Теплоход носил красиво имя «Судьбинушка». Команда теплохода ласково называла своих пассажиров – волжскими пилигримами.
После полудня большая часть отдыхающих спасалась в уютных каютах. Жара стояла плавящая. Редкие и самые отважные пилигримы принимали солнечные ванны на верхней палубе. Среди полтора десятка смельчаков был замечен Мирон Глыбов. Вчера и сегодня он считал себя счастливчиком. Потому что по случаю тридцать третьего дня рождения – работодатель щедро оплатил ему круизную путёвку по Волге.
Своё мускулистое тело Мирон разложил на пластиковом шезлонге под тенью зонта, украшенного цифрами синего цвета. Он дремал под зонтом за номером семь. В жаркий июльский день лёгкий ветерок сопутствовал ленивому блаженству.
Теплоход покачивался, негромко играла музыка. Где-то смеялись дети. Мирон поправлял солнцезащитные очки и снова дремал, наслаждаясь речным путешествием.
Как и многие, он любил побездельничать; а ещё Мирон любил женщин, но моложе себя.
Сегодня шёл второй день его путешествия. Вчерашний вечер он провёл скромно. На ужин позволил себе лишь бокал пива. К половине десятого выкурил пару сигарет. С ним хотела завести знакомство женщина средних лет и даже решилась присесть рядом за столик. Она мило улыбалась, задавала вопросы: кто он и откуда. Мирон неспешно отвечал и всё посматривал на часы. Почему-то хотелось тишины… и спутницу помоложе…
Женщина предлагала выпить ещё и задорно хлопала ресницами. Но Мирон ссылался на усталость. А скорее, ему просто не понравилась дама в шляпке, с ярко накрашенными губами. Ему показалось, что он уже встречал её в своём подмосковном городе. Почему-то представлялась маршрутка, и слышались слова: «Передайте, по городу».
Но Мирон был воспитанным человеком. Он слушал, кивал, иногда отвечал. Терпел…
После выступления смешных аниматоров и искусительницы со змеёй, он всё-таки откланялся, нехотя, но обидев даму, которую, кстати, звали Ольга. Она действительно оказалась почти соседкой.
Вернувшись в свою каюту, какое-то время пилигрим из Чехова посвятил себя чтению. Путешествие с книгой в руке, когда ты лежишь на узенькой кроватке, в маленькой каюте, а из-за головы падает свет на страницы, представлялось ему романтичным. Но книга была жутко скучной. Читать третьеразрядный детектив даже в выше перечисленных условиях, Мирон посчитал делом неуместным… Тогда он включил телефон, приступив к строительству падающих в стакан угловатых фигур, среди которых иногда появлялись палки и квадраты.
Вчера Мирон уснул быстро и в одиночестве. Спалось ему рвано. Всю ночь снился ему стакан, в котором сбивались в кучу кубики, палочки и неровные блоки кирпичей-тетриминосов.
Однажды он вставал. Выходил из каюты и скоро курил, опасаясь встретить женщину из маршрутки; но наступающий вечер пассажир класса «Эконом», желал провести под девизом «живём один раз». Ещё лёжа на шезлонге, он настроился опустошить все бутылки из всех трюмом четырёхпалубного красавца и плясать до утра.
Мирон любил танцевать, когда выпьет.
Жара к вечеру сошла. Теплоход встретил наступление темноты, зажжением бортовых огней и затяжным гудком судового тифона.
Расталкивая бортом речную волну, «Судьбинушка» прибавила хода. Затем прозвучал второй гудок, означающий начало залихватского праздника. Хмельной народ ответил стадионным рёвом сотен ртов, свистом и бурными аплодисментами. Мирон тоже яростно бил в ладоши, а музыка в баре под названием «Слепой Пью» заиграла ещё громче, вовлекая в веселье всё новых и новых людей.
Пришло время безудержного танца, потому что русские люди любят забавы, а волжские просторы разрешают вопить во всю глотку, зная, что на берегу не услышит тебя никто. Широка река-матушка и не объять её взглядом – и не найти границ. Отныне белоснежный теплоход полон безумным ликованием и храбр оплаченным счастьем. Словно точки-тире загорелого радиста звонкая чечётка разлеталась по каютам, призывая встать в хоровод и не жалея отдраенной палубы, отдаться пляскам, как первой любви.
Пиво лилось рекой, звенели рюмки и бокалы. А на танцоле расцветала и в полном смысле распускалась городская душа, требуя бессонную ночь. Люди жаждали карнавала – так дайте опьянённой чертовке, чего хочет она! Гуляй народ – пей, веселись! Праздник плоти до утра, – и, как говорится, большому кораблю – большое плаванье!
Позабыв о рабочей рутине и девушке Наде, сбежавшей от него месяц назад – бог знает к кому и куда – Мирон пустился во все тяжкие. Мирон любил покуражиться…
Он кого-то принимал в объятия, часто выпивал. Под огненные «Руки вверх» Мирон встретился с дамой с губами, что вчера не смогла убедить его в своей свежести и нравственной неприступности. Женщина снова была во хмелю и, не расплескав ни капли из фужера с шампанским, обняла его и целовала в губы, как любовника.
«Да и ладно!.. один раз живём!» – подумал Мирон Глыбов, размахивая руками, словно мельничными лопастями.
Но не знал он одной пустяковой истины: если существуют лопасти, если представился мельницей, то где-то рядом обязательно должен затаиться «Дон Кихот», у которого свои представления о танцах и порывистый ветер лупит ему в лицо.
Багаутдин Арчаков был рождён на одной из вершин седого Кавказа, потому умел терпеть боль, но обиду не прощал никому. Горные тайпы строго воспитывают свою молодёжь в уважение и к старикам, и к себя…
Мирон так увлёкся танцем, что не заметил, как наступил гордому парню точно на красный мокасин, причинив тому сносное, но всё-таки неудобство. Это была непростительная ошибка, почти приговор… Вот здесь бы остановиться молодым да пылким парням, сделать вид, что ничего не случилось и снова отправиться в танцующие ряды. Но нет – ни судьба, ни судьбинушка.
Не для того Багаутдин потел всё детство на борцовском ковре, чтобы вот так запросто взять и остыть. А что Мирон? Разве он зря с восьми лет колотил боксёрскую грушу? Он, между прочим, в самом «Витязе» числится и с Поветкиным знаком… Нет, Мирон готовился. Возможно, именно к этому вечеру на речных волнах.
Мирон представлял путешествие по Волге прозаичным. Днём он будет загорать в дремоте, вокруг будут крутиться тётушки, мечтающие не столько о сексе, сколько о вздохах под звёздами. А ночью, когда Мирон отобьётся от женской болтовни, на него нападут комары – такие мохнатые, жирные, кровожадные. Но вышло совсем не так, как ожидалось.
Но Мирон любил неожиданности…
Парни лишь переглянулись, выбирая безлюдное место. А когда они остались одни, потомок донских казаков и правнук отважных абреков бросились друг на друга, будто веками враждовали их семьи, желая расплаты любой ценой.
Удары сыпались изобильно, словно парням хорошо заплатили за драку в свете ночных огней.
Вначале Багаутдин ловко уходил от «прямых» соперника – и снова двоечка от русского просвистела в «молоко», а выпад чеченца не принёс должного триумфа. Мирон частил, торопился. Багаутдин отступал, горячился. Сын горных вершин хотел придушить «колючего» боксёра, свалив того на палубу, но жутко мешал алкоголь.
Арчакову говорил и отец, и дед, и тренер Джамиль Иванович Эпштейн наставлял: не пей Багаутдин, не кури Багаутдин – а он всё делал по-своему. Вот теперь результат! И лишь природная цепкость и врождённая сила ветров Кавказа помогла избежать полного фиаско. Но всё-таки Багаутдин выждал верную секунду и бросился в ноги, в надежде перехватить инициативу.
Мирон завалился назад, выискивая на что опереться, чтобы не рухнуть на спину. Ему помогла металлическая труба, предохраняющая от падения в реку, но совсем ненадолго. Словно мешки с камнями, бойцы перевалились через борт, стряхнув лишнее с теплохода. Но даже в коротком полёте парни били друг друга, мимолётно провожая «Судьбинушку» и люд, веселящийся в блеске круизных прожекторов.
***
Было темно и страшно. Чеченец широко открыл глаза. Хлопал густыми, чёрными ресницами. Он ждал встречи с вечностью.
Вдруг вспыхнул свет. Много… очень много, слепящего света…
Последнее, что помнил Багаутдин, как его тело в обнимку с русским парнем коснулось пресных вод. Затем наступило удушье. Воздуха не хватало. Он судорожно глотал речную тину, отталкивая от себя несговорчивого боксёра. Арчаков боролся уже не с русским, он сражался за свою жизнь.
Что произошло далее, догадаться нетрудно. Вместо кислорода его лёгкие заполнились водой, он захлебнулся и трагически скончался – утонув с тем парнем, что совсем не смотрел себе под ноги. Теперь Багаутдина ждут райские врата, и внук своего мудрого деда, который утверждал, что жизнь хрупка и коротка, поймёт, что дед был всё-таки прав.
Багаутдин снова и снова повторял молитву, восхваляя Всевышнего. Он жмурился, чувствуя, как свет пробирается сквозь веки. С закрытыми глазами мир казался охваченным ярко-красным огнём. Всё оттого, что в его теле сохранялась горячая кровь. А если текла кровь, значит, он всё ещё жив.
Парень открыл глаза. Всего мгновенье и свет превратился в тёплое мерцание домашней свечи. Этот свет согревал, успокаивал, как в детстве.
Рядом лежал его соперник – тот самый боксёр с «Судьбинушки». Русский часто моргал и не мог надышаться, будто только что вынырнул из самой глубокой впадины.
– А ты крепкий. Хорошая вышла драка. Но всё же я тебя сделал, – бормотал Мирон.
– Ага… размечтался… – играл желваками Багаутдин.
В круглой комнате, то есть совсем без углов, они лежали на мягкой кушетке размером с двуспальную кровать, будто в каком-то гостиничном номере для молодожёнов. Близость мужских тел будила отторжение и неприязнь. Но невидимые путы, сковавшие руки и ноги, не давали выяснить отношения прямо здесь и сейчас.
Минут десять парни дёргались, изворачивались, словно некто всемогущий выловил их в реке, лишь для того, чтобы уложить рядышком и посмеяться над тщетным желанием обрести свободу. Каждый мечтал сбежать, но силиконовые кольца казались стальными.
– Бред какой-то! Что происходит-то? Где мы? – первым заговорил Мирон. Он уже порядком устал и дышал тяжело. – Как звать-то тебя, брат?
– Ух ты, как запел. Братом меня назвал, – хмыкнул Багаутдин.
У Мирона был друг из Махачкалы. Их рабочие столы в офисе стояли рядом. Они вместе посещали боксёрский зал, бывало, выпивали по праздникам.
Мирон уважал дагестанского друга.
– Извини за глупую драку, – хотел примириться Глыбов. – Зря мы с тобой сцепились.
– Моё имя, Багаутдин, – принял извинения Арчаков и добавил спокойным голосом и совсем без специфического акцента: – Если хочешь, можешь называть меня просто Борис, чтобы язык не сломать.
– Да не переживай, брат, не сломаю. А я Мирон. В Чехове живу. Это Подмосковье, – окончательно приходя в себя, представился русский парень, и улыбка посетила его лицо.
– И ты меня извини, Мирон. Погорячился я. Вёл себя непристойно.
– Да ничего. Сами виноваты.… Ну что, значит, мир?
– Мир, – согласился Багаутдин.
Как поссорились парни, так и сдружились. Если бы сразу подобным образом произошло знакомство, сейчас гуляли бы они на теплоходе и с девочками знакомились. Но что сделано, то сделано. Пришло время исправлять ошибки.
– Мы вроде на подводной лодке… – осматривался Багаутдин.
Вспоминая ночное купание в реке, Мирон медленно рассуждал:
– Помню, как падали за борт. Затем в горло попала вода. И знаешь, я заметил, что внизу, прямо под нами проплыла яркая капсула из стекла. Большая, как грузовик. Наверное, мы попали внутрь этого аппарата. Эта капсула спасла и тебя, и меня. Иначе бы мы утонули.
Капсулу Багаутдин тоже заметил. Но скорее, видел свет.
– Может, это военные? Или волжский рыбнадзор? – размышлял чеченец.
– Да какой к лешему рыбнадзор, – улыбнулся Мирон. – Нет, брат, здесь что-то особенное. Думаю… это пришельцы. Я тебе точно говорю, НЛО это. Нас непросто спасли, нас похитили.
– Да брось. Зачем мы нужны? Ты серьёзно думаешь, что есть кому-то дело до двух обычных парней?
Но Багаутдин хорошо помнил, что уже когда-то встречался с неопознанным объектом.
Ещё в детстве однажды ночью он забрался на высокую гору. Если быть точнее, забрался на гору он ещё днём и жарил каштаны в огне, а вот ночью Багаутдин увидел, как мимо пролетел огромный, светящийся шар. Это был космический корабль. Однозначно корабль, с активируемой защитой корпуса. Он был размером с трёхэтажный дом в два подъезда. И свет от корабля исходил нежный и, казался мягким и ласковым, и даже добрым, как бархатная скатерть в доме бабушки Хаят, где кормили его лепёшками и мясом. А что если, это правда? Вдруг НЛО существует, и оно похитило двух граждан Российской Федерации?
– Пришельцы или не пришельцы… разберёмся позже. Нам бежать отсюда надо! – твёрдо решил Багаутдин и завертелся, стараясь высвободить руки, скованные тонким, прозрачным ремнём из крепчайшего силикона.
Поворот вправо, резкий рывок влево. Багаутдин вертелся, кружился, вставал «на мостик», будто боролся в финале Олимпийских игр. «Давай Багаутдин! Давай сынок!» – выстрелом звучал голос тренера Джамиля Ивановича.
– Не дёргайся друг. Успокойся. Сейчас я и тебе помогу, – остановил Багаутдина, Мирон.
Русский обладал мистической силой, способной превращаться в настоящую мощь медведя. Он был таким с детства. В три года Мирон мог пальцем скинуть со стола полную кастрюлю борща, в пять – проглотить десяток саморезов, в шестнадцать – выпить литр водки, а в двадцать жениться, чтобы через тря дня развестись. Мирон называл себя – суперменом и точно знал, что необходимо привести мысли в порядок, проявить упрямый характер и желание непременно сбудется.
Парни прохаживались по круглой комнате. Они ощупывали стены и вдруг наткнулись на прозрачную дверь, которой минуту назад ещё не было.
За дверью заметили шлюзовую камеру.
– Странное дело, брат… нам будто указывают на выход, – насторожился Мирон. – Значит, пришельцы не собираются нас убивать, а говорят прямо: валите отсюда!
Багаутдин согласился, потому что прозрачная дверь в подводной тюрьме блистала, словно спасительный маяк для заблудших душ. А рядом с дверью нашлась красная кнопка. На той стороне стены, за стеклом они увидели вторую кнопку и тоже красного цвета.
«Нам чеховским боятся нельзя. Один раз живём!» – подумал русский парень, прилично врезав по кнопке ладонью.
Стеклянная преграда бесшумно отъехала в сторону, пропуская пленников.
Чеченец, а следом русский смело зашли внутрь. Дверь тут же закрылась.
Теперь Мирон осторожно дотронулся до второй красной кнопки, без всяких там «один раз живём».
Как поплавки парни взлетели вверх и очутились в полноводной реке, с непривычно чистой водой.
Мирон ощутил чуть сладковатый вкус. «Кисельные берега!» – вообразил он сказочный мир, а потом увидел спасительную землю всего в полсотни метров.
Через пару минут они вышли на берег.
Был день. Было очень жарко. Ярко светило солнце.
Они огляделись. Песчаный пляж казался безграничным. Величественная река, наверное, километра три в ширину, уходила в обе стороны за горизонт. На той стороне реки видны горы. Мирон повернулся спиной к реке. Всего в полста метров от пляжа начинался сосновый лес. Но деревья были огромны и казались не земными.
Багаутдин снял рубашку, чтобы отжать её. Мирон фыркал и тряс головой. Он заинтересовался пенными барашками у берега.
– Не было похищения. Пришельцы спасли нас от смерти, – наконец-то, понял Мирон.
***
В креслах пилотов сидели двое мужчин в серых комбинезонах. Волосы у них были русые, рост выше двух метров. Глаза у пришельцев рыбьи, с роговицей болотного цвета. На их щеках пульсировали вены, словно волнение охватило пилотов.
Но ловцы трагических смертей вовсе не испытывали сомнений. Они лишь выполняли свою работу.
– Сообразительные ребята, – удивлённо сказал телепорт-инженер службы доставки. – Но долго не протянут. Не более недели… Прошлые и двух дней не прожили. Гиблое место, эта планета.
– Неисправимый ты пессимист, Ве́зил, – не согласился старший ловец по имени Гюлл. – Я почему-то уверен, что именно эти два парня будущее дикой планеты… Воздух здесь идентичен земному, вода кристально чиста, а еды в реке, что песка на побережье. К тому же птица в лесу водится. Тот здоровый, который Мирон – в грибах разбирается… Выживут.
Телепорт-инженер Везил недоверчиво покачал головой.
– Твои бы слова, да местному зверью в уши… Совсем рядом львиный прайд обитает. И каждый зверь весит за восемьсот земных килограммов. А рептилии в реке, а паразиты? Но в любом случае, мы подарили шанс горячим парням. Возможно, и сложится всё удачно. Поглядим. Разве я против.
Старший ловец Гюлл вздохнул:
– Порой чувствую себя Богом. Что нам стоит помочь им, чтобы выжить? Но мы никогда не вмешиваемся… Людям ведь немногое надо. Тот второй, которого Багаутдином звать, тоже довольно крепкий. Эх, было бы у них оружие…
Гюлл замолчал, потому что на экране высветилась красная строка с новыми координатами происшествия.
***
На середине высокого моста, стояла растерянная девушка. Её распущенные волосы тревожил ветер. Красивое лицо было заплаканно. Она смотрела вниз на бегущую воду. Осталось только переступить через ограду, чтобы исполнить своё последнее желание – умереть.
Проблемы с парнем, с родителями, ядовитые слова соседки и отвратная работа, которая совсем не приносила радости – привели её к величавой Волге. Всего один шаг и можно покончить с бедами раз и навсегда.
Девчонка закрыла глаза, перекрестилась и сделала прыжок в бесконечность.
– Какой удачный денёк сегодня! – почему-то взбодрился телепорт-инженер Везил. – Сейчас мы обрадуем парней подружкой.
– Вот и славно. Вот и удача, – улыбнулся пришелец Гюлл, понимая, что девчонка придаст сил и уверенности парням с теплохода.
Корабль пришельцев вздрогнул, потому что снова включились турбины и открылся портал на Землю. Набирая скорость, судно пришельцев исчезло с планеты, на которой остались чеченец и русский.
Возможно, утопленнице повезёт. Прожить на прожорливой планете остаток своих дней рядом с двумя молодыми парнями – не самый худший исход. Вот и старший ловец пророчит, что все останутся в здравии до седых волос, а он словами не разбрасывается никогда. Но так бывает далеко не всегда. Чаще ловцы отворачиваются от землян или просто не успеваю забрать их в спасительную капсулу. И тогда плата за грех становится неотвратима и неописуемо ужасна.
Клыки голодного хищника покажутся райским развлечением, в сравнении с тем, что ждёт грешника в вечных муках. А это значит, что троице выпал прекрасный шанс всё исправить и, наконец-то, принять верное решение – жить и бороться вопреки иллюзорным бедам.
Выбор есть всегда. Можно потратить подаренное Творцом время на неосознанное существование в человеческом теле, а можно прожить полную страстей и опасности жизнь – даже среди гигантских львов и чудовищных рептилий.