Платье, выбранное для меня принцессой Эстрильдой, пошито в аурелианском стиле. Иными словами, совсем не в моем вкусе. Пышные юбки состоят из множества слоев сине-фиолетовой мерцающей ткани, в то время как верх представляет собой обычный корсет, костяшки которого неприятно врезаются в кожу. Плечи и большая часть груди обнажены – нет ни бретелек, ни рукавов. Там, где я родилась, ни одна леди не позволит себе появиться в таком наряде на публике. В Эледрии же это привычное дело.
Я вздыхаю, пока Поппин возится с моими юбками. Эстрильда прислала зайку мне в помощь, чтобы я должным образом подготовилась к празднеству.
– Не понимаю, зачем принцесса пытается сделать меня похожей на фейри. – Я изворачиваюсь, чтобы увидеть заднюю часть юбок. – Кого она хочет этим одурачить?
Зайка цыкает на меня и прикалывает к моим волосам необычный головной убор: два маленьких изогнутых рожка с гроздью хрупких фиалок у основания. В нынешнем сезоне рога в моде. И популярными их сделала моя госпожа, появившись в прошлом сезоне на Глорандальском балу с украшением в виде прекрасной пары закрученных рогов газели. Последние росли прямо изо лба принцессы и изящными завитками поднимались над золотой копной волос на добрых два фута[2]. С того дня все больше фейри обоих полов добавляли рога к своим зачарованным образам. Одни предпочитали крошечные козлячьи рожки, другие – массивные бараньи рога или грозно-изогнутые бычьи.
Мне не под силу наложить на себя чары, поэтому вместо естественно выглядящих рогов будет искусно выполненный головной убор – максимум, который мне доступен.
– Готово, мисс Дарлингтон! – Поппин отступает и окидывает меня удовлетворенным взглядом. – Думаю, вы не опозорите госпожу.
– Твои слова да богам в уши, Поппин, – бормочу я. И при этом чувствую себя достаточно глупо: приглашена на какое-то импровизированное представление, одета как кукла. Где набраться уверенности?
Однако время пришло, и я должна исполнить свой Долг. Иного выбора у меня нет.
Я беру книгу, которую выбрала в библиотеке, – сборник стихов поэтессы Магделиты Бронвин. На мой вкус, пишет она слишком слащаво, поэтому я ее не особо люблю. Но ее самая известная работа – баллада о двух смертных возлюбленных, разлученных жестокими превратностями судьбы. Заканчивается она тем, что герои убивают друг друга из-за трагического – а по мне, так абсолютно нелепого – недоразумения: поговорить по душам они не додумались. В любом случае эта баллада отвечает всем требованиям принцессы и подойдет высшему обществу фейри. Они обожают драматичные романы.
Я прижимаю книгу к груди, поворачиваюсь к Поппин и, мимолетно улыбнувшись, прошу:
– Пожелай мне удачи.
Зайка приседает в реверансе, и ее длинные уши опускаются на плечи.
– Да пребудут с вами боги, мисс Дарлингтон. Да пребудут с вами боги.
Такое говорят воинам, выходящим на поле боя.
Король Лодирхал устроил пиршество в зале Бирорис. Я бывала там, но не во время празднеств. Разумеется, в самом веселье я принимать участия не буду. Я займу место на верхней галерее вместе с другими артистами и выйду на всеобщее обозрение лишь на время своего небольшого выступления. Что не может не радовать.
На галерею я пробираюсь задними коридорами, которыми всегда пользуются слуги и Должники. Для этой части дворца я до нелепости разодета и не раз ловлю на себе неодобрительные взгляды чопорных матрон и – к своему стыду – восхищенные взгляды лакеев и официантов. Я игнорирую их игривые движения бровями и посвисты вслед.
С верхней галереи, длинной и закрытой занавесом, открывается вид на весь зал Бирорис. Она уже забита музыкантами, танцорами, певцами, жонглерами, акробатами и другими артистами, ожидающими своей очереди выступить перед высшими лордами и леди. Тут даже есть фейри из разных уголков Эледрии. Но большая часть собравшихся – люди-Должники, как и я.
Музыканты со своими инструментами занимают одну сторону галереи. Они перебирают струны и дуют в трубы, играя тихую убаюкивающую мелодию, не перекрывающую гомон разговоров внизу. Я замечаю два незанятых стула рядом с молодым лютнистом и, пробравшись к ним, сажусь через стул от юноши. Заняв место, смотрю сквозь прозрачные занавески в зал.
Внизу стоят девять больших низких столов, вокруг которых раскиданы подушки. На них с элегантной небрежностью возлегают леди и лорды. Их чары слепят – рога разнообразных форм и размеров сияют золотом и драгоценными камнями. Наряды их столь откровенны, что мое платье в сравнении с ними скромно и сдержанно. Большинство мужчин полуобнажены, а одеяния женщин, несмотря на обилие прозрачных тканей, почти ничего не скрывают.
Стол короля Лодирхала установлен выше остальных, а сам владыка восседает на троноподобном кресле. В отличие от большинства своих гостей, он облачен в бархатное платье бордового цвета с золотой отделкой. Широкие рукава одеяния имеют небольшой вырез у локтей и ниспадают через подлокотники кресла. Заплетенные и убранные назад золотистые волосы подчеркивают жесткую линию скул и подбородка.
Я редко и мельком вижу короля Рассветного двора. Сейчас при взгляде на него на меня накатывает страх, от которого сжимается горло и учащается пульс. Не знаю, что со мной. Король вызывает у меня инстинктивное желание спасаться бегством. Я судорожно вцепляюсь в стул, сдерживая порыв сорваться с места и, расталкивая локтями артистов, сломя голову бежать с галереи.
Вместо этого я перевожу взгляд с короля на свою госпожу, сидящую по правую руку от него. Сегодня у принцессы Эстрильды изящные ветвистые рога с серебряными кончиками и свисающими с них капельками драгоценных камней. Она является центром всеобщего внимания и прекрасно это осознает. Уже завтра залы дворца Аурелиса будут пестреть ветвистыми рогами. А пока жадно разглядывающие ее гости жалеют, что не предвосхитили новейшее веяние моды.
По левую руку короля сидит Ивор. Я стараюсь не смотреть на него… но, боги, я же простой человек! Как и на других лордах, на нем нет рубашки, а причудливая золотая цепь и накидка лишь еще больше притягивают взгляд к его широким мускулистым плечам. По своему обыкновению, он не прикрыл чарами шрамы, покрывающие его точеные мускулы на торсе и руках. Длинные волосы распущены и волной обтекают пару тонких рогов из слоновой кости.
Замечаю, что Ивор и Эстрильда не смотрят друг на друга. Оба поглощены разговорами с рядом сидящими. Уверена, принцесса намеренно общается с другими – она лучше умрет, чем позволит кому-то поймать ее на попытке привлечь внимание лорда Ивора. Что же касается Ивора… невозможно понять, так ли он безразличен к Эстрильде, как кажется со стороны. Или я по глупости своей выдаю желаемое за действительное?
Я опускаю взгляд на лежащую на коленях книгу. Нельзя потакать себе. На галерее я скрыта от глаз высшего общества, но это не значит, что Ивор не узнает о моем тайном наблюдении за ним. В галерее полно Должников. Есть и принадлежащие ему. Сплетни любой может разнести. Не хотелось бы мне, чтобы прекрасному лорду фейри доложили о том, что я все празднество глазела на него.
Запоздало понимаю, что не вижу принца. Он ведь говорил, что прибыл в Аурелис на сегодняшний пир. Возможно, готовит грандиозное появление? Полагаю, такое в его характере.
– Видишь? – раздается шепот за спиной.
– Не особо. Возможно, он и выглядит болезненно, но чтобы прям умирающим… А король фейри вообще может умереть?
– Это все Узы Судьбы, – вмешивается третий голос. – Поговаривали, что после смерти королевы он долго не протянет.
– Пять лет уже прошло. Немалый срок.
– Не для фейри. По их меркам он быстро увядает, – низкий хрипловатый голос с легким акцентом принадлежит женщине. – Говорят, что он не доживет до конца года. Такова цена Уз.
Я снова смотрю сквозь занавески на короля. Не вижу никаких признаков болезни или утомления. С другой стороны, у меня ведь нет магии. Возможно, все это видно магическим зрением.
– А еще говорят, – снова шепчутся за спиной, – король устроил пир, чтобы сегодня вечером объявить имя наследника.
А вот это интересно! Я выпрямляюсь и, слегка развернув голову, вслушиваюсь в шепот позади. Обычно меня не интересуют дворцовые интриги, но моя госпожа, принцесса Эстрильда, – единственная племянница короля. Она мечтает стать королевой Рассветного двора, и, возможно, сегодня вечером ее надежды и чаяния наконец оправдаются.
– Наследника? Разве у короля нет сына? – раздается еще один голос, и он мне знаком!
У меня перехватывает дыхание, и кровь стынет в жилах.
– О да, – в женском голосе слышится скрытая насмешка. – Однако кто же будет ожидать, что король объявит своим наследником принца? Это просто нелепо!
– Почему же? – требовательно вопрошает знакомый голос. – Он уродлив? Неотесан? У него две головы или крысиный хвост?
– Он полукровка, – отвечает женщина. – Фейри со смешанной кровью не может править Рассветным двором. Лорды и леди восстанут против него.
– Что ж, если этот тип настолько омерзителен, полагаю, не стоит их в этом винить.
– Я не говорила, что он…
– Ты так и будешь заунывно бренчать, малец? Жужжишь как муха: жжж-жжж-жжж, жжж-жжж-жжж. Чего тоску нагоняешь? Ты на пиру играешь или на похоронах? Король вроде еще умирает, а не уже умер.
За моей спиной поднимается суматоха, по спинке стула что-то ударяет. Переведя дыхание, оборачиваюсь, и перед глазами мелькает синий рукав.
В следующее мгновение принц Кастиен выхватывает лютню из рук сидящего через стул от меня музыканта и плюхается на свободное место между нами. Он откидывается на спинку стула, скрещивает вытянутые ноги и начинает настраивать лютню умелыми пальцами.
– Боги всевышние, что за кислые лица! – восклицает он, осмотревшись. Его взгляд лишь на миг останавливается на мне и тут же возвращается к скучковавшимся позади музыкантам. – И так вы развлекаете гостей? Да вы унылы, как промокший под дождем павлин. Неудивительно, что там внизу такая скукота.
Он перебирает струны лютни, громко наигрывая веселый мотив, перекрывающий тихое звучание инструментов других музыкантов. Стоящий чуть в стороне дирижер резко взмахивает палочкой, веля ему замолчать. Принц прожигает его уничижительным взглядом и бренчит еще громче.
А затем выдает:
«По полям прогуливался я, тра-ла-ла,
И она, красивая моя, рядом шла.
Я ее по заду хлоп, по лицу она мне шлеп
Копной каштановых волос – влет.
С места лихо сорвалась и галопом унеслась,
И вот так, мои друзья, потерял кобылу я.
И вот так, мои друзья, потерял кобылу я».
Его голос разносится не только по галерее, но и эхом спускается в зал. Там обрываются разговоры. Лорды и леди, чье величавое пиршество так бестактно прервали, высказывают недовольство.
– Мой господин! – шипит дирижер, боясь повысить голос. Его от происходящего чуть удар не хватил. – Мой господин, это галерея для артистов. Для людей. Если вы пришли на пир, лестница…
Принц опускает лютню и пристально смотрит на дирижера. Я не могу разобрать его взгляд: в нем нет ни презрения, ни злости. Скорее легкое веселье. Но что бы ни прочитал в нем дирижер, бедняга замолкает на полуслове.
– Меня не пригласили на пир, – ровно произносит принц. – Но не переживай, мой друг. Я тоже часть сегодняшнего развлечения, хотя и выступлю гораздо позже. Пока же не обращайте на меня внимания. Продолжайте играть свои погребальные песни.
С этими словами он бросает лютню музыканту, у которого ее отобрал. На хмурый взгляд юноши принц отвечает ухмылкой, отчего тот вспыхивает и опускает голову. Склонившись над лютней, музыкант по мановению дирижерской палочки вновь начинает играть торжественную камерную мелодию.
В зале стихает недовольство. Гости успокаиваются и чинно продолжают трапезничать.
Принц скрещивает руки и тяжко вздыхает.
– Нечасто приходится бывать на столь утомительных аурелианских пирах, – говорит он уголком рта. – От празднеств я обычно ожидаю бурных танцев, потасовок, танцев-переходящих-в-потасовки, льющихся рекой напитков и гама, заглушающего этих ребят за работой, – указывает он пальцем на музыкантов.
Он со мной говорит? Наверное. После встречи в библиотеке принц воспринимает меня как свою… знакомую? Я не знаю, что ему ответить. Неужели никто здесь не осознает, кто он такой?
Принц смотрит в зал через занавеску. Стискивает челюсти и поджимает губы. Медленно втянув воздух через ноздри, откидывает голову назад. И, не глядя на меня, бросает:
– Прекрасно выглядишь сегодня.
– Что? – ошарашенно моргаю я. – Вы… Вы хотите сказать…
Он неопределенно машет рукой, все еще не смотря в мою сторону.
– Цвет. Тебе идет.
Жар опаляет щеки. Но прежде чем я успеваю придумать ответ, внизу резко хлопают в ладоши. Музыканты разом перестают играть, и в следующую секунду голос принцессы Эстрильды взлетает до потолка и эхом отскакивает от стен:
– Лорды и леди Аурелиса, почтенные собратья, подданные нашего прославленного и великого короля Лодирхала – да сиять ему как тысяча солнц! – сегодня в знак уважения и привязанности к вам, в особенности – к моему любимому дяде, я приготовила скромное развлечение.
Ну это она переборщила. Всем известно, что имя ее любви к королю Лодирхалу – корысть. Впрочем, именно ради нее в Рассветном дворе плетутся интриги и заключается большая часть союзов. Сомневаюсь, что Лодирхал принимает это близко к сердцу.
– Чтобы усладить ваши уши и взволновать воображение, – продолжает Эстрильда, – я дарю вам превосходное произведение человеческой поэзии. Историю любви, тоски и необратимой потери, исполненную моей Должницей.
Внизу слышится одобрительный шепот. Фейри любят, когда им читают.
От нервов у меня сводит желудок.
– Твой выход, – пихает меня локтем принц.
Я испуганно перевожу на него взгляд, но он по-прежнему не смотрит на меня. Нарочито не смотрит на меня.
– Ни пуха ни пера.
В устах человека эти слова были бы пожеланием удачи. От него же…
Я поднимаюсь, оправляю пышные юбки – если позориться, так с достоинством – и прижимаю книгу к бешено колотящемуся сердцу. Артисты почтительно расступаются, пропуская меня к концу галереи и маленькой лестнице, ведущей к месту выступления. Я бы предпочла читать поэму с галереи, скрытая от глаз высшего общества, но здесь такое недопустимо.
Принцесса Эстрильда ждет меня у подножия лестницы. Это меня удивляет. Я думала, она вернулась за стол. Она хочет дать мне последние наставления? Посмотреть, какую поэму я выбрала для выступления? Принцесса внимательно осматривается, но на меня ее взгляд даже не падает. Я слишком незначительна для нее.
Когда же я останавливаюсь рядом, едва доставая макушкой головы до ее плеча, Эстрильда хватает меня за горло. Вздрогнув, пытаюсь отступить. Сердце чуть не выскакивает из груди. Что происходит?
– Не дергайся, дуреха, – рычит принцесса.
Сила Долга связывает меня по рукам и ногам, и противиться этому невозможно. Я застываю, и пальцы Эстрильды сжимаются на моем горле, а глаза, которые она всегда отводит при виде меня, смотрят прямо в мои.
Я чувствую чуждое вторжение. Словно в голове копаются ножом. С губ срывается вздох, а вместе с ним меня покидает какое-то странное напряжение, которого до этого я не ощущала. Будто вдруг расслабилась годами напряженная мышца. По венам течет необъяснимое тепло. Ощущение это, поначалу сильное, пропадает со следующим вздохом.
– Ну вот и все. – Эстрильда убирает руку с моей шеи и отступает на шаг. – Должно сработать. Читай, Должница.
Она отворачивается и плавной походкой идет к своему месту за королевским столом, улыбаясь и кивая по пути как друзьям, так и врагам.
Я остаюсь под лестницей одна, в лучах направленного на меня яркого света, остро ощущая, что в этом зале на меня не смотрит никто. Касаюсь горла там, где лежали ледяные пальцы принцессы.
Что она со мной сделала? Или же… не сделала?
Молчание затягивается. Нельзя просто стоять столбом, нужно читать.
Дрожащими пальцами нащупываю в томике Бронвин закладку и роняю ее на пол, открыв книгу. Мне уже хочется потянуться за ней, но я вовремя одергиваю себя, вспоминая о своем достоинстве. Держа книгу перед собой, прочищаю горло, а потом поднимаю взгляд. Лишь на миг.
На меня смотрит Ивор. Единственный, кто смотрит на меня в этом зале, – он.
И на его губах улыбка.
С гулко стучащим сердцем сосредотачиваюсь на расплывающихся перед глазами буквах. О боги небесные, помогите мне это пережить!
– «Печальная история о Девдоне и его возлюбленной Розалине Прекрасной», – зачитываю я подрагивающим голосом. Снова прочищаю горло, беру книгу поудобней и продолжаю:
«Убаюкивал ветер прибрежный
Лилии ярко-белые, нежные,
Луна зеркальцем в небе сияла
Свет далеких звезд отражала».
Сердцебиение не унимается, но знакомая ритмика стихов Бронвин действует успокаивающе:
«Вился лентой, плясал ручеек,
Что по долине зеленой пролег.
И с упоением сердце плясало,
Сердце лорда Девдона плясало,
И в танце пылком не уставало,
В пути полночном его окрыляло».
Что-то происходит.
Сначала я едва замечаю это, поглощенная строками на странице. Но чем дальше я читаю, тем сильнее ощущаю текущий по венам жар. Он опаляет меня изнутри, поднимается к горлу и языку. Я не прерываю чтения – к счастью, балладу Бронвин я знаю наизусть – и все чаще и чаще отрываю взгляд от книги, чтобы посмотреть на тех, кого мне велено развлекать.
Их взгляды – жадные, пристальные – все теперь устремлены на меня. На ту, на которую они без крайней нужды никогда не посмотрят.
Мне кажется, от этих сосредоточенных взоров, обращенных на меня, я вот-вот воспламенюсь. Лишь король Лодирхал сидит опустив глаза, но его внимание я тоже ощущаю кожей.
Что-то движется вокруг меня. В воздухе, на стенах обретают форму неясные образы: силуэты, похожие на бумажных кукол, только более живые и проворные, изображают сцены из прочитанных мною строк. Это магия? Эстрильда постаралась? Маленький трюк для усиления эффекта от моего выступления? Но я не чувствую в происходящем магии фейри. Такое ощущение, что все это… исходит от меня…
БАМ!
Я еле сдерживаю крик. Тени-образы мгновенно тают, и зал вновь сияет от яркого света ламп. К моему облегчению, лорды и леди переключают внимание с меня на с грохотом распахнутую дверь. Я тоже смотрю на нее, еще не опомнившись и не успев прикрыть рта.
В дверях, помятый и маленький, с квадратными очками на носу и курчавой растрепанной бородой, стоит Таддеус Крикл.
– Рейфы![3] – его голос громом разносится по залу. – В библиотеке Аурелиса рейфы!