– Кажется, я видел выходившего утром из библиотеки лорда Ивора. Он застал учиненный тут беспорядок?
Щеки обжигает румянцем.
Я пытаюсь не обращать внимания ни на свое смущение, ни на взгляд Таддеуса Крикла – чересчур пронзительный или скорее назойливый.
Таддеус – Должник лорда Ивора, поэтому нет ничего удивительного в том, что старшего библиотекаря интересуют его визиты. И все же мне хочется, чтобы его слезящиеся старческие глаза за квадратными стеклами очков замечали поменьше.
– Да, ну… – запинаясь, начинаю я. Прочищаю горло и бережно переворачиваю лежащую на столе пожеванную страницу. Сделав вид, что внимательно изучаю ее, ровно произношу: – Лорд Ивор хотел сегодня утром позаниматься чтением.
– Правда?
Тон Таддеуса намекает на недомолвку с моей стороны. Однако мне меньше всего сейчас хочется рассказывать о неожиданном появлении принца. А также о вспыхнувшей между ним и лордом Ивором стычке, почти-оскорблениях и позерстве, которые, по ощущениям, – и это очень странно – связаны… со мной.
Меня передергивает. Что за ерунда лезет в голову. Видно, воображение разыгралось.
В любом случае говорить об этом Таддеусу Криклу я не собираюсь.
– Правда, – вежливо улыбаюсь я. – Мне пришлось рассказать ему о наведенном пикси бардаке, и мы перенесли занятие на другой день.
Таддеус неопределенно хмыкает, сощурив глаза. Мы с ним удобно устроились в подсобном помещении библиотеки, где полки ломятся от бесчисленного количества книг разной степени ветхости и износа. Тут же лежат инструменты для их реставрации. Я все утро собирала жалкие остатки томов, над которыми потрудились пикси. Мы с Таддеусом обнаружили еще несколько уголков в разных крыльях библиотеки, где гадкие прожоры наглотались письменных слов. Удивительно, сколько вреда учинила троица пикси всего за пару часов. Ненавижу этих мелких паразитов!
Сначала я обрадовалась, когда Таддеус пригласил меня в книжную мастерскую и начал аккуратно раскладывать собранные нами страницы по стопочкам – каждая для отдельной книги. Приятно думать, что он доверяет не только моим навыкам чтения и понимания различных языков, представленных в коллекции библиотеки Аурелиса, но и видит, как бережно я отношусь к такому хрупкому и ценному материалу.
Теперь же, ежась под его слишком понимающим взглядом, я задаюсь вопросом: для помощи ли он меня позвал? Я прекрасно знаю, что Таддеус не одобряет мои занятия чтением с лордом Ивором. Но чего он от меня ожидал? Что я откажу высшему фейри? Я – Должница. Делаю, что велено. И пусть я не Должница лорда Ивора, но он высший.
Усиленно сохраняя на лице нейтральное выражение, внимательно изучаю страницу перед собой. Она написана на древнем аранельском. Узнаю неразборчивый почерк мага Джаана. Очередная жалкая толика «Диковин». Переложив страницу в соответствующую стопку, украдкой бросаю взгляд на Таддеуса. Почему он все еще смотрит на меня? Хлопнув ресницами, изображаю слабую улыбку. Прошедшие годы научили меня тому, что улыбка куда эффективней маски невозмутимости. Невозмутимость – чистый холст, на котором в любое мгновение может промелькнуть непрошеное чувство. За улыбкой легче прятать то, что предпочтительнее оставить в секрете.
Таддеус опускает голову, и под его седой бородой образуются три подбородка. Очки съезжают вниз и балансируют на кончике острого носа.
– Надеюсь, моя дорогая мисс Дарлингтон, вы еще помните Мэри Уэст.
У меня все внутри сжимается.
– Я… да. Я помню Мэри, – мой тон обманчиво беспечен. – Она прибыла в Аурелис за несколько лет до меня.
– А вы помните, что с ней случилось?
Слишком хорошо.
Мэри Уэст тоже была Должницей. Как и все люди, живущие ныне в Аурелисе. Она служила фейри по имени Киирион Прекрасный – одному из самых блистательных членов королевского двора. Своим невероятным красноречием и обаянием он доводит до полуобморочного состояния не только леди, но и лордов.
Правила запрещают владельцу Долговых Обязательств привораживать Должника, поэтому лорд Киирион уж точно не укладывал в свою постель Мэри Уэст при помощи магии. Да и зачем ему? Мэри легла с ним по собственной воле и какое-то время наслаждалась плодами благосклонности Киириона. Он одевал ее в роскошные платья, сопровождал под руку на торжественные мероприятия, угощал изысканными винами и деликатесами, чарами превратил ее в неописуемую красавицу под стать любой девушке-фейри. И она была от него без ума.
Через год он устал от нее, и любовь ее превратилась в яд.
Следующие полгода Мэри работала, как и все мы – прислуживала фейри, латала им одежду, убиралась и изредка приходила в библиотеку, где мы с ней и общались. Но с каждым проходящим днем, неделей, месяцем она все больше напоминала тень от самой себя. Мэри не дожила до конца исполнения своих Обязательств.
Ее имя быстро стало нарицательным среди Должников. Она – трагический пример нарушения нашего третьего – простого, но важного – правила: «Никогда не влюбляйся в фейри». Конечно, это понятно и без всяких правил. Фейри – наши захватчики, наши хозяева. От их прихотей зависит наша судьба. Они должны вызывать желание любить не больше, чем губительные ураганы и беспощадные штормы.
А потом приходит такой, как лорд Ивор. Смотрит на тебя так, что сердце трепещет. Заставляет почувствовать себя особенной. И внезапно черта между чарами и влечением размывается.
По спине бегут мурашки, но я удерживаю на лице улыбку.
– Помню, мистер Крикл, не волнуйтесь, – твердо говорю я.
Он сводит брови. Просьбой не волноваться я взволновала его еще больше. К счастью, Таддеус пока оставляет эту тему, вернувшись к разбору обглоданных пикси страниц.
Подскочившее к горлу сердце громко стучит. Я боюсь, что старший библиотекарь услышит его стук в воцарившейся тишине. Как бы ни хотелось верить в то, что чары Ивора на меня не действуют, это не так. Рядом с ним я теряю дар речи и забываю, как дышать. Ни одну нормальную девушку не оставит равнодушной его красота. Его присутствие волнует меня, и это естественная реакция.
Опасно другое – растущая вера в то, что он видит во мне нечто особенное. Стоит ей укорениться во мне – и я уже на полпути к своей погибели, как это было с Мэри Уэст.
Меня охватывает дрожь. Я выпрямляюсь, расправляя плечи. Улыбка на месте? Да. Пора сосредоточиться на работе. Работа как раз подходящая, требующая предельной внимательности. Идеальное отвлечение. Погружаясь с головой в бумаги, я даже не слышу тихого стука в дверь.
– Войдите, – приглашает Таддеус.
Я поворачиваюсь к открывающейся двери и вижу вместо одного из наших библиотекарей кроткую мордочку, покрытую серой шерсткой, с длинными бархатистыми ушами. Зайка одета в чопорный синий костюм служанки, и ее тонкие ручки с длинными когтями на пальцах смиренно сложены на белом фартуке.
Сделав реверанс перед Таддеусом, она обращается ко мне:
– Мисс Дарлингтон.
– Здравствуй, Поппин, – отвечаю я. – Что-то случилось?
Зайка смотрит на меня нежными карими глазами.
– Принцесса требует вашего присутствия в своих покоях, мисс.
Поднятые в улыбке уголки губ тянутся вниз. Хотя большую часть рабочего времени я провожу в библиотеке, официально я – Должница принцессы Эстрильды. Она редко обо мне вспоминает – мои способности лучше всего применимы в библиотеке, а принцессу книги нисколько не интересуют.
– Что она хочет? – спрашиваю я, кидая взгляд на стопку книжных листов.
Малейшее промедление – ошибка. Я уже ощущаю приближение головной боли, которая сопровождает любое нарушение Обязательств. Я должна подскакивать и мчаться к хозяину в ту же секунду, как меня позвали.
Ничего не понимаю. Для принцессы я совершенно бесполезна. Я не готовлю, не шью, не убираюсь. Да и у нее полно для этого Должников. Я уж молчу о том, что не нравлюсь ей. Мы, люди, по сути своей не нравимся фейри. Но за множество встреч с принцессой Эстрильдой у меня сложилось стойкое ощущение, что она терпеть меня не может и считает мое присутствие оскорбительным.
– Я не вправе ничего говорить, мисс, – отвечает Поппин, делая реверанс. – Я лишь передаю ее повеление.
Острая боль в виске предупреждает: или я уже встану и пойду, или очень пожалею. Тяжело вздохнув, поворачиваюсь к Таддеусу.
– Вернусь, как только смогу.
Я придавливаю стопки разрозненных листов пресс-папье.
– Нет-нет, не возвращайся, – отзывается Таддеус, не отрываясь от работы. – Выполняй свой Долг перед госпожой.
Головная боль утихает, как только я выхожу из мастерской. Поппин плохо ориентируется в огромной библиотеке, поэтому я иду первой. Мы пересекаем раздел Лунулирианской мифологии и выходим в широкий проход, который я про себя называю трактом. Он прямиком ведет через все библиотечные крылья первого этажа в сияющий золотой холл. За столом регистрации сидят мои коллеги – Джордж Нобблин и Лидия Тревет, давние обитатели Аурелиса. Должники, срок службы которых еще не истек. Лидия мне кивает, а Джордж делает вид, что не замечает.
Из библиотеки мы сразу выходим во дворец Аурелиса. Стены здесь, как и в библиотечном холле, сплошь золото и белизна. Все залито светом благодаря огромным окнам и открытым аркадным галереям. Рассветный двор большую часть дня объят золотым сиянием рассвета, хотя, случается, мы застаем и дневное, и сумеречное время, и даже ночь. Бывают и пасмурные дни. Однако в этом мире мгла лишь подчеркивает сияющее великолепие дворцового интерьера.
Все построено с таким размахом, чтобы вместить драконов и великанов, порой посещающих двор короля Лодирхала. Помню, как по прибытии была ошеломлена и даже напугана масштабами дворца. Сейчас, по прошествии пяти лет, я следую за Поппин, едва обращая на это внимание. Поразительно, как быстро привыкаешь к собственной ничтожности.
Маленькая горничная-зайка ведет меня в покои принцессы Эстрильды, расположенные в северном крыле дворца. Перед дверью мы останавливаемся, и, пользуясь возможностью, я оправляю юбки и расчесываю волосы пальцами. Все это пустое – принцесса и взглядом меня не удостоит. Люди не стоят внимания единственной племянницы короля Лодирхала. Но мама учила меня всегда выглядеть насколько возможно достойно, особенно когда попадаешь в трудную ситуацию.
Натянув на лицо уверенную улыбку, киваю Поппин.
Зайка кивает в ответ, открывает дверь и объявляет пронзительным писком:
– Мисс Дарлингтон, Ваше Высочество.
Затем склоняет голову, отступает и жестом приглашает меня пройти внутрь.
Я вхожу в гостиную – не такую грандиозную, как библиотечный зал, зато роскошнее его раз в десять. Каждый предмет мебели здесь позолочен и задрапирован шелками и кружевами разных оттенков розового. Живые розы вьются по колоннам и стенам, обрамляя окна не хуже занавесок. Благоухает духами.
Леди, несколько джентльменов и создание, чей пол не поддается определению, раскинулись на диванах с томностью, отнюдь не умаляющей исходящей от них ауры властности и силы. От них так и пышет чарами, которые заметны даже моим человеческим глазам.
В центре этого собрания на позолоченном кресле, лишь слегка уступающем торжественности и величавости трона, восседает принцесса Эстрильда. Она пригубляет из высокого прозрачного бокала сияющую жидкость. Три Должницы усердно расчесывают ее невероятно длинные волосы. Не убранные в одну из ее любимых затейливых причесок, они стелются за ней блестящим золотым шлейфом. Девушки работают не покладая рук, чтобы шелк ее волос сиял и мягко струился по плечам.
Я подхожу к принцессе, минуя членов ее свиты, не обращающих на меня ни малейшего внимания. Для них я пустое место, и это играет мне на руку: лучшей защиты, чем собственная никчемность в глазах окружающих, в Рассветном дворе не придумаешь.
Я опускаюсь на колени перед креслом принцессы Эстрильды, склоняю голову и тихо произношу:
– Вы меня звали, госпожа?
Принцесса не отвечает. Тихо напевая, она рассматривает свое лицо с разных ракурсов в ручном зеркале. На ее губах оттенок новой, восхваляемой всеми помады – чисто-золотой. Слишком броский, на мой взгляд.
Но один из ее спутников восклицает:
– Идеально, любовь моя! Только на твоих губах этот оттенок настолько прекрасен!
– Хм, – неопределенно отзывается Эстрильда. – Разве в макияже нам нужна идеальность?
– Но, дорогая, на тебе все смотрится идеально, – разливается соловьем еще один льстец. – С этим ничего не поделаешь.
Принцесса слегка изгибает бровь, но видно, что она довольна.
– Не сомневайся, милая, – говорит одна из леди, изящной ручкой заговорщически похлопав принцессу по плечу. – Лорд Ивор сегодня обязательно признается в любви, как только все будет решено.
У меня сжимается сердце.
Это глупо. Так глупо. Еще до приезда в Аурелис я слышала о деликатных отношениях между своей госпожой и лордом Ивором. Причем вполне закономерных. Любимый воин короля и единственная племянница короля – прекрасная, идеальная во всех смыслах пара. А я человек. Должница. Ничтожество. Пустое место. Нечего и думать о ком-то вроде лорда Ивора.
Прочь все мысли о нем. Сейчас же.
Я держу голову низко опущенной, молясь небесам, чтобы никто в гостиной не заметил охватившую меня дрожь.
Эстрильда наконец опускает зеркало на колени и обращает свой холодный взор на меня. На согнувшееся перед ней низшее существо.
– А, – выражает она удивление, словно увидела меня лишь сейчас, хотя я стою перед ней на коленях вот уже несколько минут. – Сегодня ты нужна мне, Должница. – Ее голос подобен дыханию весны – слегка прохладный и при этом душистый. – Король Лодирхал, мой венценосный дядя, просил меня устроить развлечения на сегодняшнем пиру. Ты будешь читать.
От потрясения я даже вздохнуть не могу. Я? Буду присутствовать на королевском пиру? Ни разу за все годы службы меня не просили о чем-то подобном.
– Читать, госпожа? – эхом повторяю я.
– Да. Выбери чудесный образчик человеческой поэзии. Что-нибудь волнительно-романтическое, с трагическим концом. Прочтешь гостям.
Я никогда в жизни ни перед кем не выступала. Выступать перед высшим обществом? Перед королем Лодирхалом и его гостями? Краем сознания отмечаю зачатки головной боли. Это не просьба, а требование. Выбора нет.
– Я… эм… если моя госпожа уверена, что подобное придется ей по вкусу, – говорю, вложив в голос все свои сомнения. В открытую выражать их нельзя, но, возможно, удастся заставить принцессу передумать.
Не тут-то было.
– Свободна, – отпускает меня Эстрильда, взмахнув рукой с высоким бокалом и чуть не расплескав сияющую жидкость. – В твои комнаты доставили платье. Наденешь его. И помни: стихотворение с трагическим концом. Я хочу, чтобы к концу его прочтения все гости плакали.
Склонив голову, встаю и пячусь. На губах стойко сохраняю улыбку – единственно доступный мне вид защиты. Минув всех отдыхающих гостей принцессы, разворачиваюсь к открытой зайкой двери и ныряю в безопасность коридора.
Поппин закрывает за мной, и я прислоняюсь спиной к деревянной поверхности. Коленки так трясутся, что, кажется, ноги вот-вот откажут. Второй раз за день на кончике языка вертятся нехорошие слова. С трудом сдержавшись, чтобы не выругаться, я откидываю голову и смотрю в сводчатый потолок.
– О боги, – выдыхаю я. – Всемогущие боги. Мне конец.