Ночь – это сказочные минуты. Одним людям подавай веселье, другим – сладкий сон. А для меня с полуночи до зари наступает пора встречи со старыми знакомыми, которых я будто вижу во сне, но это вовсе не сон, а погружение в прошлое, чтобы правильно прожить моё завтра.
Я знаю каждого из ночных гостей и называю их братьями. Помню имена все до единого. Они все молоды. Им, как и мне – всего девятнадцать. Братья, впрочем, как и я всегда откровенны. Нам нечего скрывать, потому что пятьдесят ночных гостей – это и есть Я.
Погружаясь в сон, я всегда слышу хлопотливые голоса. Все голоса бойкие, но заботливые. Иногда они перебивают друг друга, но никогда ссорятся. Старшему голосу – уже тысяча лет. Самому молодому, что напористей прочих даёт указания – нет и сорока. Голоса предупреждают меня, как встретить утро. Они советуют, во сколько проснуться, что съесть на завтрак, как и в каком месте перейти дорогу, с кем говорить в метро, кого избегать на работе. Фантомы из прошлого не сплетники и не трусы – они лишь сражаются за моё будущее, будто на кону стоит их собственная жизнь. Братских голосов ровно пятьдесят – и все пятьдесят, это Я.
Солнечные лучи всегда разгоняют наше собрание, оставляя лишь алгоритм моих действий для нового дня. И чтобы выжить, надо следовать ночному плану и никогда не сбиваться с начертанного пути.
Весь день я выполняю задание. А дожив до ночи, снова погружаюсь в сон и вижу себя в прошлом, – и пятьдесят Я строят план заново, чтобы прожить следующий день и не умереть.
***
Моё отношение к смерти…
Кто-то боится умереть, иные прогоняют страх и живут в зоне риска, как вечные камни. Есть и такие, что сами ищут встречи с неизбежностью. Но за тысячелетний опыт я ни разу не видел, как выглядит сама смерть. На мой взгляд – она безлика или прозрачна. Никто из меня пятидесяти не встречался с ней, чтобы поболтать перед тем, как уйти в пустоту. Смерть накрывала всегда мгновенно, и не было времени, чтобы разглядеть её красоту или уродство. Она безлика…
Но перед тем как умереть, я всегда боролся.
Бег, тревога, погоня. В меня летели стрелы, топоры, пули, ножи или камни. Меня настигало роковое оружие, и я погружался во мрак. Кем только я не был, как только не умирал. Я уходил мучительно, храбро, в панике и даже в пьяном танце. Я проваливался под землю, тонул в реке и горел в агонии, будто по венам пускали обжигающую кислоту. На смену свету и боли всегда приходила тьма, чтобы возродиться плачем ребёнка и новым рассветом, прибавляя нового Я.
Самоубийцы…
Неразумно торопить время, задирая бравадой вселенских Творцов. Мне никогда не понять прыгающих в пропасть безумцев или парней с цепкими пальцами, штурмующих без страховки небоскрёбы, словно они не люди, а выброшенные ветром из паутины пауки. Я имею право сказать всем глупцам: остановитесь, ребята. Я говорю открыто, оттого что мне открылась часть мира, о которой никто из вас не помнит. Мне не нужно гадать, для чего дана жизнь, поскольку ночью я вспоминаю, как хотел жить и умирал. А умирать я чаще страшно и болезненно.
Потому призываю безрассудных юнцов: не дёргайте смерть за невидимые нити, не играйте с ней в жмурки, не дразните её. Смерть всегда побеждает. Тебе её не перехитрить. И неизвестно, что станет с твоим будущим, если ты убьёшь себя сам, с наивной целью – покорить мифический страх.
Я такой мудрый… даю советы, но ни разу не дожил до двадцати полных лет. Мне напоминают об этом каждую ночь. Все пятьдесят голосов сожалеют о нашем скором уходе и дружно думают под луной, как перешагнуть границу и, наконец-то, отпраздновать двадцатилетие.
Я всегда рождаюсь мальчиком. Исключительно мальчиком и в одной и той же державе. Я был сыном кузнеца, скорняка, воина, инженера и пекаря. Рос на Волге, Днепре, Иртыше и Лене. Учился, работал, бездельничал, воровал и бражничал, но всегда меня ждал трагический финал в мои девятнадцать.
Меня сбивала машина, давила лошадь. Я хлебал солёную воду, жарился факелом в высокой башне и замерзал в ледяном лесу. На меня нападал медведь, стая волков и даже бодал лось в период желанной случки. На мою голову падал книжный шкаф, черепичная крыша и, как ни странно – обычный кирпич. Меня угоняли в рабство: однажды в Орду, дважды на полуостров у Чёрного моря. Случалось, что меня казнили по дороге в неволю. Бывало, везло сбежать – вот тогда-то меня и прикончил медведь, откусив руку в плече перед новым рождением.
Смерть всегда была жуткой. Меня топили в болоте, что под Москвой, а близ старой Рязани крепили верёвками между берёз и рвали, будто бумажного человечка… Однажды лет пятьсот назад, из милосердия татарин по имени Ильшат одним взмахом меча рубил мою голову, но прошло всего девятнадцать лет и сын Ильшата, Азамат – без жалости посадил моё тело на осиновый кол за убийство своего отца.
Сколько со мной случилось, всего и не перечислить. Но ничего не забылось. Все пятьдесят Я приходят каждую ночь и страстно сражаются за меня.
***
Я выполняю советы ночных гостей осознанно, запоминая каждое слово. Мне удалось достигнуть многого. Я сделал больше других себя в прошлом и скоро стану отцом. И разве можно такое представить: я живу тысячу лет и ни разу не видел рождения своего дитя?
Нынешний Я в четырнадцать окончил среднюю школу, в восемнадцать получил диплом института. Мы долго советовались, рискнули, и я женился.
Она оказалась особенной девушкой: красавицей и умницей, рождённой со мной ровно в один год, ровно в один день; но важно совершенно другое. Моя любимая тоже встречает ночью гостей, называя их сёстрами; она тоже слышит пятьдесят молодых голосов, не доживших до двадцатилетия.
Кстати, её зовут Софья. Теперь перед мною и Софьей стоит сложная задача, как продолжить наш род, потому что в её прошлой жизни тоже никогда не было детей.
Её сёстры и мои братья взволнованны. Завтра наш общий день рождения, и нам может исполниться двадцать лет. Мы никогда не доживали до фатального дня, никогда не переходили грань, которая для многих лишь повод собрать друзей.
***
Поздно вечером её увезла «скорая». Софья настояла, чтобы я остался дома. Так велели голоса сестёр, навестивших в ночь перед родами. Мои парни той ночью молчали, оттого что я не ложился спать и всё смотрел на звёзды.
Я остался дома один. Снова присел к окну. Возможно, где-то на звёздах живут мои братья…
«Каждая прошлая жизнь и смерть была особенной, – думал я, блуждая по бездонному небу. – И всё-таки интересно, что случиться со мной утром… или к обеду? Наверное, меня поразит инсульт или ударит молния. Хотя на небе ни облачка. А может быть, я оступлюсь, поскользнусь и ударюсь виском о стол или на мою голову рухнет потолок. Люди, которые делают ремонт наверху, всё же убьют меня своим перфоратором и молотками».
Мне было немного страшно в ожидании конца. Но вы не представляете, как увлекательно наблюдать за собственным угасанием.
А ещё… я переживаю за Софью. Чувствую, как пятьдесят Я закусывают губы, скрещивают невидимые пальцы и ждут, что принесёт утро. Я не слышу голосов, но знаю, что встреча с ними близка.
Странно. Я совсем не переживаю за ребёнка. У меня стойкое чувство, что с ним всё будет хорошо. Смотрю на падающую звезду, загадываю желание и проваливаюсь в сон. Ночь сильнее меня… Я уснул…
Вероятно, мой сон, это начало пятьдесят второй истории. А я стану пятьдесят первым советником нового Я.
***
Открываю глаза. Шевелю пальцами ног. Сгибаю колени. Вижу свет. Свет неяркий – нежный, приветливый. Значит, наступило утро, и я выжил. Повезло.
Смешанное чувство, но триумфа нет. Утро как утро. Слышу лишь чириканье хохлатой птички, ощущаю каждую клетку своего тела. Я превратился в нового человека – свободного от страха перед смертью. Теперь я решаю сам, как прожить наступающий день, потому что голоса смолкли. Пятьдесят Я прячутся где-то внутри и сами не знают, что будет дальше.
Я слышу лишь покой. Но нет!.. громко и радостно звонит телефон, и я точно знаю, что на той стороне счастья находится моя Софья – не потому, что вижу её фотографию на экране, а оттого что не может быть по-другому. Творцы, играющие душами, смилостивились надо мной и не оставили ЕЁ.
Снимаю трубку. Слышу ещё слабый голос. Это моя жена. У меня родился сын. А Софья справилась. Она не ушла в следующую себя. Она осталась со мной…
Прошла неделя. Софья и малыш уже дома. Они чувствуют себя прекрасно.
А голоса вернулись. Ведут себя скромно; смотрят на нас троих и боятся спугнуть удачу.
Теперь я и она, мы помним всё, что случается по ночам. Мои пятьдесят Я и её пятьдесят сестрёнок провозгласили меня и Софью председателями хора сотен голосов. Теперь я и она докладываем прошлому о ежедневных победах, а под утро слушаем похвалу или критику от самих себя.
Я познакомил своих братьев с девочками Софьи. Меня и Её стало так много, что не хватает ночи, чтобы поговорить с каждым из нас. Нам стало так свободно и спокойно, что я не заметил, как один голос из прошлого перестал приходить. Он был первым в списке. Его звали Александр. Голос Александра исчез, как только появился на свет мой мальчик, – и было бы странно не дать сыну имя первого Я.
Саня, Сашка – жена зовёт его Шурка. Сынок совсем мал, но уже сейчас я узнаю в нём себя, вернее, человека, который жил тысячу лет назад. Александр из прошлого, бывало, рассказывал, как метко стрелял из лука, лихо управлялся с мечом и твёрдо сидел в седле. Ему не удалось дожить и до семнадцати, но я помню, что прожил он свой срок гордо, не опозорив славянский род.
Я забочусь о сыне, словно о самом себе; оберегаю его, даже когда сплю. Я осознал, что тоже стал голосом поддержки. Я отец и советник, определяющий завтра своего мальчика. Я голос из прошлого, который можно не только слышать. Ещё при жизни я присоединился к сорока девяти Я, чтобы помогать себе совсем маленькому.
Стоит только утонуть в океане снов, как прошлое напоминает о себе. Это были славные ребята. Не всегда им везло, но были они храбры и отчаянно любили мать и родину. Я преклоняюсь перед подвигами и терпением своих предков, а они платят мне верным советом. Я помню их всех поимённо, чтобы не забыть уже никогда…