутро Пожарский познал хорошо. Сейчас все их помысли о дуване. Запрети взять его – трудно предвидеть последствия. Сейчас они стараются вовсю. Но ударь по рукам… Нет! Княжеское поручение он выполнит. И только сказал атаману:
– Ну, поджигай!
Атаман все понял и враз преобразился. Взвилась ввысь харунка. Казаков не узнать! И полетели чайки с утроенной скоростью. Атаман едва успевал командовать.
– Я захожу направо!
Другие делят: кто с кормы, кто с борта.
Поздно команда тромбака увидела опасность. Капитан, видать, чтобы спастись, резко направил корабль к берегу. Да не успел. Одна чайка отсекла этот путь. А на нос уже лезут казаки, отчаянно вступая в схватку. Да кто может выдержать напор застоявшегося казака! Его сабля мелькает быстрее молнии. Он чем-то напоминает кошку: гибок, быстр, резок. Дементий с Воробьевым только «хлопают» глазами да поглядывают на ухмыляющегося князя: че же он не остановит безобразие? А его лицо загорается боем тех, кто так решительно штурмует корабль. Ностальгия по его юности. Он чуть не смеется, видя, как команда сыплется с палубы в море, как горох. И вот ему ясно: корабль во власти казаков. Они что-то бросают в чайки, что-то в море.
Настал момент возвращения. Добра прихватили – дай боже!
– Молодцы! – невольно вырвалось у Воробьева.
Проговорив эти слова, он виновато посмотрел на Дементия. Тот заметил:
– Казаки щас вернутся, да как бы те, – он кивает на корабль, – на нас не обрушились.
И оба вопросительно посмотрели на князя. Андрей по-прежнему стоял, расставив ноги, а легкие волны покачивали чайку.
– Не догонят, – с улыбкой ответил он.
Пока казаки ловко раскладывали добычу, Дементий заметил, что будара осела наполовину. Судно умирало с достоинством, как и капитан, не покинувший свою будару. Скоро только одна, большая, мачта, как памятный крест, торчала из моря. Рассевшиеся по местам казаки уже забыли о случившемся. Поплевав по привычке на ладони, они взялись за весла. Высокие обрывистые берега с обеих сторон неприветливо смотрели на чужестранцев.
По приказу атамана чайки пристали у берега небольшого селения Баглар, где пополнили запасы воды и продовольствия. Видя мирный характер пришельцев, жители встретили их если не радостно, то доброжелательно. Там казаки подобрали провожатого, который обязался проводить их до Константинополя. Он оказался разговорчивым малым, обрадовался возможности подработать. И неплохо, как обещал главный. К тому же был знатоком не только пролива, но кое-что знал о внутренней жизни империи, которая попала в довольно трудное положение. Раздираемая раздорами вельмож, она не могла оказать достойного сопротивления наступающим со всех сторон врагам: с севера и запада – славяне, с востока – крепнущая Османия. После такого сообщения князь и посланцы понятливо переглянулись друг с другом. Лучшего путеводителя им не найти. По их просьбе он показал им малюсенькую, но хорошо укрытую зеленью бухточку около небольшого поселения под названием Пера.
Получив щедрую оплату, смышленый византиец спросил:
– Не желаете ли приобрести на время какое-нибудь уединенное строение?
Князь, посланцы, атаман удивленно переглянулись меж собой: догадливый малый.
– Че-то не так? – спросил он. – Тогда прощивайте.
– Нет! – остановил его князь. – Мы, – он поочередно посмотрел на атамана и посланцев, – принимаем твое предложение. Подбери жилье, а заодно неплохо бы и стадо баранов. Византиец только шмыгнул носом, схватился за ветвь и ловко прыгнул на почти отвесный берег. С такой же ловкостью он поднялся наверх, используя тонкие, гибкие стволы деревьев, как лестничные перекладины.
Первое, что сделали казаки, это обмылись. Вода была теплой и мягкой. Заливчик кишел от рыбы. Так что впервые за долгую дорогу казаки до отвала наелись ухи. Кое-кто было не без выразительного лукавства посмотрел на атамана. Он понял: намекали на водку, мол, неплохо бы обмыть прибытие. Но в чужой стороне атаман не мог рисковать. Встретив его твердый взгляд, любители отвернулись.
Византиец вернулся на другой день. Причем он так торопился сообщить о своем удачном походе, что второпях, поднимаясь к ним, наступил на глыбу, которая с грохотом, напугав казаков, покатилась вниз. Одно мгновение – и казаки встретили византийца ощетинившимися копьями и готовыми к бою саблями.
– Это я! Это я! – завопил он, видя такую грозную встречу.
– Ну? – недовольным и грозным тоном спросил атаман.
– Все свершил, – торопливо, чтобы замять поднятую им тревогу, ответил тот.
– Пошли, Андрей, смотреть, – голос атамана подобрел.
Тот кивнул и пальцем подозвал Дементия и Юрия:
– С нами, – коротко бросил он.
Атаман взял еще Данилу, огромного казака с усищами на круглом загорелом лице, редкими побелевшими волосами и плешиной на затылке. Все казаки знали Данилу как опытного, знающего толк как в лошадях, так и в укреплениях и разных строениях. Несмотря на объемность своего тела, он был подвижным, достаточно ловким человеком и одним из первых поднялся наверх каменистой гряды, окружавшей заливчик.
Как прикинул князь, от их стоянки до строения, показанного византийцем, было не больше полутора верст, что очень подходило. Весь двор был обнесен высоким забором. Когда открыли ворота и вошли вовнутрь, то были поражены: двор был заполнен овечьим стадом.
– Молодец! – проговорил Пожарский, дружелюбно теребя его косматую голову.
– А коней не надоть? – спросил византиец, глядя на них искрящимися глазами.
– И лошади есть? – удивился князь.
– Есть, пошли.
В конюшне стояло несколько экземпляров. Данило не утерпел и оглядел каждую.
– Добры коняки! – сделал он заключение.
Византиец на вопрос: до Царьграда далеко аль нет, ответил вопросом:
– А провожатого в Царьград надобно? – сказав, склонил голову в ожидании ответа.
Князь и атаман переглянулись.
– Надобно! – ответил Пожарский.
– Могу быть! – И он легко ударил себя в грудь.
– Хмм! А как тя звать? – спросил Пожарский, пытливо глядя на него.
Возраст его трудно было определить. Ясно, что не молод. Но далеко не стар. «Лет тридцать», – подумал князь. Но его юношеский задор влиял на то, чтобы уменьшить этот возраст. А практичность говорила об обратном. Так и не решив, сколько ему лет, Пожарский вновь спросил:
– Звать-то тя как?
– Да Янусом кличут!
– Скажи, Янус, сколь ты с нас взять хотишь? – полюбопытствовал князь.
Тот опять ответил вопросом:
– Так ты, – он поглядел на князя, вероятно, принимая его за старшего, – ты так и не ответил: возьмешь мня или нет?
Князь ответил:
– Но коль спрашиваю, сколь возьмешь, значит, хотим взять.
Услышав эти слова, Янус поднял на князя глаза. Они были, как две спелые влажные вишни. И тут князя заинтересовал один вопрос. Янус довольно неплохо говорил по-русски. И Пожарский спросил:
– Скажи, Янус, откель ты так хорошо знаешь русский?
– Да у нас половина жильцов – русы.
– Во как! А откель они взялись?
– Да по-разному: хто убег, хто сам остался, от купеца отстал, кого купили.
– А у тя купленный рус есть? – Князь склонил голову.
– Хмм, где я грош столь возьму? Да и че ему у мня делать? Земли у мня нетути, изба, так по-вашему, – князь кивнул, – вот и все богатство. Да вот ето строение, – он обвел рукой, – один купец оставил. Вернется, заберет, не вернется – мое будет.
– Пусть будет твое, – проговорил князь и вернулся к цене за его услуги.
– Один юк, – проговорил Янус.
Князь посмотрел на атамана. Тот пожал плечами.
– Мы не знаем эту цену, – проговорил Пожарский, – мы готовы заплатить тебе шесть десятков рублев… золотом.
Янус задумался, потом произнес:
– А че это?
Князь пояснил:
– У нас на Руси за эти деньги ты можешь купить три таких, – он крутанул головой, – двора с овцами, лошадьми.
– Три? – удивился тот.
– Три, – повторил князь.
– Ууу, – протянул Янус, о чем-то задумываясь. Затем вновь почему-то спросил, оглядев по очереди всю команду.
Не было только Данилы. Тот незаметно куда-то исчез. Зато скоро запахло жареным мясом.
– А провожать вас в Царьград надоть? Ето я за так. Я, – он постучал себе в грудь, – все тама знаю. И переправщика, и хде императорский дворец. Все.
– Ну и молодец! – Князь слегка ударил его в живот. – Будешь нашим водилой. Так? – Пожарский посмотрел на своих.
Те подтвердили кивком.
– Кажись, обед готовится, – гладя усы, проговорил атаман, нюхая воздух, наполненный пьянящим ароматом.
Данила нашелся в углу двора. Там на вертеле он дожаривал молоденького барана. Увидев их, он, довольный, стал поглаживать усищи. Когда они подошли к нему, Янус, посмотрев на Данилу, сказал:
– С такими усами в Царьград нельзя. Сразу узнають в нем казака, а их у нас не любут.