Майкл сжал руль так, что пальцы свело судорогой. Пробираться по разделительной полосе, густо заросшей сорной травой, было крайне неприятно. Он уже дважды проваливался в ямы по самый бампер и мысленно прощался с подвеской, но выбраться на шоссе не получалось: в свои последние дни люди бежали из Милуоки. Они умирали, не снимая ног с педалей, и теперь Рок-Фриуэй превратилось в свалку искорёженного металла.
Боковым зрением Майкл уловил какое-то движение справа и снова отвлёкся. Субару немедленно ухнула вниз, что-то отвратительно заскрежетало, и машина заглохла.
По крайней правой полосе шёл человек. Галстук, когда-то туго затянутый, теперь своевольно болтался на грязной шее, рубашка лишилась доброй половины пуговиц, а брюки потемнели от мочи.
Вид у мужчины был совершенно потерянный: он брёл без цели из никому неизвестной точки А в такую же неизвестную точку Б, и солнце явно резало ему глаза и жгло кожу, и, наверное, в костюме было душно и неудобно, если, конечно, он еще был способен чувствовать неудобства.
Наверное, мог, решил Майкл. Ему было видно, как мужчина щурился. Периодически даже вскидывал руки к лицу и махал перед ним, словно пытаясь отогнать назойливую мошку. Вдруг он испустил вопль, полный отчаяния, и кинулся на ближайший автомобиль с кулаками. Металл стонал и гнулся под градом ударов, и, против воли, Майкл почувствовал жалость к этому созданию.
Он тихонько приоткрыл дверь и вылез из салона. Сердце забилось чаще: жалел он этого человека или нет, но тот всё равно представлял огромную опасность. Сознание словно раздвоилось. Только что Майкл утопал в придорожной траве, наблюдая за бывшим офисным клерком, и вот он уже на заправочной станции, склонился над пустыми канистрами.
– Эй!
Этот осторожный возглас заставил его прервать своё занятие. У стеклянных дверей стоит девчонка лет 16. Фиолетовые волосы забраны в два высоких хвоста, губы густо накрашены чёрным, а в руках открытая пачка чипсов.
– Привет, – улыбается Майкл. – Не бойся, я здоров.
– Слава богу! – облегчённо выдыхает она. – А я уж подумала… Неделю пряталась в подвале, представляешь?
– И как там?
– Родители хранили там кое-какую еду, так что нормально. Терпимо. Только в туалет сложно ходить.
– Ну, сейчас это везде сложно делать, ты не много потеряла.
Майкл принялся выливать остатки бензина в бак.
– Да я бы не вылезла, но еда кончилась и… вот, – она приподняла пачку чипсов. Помедлив, она добавила:
– Они убили друг друга. Мама с папой.
– Мне очень жаль.
И это было правдой. Майкл бросил еще один взгляд на девчонку и вдруг ясно увидел, что она пережила. Мама, наверное, «перезагружалась» дома. И вот она открывает глаза, девочка зовёт её, но глаза у той пустые, потухшие. Она срывается с места и, круша всё на своём пути, несётся за родной дочерью. Та прячется в подвале, понимая, что дверь долго не выдержит, и вот тут появляется отец. Она уже достаточно напугана для того, чтобы не звать его на помощь, поэтому просто скулит, сползая на пол. Родители яростно рвут друг друга на части, и, Господи, она рада этому, она рада, что они умирают окончательно, а она остается жива.
Возможно, под дверь затекает их кровь, заставляя девчонку забиться в угол. Она сидит там до ночи, а потом начинает осторожно исследовать свою новую клетку. Писает в угол, в какое-нибудь ведро в лучшем случае, а в худшем прямо на пол, на свои домашние тапочки. Питается консервами или сырыми овощами, всем, что там нашлось. И вот запах становится просто невыносимым, еды нет, голова раскалывается на части от голода, и она решается выйти, дрожа от ужаса.
Красит губы в чёрный, потому что в 16 лет это, наверное, придаёт уверенности, переодевается, потому что она так привыкла, и на ближайшей заправке, сгорая со стыда, решается взять только чипсы, оставив свой последний доллар в пустой кассе.
Конечно, это только его фантазия. Всё могло быть гораздо хуже. Но Майкл смотрит ей прямо в глаза и ему жаль её, невозможно, невероятно жаль. Жалость проникает под кожу, несётся по сосудам, сердцебиение учащается, и вдруг Майкл понимает, что это не жалость, а ужас.
Прямо за её спиной появляется женщина, появляется совершенно бесшумно, как будто вырастает из тени девчонки.
– Что? Что ты так смотришь? – зрачки её вдруг расширяются, а голос садится. – За моей спиной кто-то есть, да?
Майкл не успевает даже дотянуться до пояса, где висит Магнум. Эта тварь вцепляется в тонкую шейку девчонки, кровь хлещет фонтаном, уши закладывает от крика. Чипсы разлетаются по асфальту. Откуда-то издалека приходит мысль, что они пахнут беконом. Майкл наконец хватает Магнум и пытается прицелится, но попадает только с третьей попытки. Тварь пронзительно верещит сквозь сжатые зубы: выпускать добычу она явно не планирует, зато начинает пятиться назад, прикрываясь девчонкой, как щитом. Пока ещё живым щитом.
У него остаётся три патрона и два из них он снова всаживает в асфальт. Мелкие камушки царапают их обеих, но вреда, конечно, не причиняют. На лицо девочки словно перевернули банку с краской, ему даже не удаётся разглядеть, открыты её глаза или нет, но он видит губы. И чёрная помада придаёт ему уверенности.
Пока тварь пытается справится с дверями (удивительно, она пытается их открыть!), Майкл прицеливается ещё раз, и теперь всё выходит как надо. Мозги и кусочки костей фонтаном разлетаются по прозрачной поверхности.
Не чувствуя боли в руке от отдачи, Майкл осторожно движется вперёд. Чипсы хрустят под ногами. Он не дошёл всего метр, а девчонка открывает глаза. Смотрится это чудовищно: два колодца с белизной посреди красного марева. Она даже не может встать, просто смотрит на него не моргая.
– Эй, – тихо зовёт Майкл.
Он ни на что не надеется, но совесть не позволяет сделать что-то немедленно, не спросив её хотя бы банальное «Ты в порядке?».
Она ползет вперёд и, Господи, собирает чипсы прямо у его ботинок. Заталкивает их себе в рот вместе с асфальтной крошкой и пылью, глотает. Майкл перезаряжает Магнум. Когда она хватается за его ботинок, он нажимает на курок. В этот раз он чувствует всё.
А теперь он снова по пояс в траве. Рука сжимает всё тот же Магнум. В каком-то смысле не самое лучшее оружие: слишком сильная отдача, слишком много грохота при выстреле, и слишком часто оборона приносит больше проблем, чем было до начала боя, но Майкл привык к револьверу. Во второй руке он держит солнечные очки. Решение приходит к нему моментально, так и должно быть, иначе он передумает.
– Эй, – зовёт Майкл, и ощущение дежавю накрывает его с головой.
Мужчина прекращает бить автомобиль и растерянно оглядывается в поисках звука. Потом, словно вспомнив что-то, глубоко вдыхает почти свежий утренний воздух и моментально находит Майкла.
– Я вижу, у тебя проблемы, мужик. Солнце, – он указывает рукой наверх. Мужчина следит за его движением и рассерженно воет, когда яркий свет ослепляет его.
– Я могу помочь. Ты только не дергайся, окей?
Если он и мог сойти с ума, то сошёл, это однозначно. Но, вместо того, чтобы убежать, Майкл показывает очки.
– Это можно надеть на лицо. На глаза. Понимаешь?
Мужчина слушает его, чуть склонив голову влево.
– Я тебе их сейчас дам. Не двигайся.
И Майкл делает шаг вперёд. Каждая нога весит по сотне килограммов, но он делает ещё шаг, и ещё. Расстояние продолжает сокращаться. Майкл кладёт очки на капот. Изуродованная Тойота – всё, что их разделяет, вся его защита.
Мужчина берёт очки и, кажется, в глазах его зажигается интерес, а, может, Майклу только хочется так думать. Нет, интерес есть! Мужчина крутит очки в руке, даже пробует укусить.
– Надень их, – шепчет Майкл. – Надень.
Он изображает движение, привычное любому здоровому человеку, и мужчина пытается повторить. Дужка очков попадает ему в глаз, и Майкл в ужасе замирает, ожидая вспышки гнева, но тот просто пробует снова. А вот на третьей попытке терпение его кончается. Оправа хрустит и рассыпается на части, стёкла трескаются и режут ему руку. В этот раз Майкл не раздумывает.
Он сразу же жмёт на курок. И возвращается в машину. Его бьёт крупная дрожь. Если ему так одиноко, что он решил заняться благотворительностью для умерших, то самое время отправляться в путь.
В Милуоки он въехал с первыми сумерками, на небе одна за другой загорались непривычно яркие звёзды. В желудке бушевал ураган, а мозг превратился во враждебно настроенное существо, требующее виски.
«Тут полно магазинов, дружище. Наверняка разграбили не всё. Нам нужна одна бутылка, всего-то! Да мы даже не опьянеем. Ну хорошо, не хочешь так, давай посмотрим в мусорках. Найдем недопитую, всего пара глотков и я заткнусь, обещаю!»
Посмотреть в мусорках. Дожили. Но как же ему хотелось действительно залезть в одну из них ради пары глотков!
Вместо этого Майкл кружил и кружил по тёмным улицам большого города. Свет нигде не горел и, чем больше пустых чёрных окон он проезжал, тем слабее становилась его надежда на выживших. Когда отчаяние заполнило салон его машины, сделав его тесным и лишив кислорода, Майкл вдруг услышал музыку.
Он поехал на звук, и вскоре вдалеке появилось знакомое неоновое мерцание. Через пару минут Майкл смог прочесть: Бар «Низина»[4]. За этой вывеской виднелся след от другой, которую кто-то заботливо снял. Раньше там было написано «Полиция». Очень интересно.
Майкл припарковался и подошёл ко входу. У дверей стояли вооружённые мужчины: коротко стриженные, в лакированных туфлях, с выглаженными стрелками на брюках. От их офисного вида Майкла передернуло. Воспоминания были ещё слишком свежи.
– Добрый вечер, – поздоровался Майкл.
Стоять посреди пустой улицы перед этими ребятами было некомфортно. Он уже увидел, что у них были пистолеты-пулемёты и просчитал, что умрёт до того, как хотя бы подумает о Магнуме.
– Заходи, – буркнул один из них. Кажется, правый.
Его даже не попросили отдать оружие, ничего себе! Правда, через секунду Майкл уже догадался, что их задача – определять жив ли посетитель.
– Благодарю.
Майкл потянул на себя тяжелую металлическую дверь и попал в прошлое.
В неоновом полумраке немногочисленные люди за столиками выглядели призрачным воспоминанием. В углу у шеста кружилась полуголая девушка, окруженная зеркалами, и её отражения кружились вместе с ней. В воздухе висел густой туман сигаретного дыма, и Майкл пропах табаком сразу же, весь до последнего волоска. У барной стойки стоял тяжёлый дух виски и тяжелого парфюма. Бармен, высокий парень и тоже в костюме, приветливо улыбнулся:
– Чего желаете?
– А… А что у вас есть? – Майклу его улыбка показалась насквозь фальшивой.
– У нас есть всё, – бармен просто пожал плечами.
– Знаете, давайте просто воды для начала.
– Будет сделано!
В считанные секунды перед Майклом появился стакан, грани которого он знал наизусть. Только напиток в нём был новый. Он сделал первый глоток и едва не подавился, не справившись с волнением.
– Повтори! – пьяный голос раздался у Майкла прямо за спиной, заставив вздрогнуть.
– Конечно, – бармен нырнул куда-то за стойку.
– Впервые в Низине? – обратился к нему мужчина.
У него были светлые волосы и маленький шрам у брови. Майкл сдержанно кивнул. Светловолосый ему не понравился. Люди, которых он так отчаянно искал всё это время, почему-то вызывали теперь лишь отторжение.