Марк выскочил из «убежища» и осмотрелся по сторонам. Луна, пусть плохо, но светила. Тем не менее, даже в полумраке улицы уже угадывалось изменение картины.
Тревожный взгляд, брошенный на небо, помог заметить, что скоро улицы окрасятся в предрассветные тона. Станет светлее, по стенам городских домов загуляют тёмно-розовые пятна. Не поздно ли идти за припасами?
Марк глядел по сторонам, отыскивая, где затаился его друг. Увидел тень у стены, присмотрелся и обнаружил чудную картину. Друг Алекс сидел спиной к стене дома, свесив голову на грудь. Надетый на голову берет норовил свалиться и упасть на расставленные ноги.
Подойдя к другу, Марк осторожно потрогал его носком ноги. Друг спал, и не думая просыпаться. Марк схватился за плечо, потряс немного. Не помогало! Что делать, в самом деле, не в «убежище» же возвращаться, брать кадку с водой и обливать Алекса?
Марк наклонился к уху Алекса и, приблизив губы, громко закричал: «Пожар!». Алекс, еще не до конца проснувшийся, резко отреагировал на эти слова. Он замахал руками и попытался встать, чтобы убежать от опасности.
Схватил Марк друга за плечи, ещё раз встряхнул. Заметил, что взгляд того проясняется, на нём остановился, осмысленным стал. Берет, между тем, всё-таки упал в пыль городских улиц.
– Ты чего? – спросил Алекс.
При этих словах он посмотрел испуганно на друга, пытаясь одной рукой оттолкнуть, а другой – нащупать берет. Нащупал, на голову приладил, от Марка совсем оттолкнулся. Стал себя в порядок приводить, поглядывая на обидчика.
– С ума, что ли сошёл? Умереть мог от разрыва сердца! – сказал Алекс.
– Сидишь, не шевелишься, – ответил Марк. – Трогаю тебя, трясу, ничего не помогает. Думал, что и впрямь ты того.
– Чего «того»?
– Помер тут, пока я трудами занимался.
– Трудами? Это ты-то?
– Полагаешь, творить любовь – это лёгкое дело? Ещё какое сложное! Сам бы если не отлынивал…
– Сколько раз тебе говорил: не хочу продажных. Тошно мне, словно с куском мяса общаешься.
– Вот поскольку ты к людям, как к мясу, относишься, то и к тебе они также. Любить надо людей, любить!
– Говорю же, не могу!
Марк встал во весь рост, упёр руки в бока, расставил пошире ноги. Постоял, укоризненно посмотрел на друга и проговорил:
– Так может не в деньгах дело-то?
– В чём тогда?
– Может вообще девушки не нравятся тебе?
– Как это?
– Вот так! Содомский грех, может, на уме у тебя? Скажи мне, как другу, пойдём, лечить станем.
– Нешто лечится содомия?
– Другими словами, не отрицаешь факта?
– Брось ты, в самом деле! С чего взял?
– Не помню, когда с девушкой тебя не то, что в последний раз, а и вообще видал.
– Говорю тебе…
– Что ты мне говоришь? Деньги мешают любить? Не смешно ли это? Шёл бы через забор монастырский, монашки истосковались по вниманию мужскому. Друг на друга поглядывают, примеряются, кто из них на мужчину более смахивает.
– Ты взбесился, Марк?
– Чего так думаешь?
– Монашки, шлюхи… Меня в содомии упрекаешь. Может, на себя взглянешь?
– Со мной-то что не так?
– Зачем к Повелительницам рвёшься?
– На место их поставить хочу, дабы знало женское племя, зачем мужской род на земле присутствует.
– Думаешь один справиться?
– Хотя бы начну.
– Подумал просто: вдруг надоело тебе житьё нормальное.
– И? Договаривай!
– Хочешь в содержаны, а то и сразу в евнухи податься, вкусно есть, сладко спать…
– Вижу, разговор наш совсем в дурную сторону пошёл.
– Сам начал!
– О тебе же забочусь.
– О себе я сам как-нибудь позабочусь. Пошли уже в лавку старика Германа. Посмотрим, что для дела будущего есть там у него.
Алекс встал, отряхнулся, поправил берет. На Марка, меж тем, поглядывал зло, обиды ему прощать не собираясь.
– Ладно, – сказал Марк, – разговор наш позже продолжим. Добьюсь я правды от тебя, либо с девушкой какой жить будешь, либо в монастырь – мужской, понятное дело – отправишься. Там станешь грехи замаливать и о душе думать.
– Знаю я, что там в монастырях этих.
– Откуда?
– Слухами земля полнится. Ты уж опять что дурное надумал? Вижу, смеёшься просто надо мной.
– С чего ты взял?
Друзья пошли по ночным улицам, двигаясь к намеченной цели. Вдруг услышали в подворотне какой-то шум. Марк сделал Алексу предупредительный знак. Сам за пояс схватился и обомлел: забыл у подруги свой надёжный кинжал! Напрасно он это, ой, напрасно.
– Ты при оружии? – спросил Марк.
Алекс тревожно взглянул на друга, считая, что шутит тот, не иначе.
– Взял с собой лишь нож перочинный и отмычки – замки вскрывать. Ты, главарь наш, всегда за спокойствие отвечал.
– Мой клинок в «убежище», – сказал Марк.
– Кто ещё теперь рассуждать о девушках будет? Совсем со своей любовью головой тронулся. Ладно, пошли потихоньку, может ещё обойдётся.
Друзья направились к «шумной» подворотне. Подойдя ближе, они поняли, что не ошиблись. Из-за угла выглянуло грязное, забинтованное лицо. Вероятно, это был дезертир из имперской армии. Он сбежал из казармы и теперь занимался разбоем по ночам.
Если бы Марк и Алекс шли, пусть ночью, но со своими разбойными друзьями, то сидел бы дезертир в углу тёмном тихонечко. Но сейчас он увидел людей без алебард, шпаг или мечей. Как было на таких не напасть?
Дезертир выставил давно не точенный меч. Тем не менее, острота оружия мало кого сейчас волновала, ибо колоть им можно же было. Нападавший вышел из тени подворотни и сказал:
– Стоять на месте! Отдавайте, что есть у вас собой. А не то…
– Что «не то»? – рассмеялся Марк.
– Ты с ума сошёл, пёс шелудивый? – удивился дезертир.
Встал перед друзьями, взял меч обеими руками, замахнуться готовится.
– Оставь страсти свои для не пуганных детишек! – проговорил Марк.
Алекс посмотрел с удивлением на друга. Подумал, что прав дезертир, сошёл его разбойный друг с ума и несёт всякую чепуху. Быть может, от страха это у него? Такая перемена в жизни случилась: от любви к смерти двигается. Всякий бы тут от испуга умом тронулся.
– Боже ты мой! – сказал Марк. – Алекс, неужто ты не узнаёшь Феликса?
– Откуда знаешь меня? – спросил дезертир.
Он опустил меч, удивлённо посмотрел, напрягая неповреждённый глаз и стараясь разглядеть Марка получше.
– Марк Разбойник, ты ли это?
– Конечно я, бедовая твоя башка. Алекс, это мой непутёвый кузен. Наслушался баек вербовщика имперского, записался… Куда ты пошёл?
– В меченосцы!
– Вот эта ржавая штуковина?
– Нет, это я у интенданта украл, когда бежал из лагеря.
– С глазом-то что?
– Ячмень сел, выводил я его, да воспаление схлопотал.
– Вижу, кузен, не меняешься ты!
– Зачем мне меняться?
– Затем, что жизнь впустую прожигаешь.
– Чем ещё мне заняться? Кузнечным ремеслом, как отец велел, не овладел. Пахать идти, так не в деревне родился, не умею. К тому же там не просто всё, придётся в аренду коня и плуг брать…
– В своём ли уме ты, кузен? Кто про столь скучные дела говорит?
– Что же остаётся? Из армии я убежал, ищут меня, повесить грозятся. На земле осесть не могу. В городе ни один цех меня к себе не возьмёт…
– Дурья твоя башка! Я зря что ли «Разбойником» кличусь?
– Чем прозвище твоё детское нам во взрослой жизни поможет?
Алекс увидел, что по обыкновению своему Марк сейчас кузена настроит против них. Решил он вмешаться, пока Феликс ни в ком не наделал лишних отверстий ржавым мечом.
– Слушай, братец…
– Какой я тебе «братец»? – огрызнулся Феликс.
«Упёртый, похоже, как баран», – подумал Алекс. В слух же проговорил:
– Хорошо, дружище. Марк теперь – главарь банды. Промышляем мы разбоем лихим, правда, без тяжёлых увечьев обходимся.
– Потому в одиночестве по улице бродите?
– Это долгая история, просто совпало так. Идём мы сейчас…
Марк схватил Алекса за рукав, дёрнул и сказал:
– Феликсу не обязательно глупости твои о монастыре женском слышать.
Алекс удивлённо глянул, но решил не возражать. Марк продолжал:
– В другой раз кузен составит нам компанию. Сейчас иди, Феликс, в таверну «Лихая Орлица». Знаю, название так себе. Но вполне пристойные комнаты вверху над трактиром. Так вот, иди туда, дорогу же знаешь?
– Знать-то знаю, только не будет ли меня там ловушка ждать?
– Обижаешь! Когда я кого предавал, во-первых? Во-вторых, знать не знал, что именно сегодня встретимся.
– Это верно.
– Иди в «Орлицу», спроси одноглазого Конрада.
– Издеваешься?
– Конрад вправду глаза лишился, совсем не так, как ты.
– Хорошо, спрошу. Что сказать этому Конраду?
– Скажешь, Марк прислал принять и рассчитать.
– Разве речь о деньгах меж нами велась?
– Так принято в банде нашей! Запомнил, что сказать?
– Запомнил.
– Ступай, не медли. Мы утром придём, лично проверю, что всё справлено.
– Рад был встретить тебя, кузен.
– А уж как я рад!
Феликс развернулся и побрёл в направлении таверны. Алекс и Марк какое-то время стояли в проулке. Наконец, Алекс спросил:
– Ты же сказал, он тебе кузен.
– Кузен, точно.
– Зачем же отправил его к нашему верзиле, научив паролю, по которому тот должен убить пришедшего?
– Подозрительна вся история, рассказанная Феликсом о службе в армии да бегстве оттуда. Ловят дезертиров споро, казнят ещё быстрее.
– Думаешь, он разыграл сценку перед нами с ограблением?
– Именно это и пришло в голову.
– Так ведь ты его первым узнал, не он тебя.
– И что? Не уверен я, что не наняли его, чтобы ближе подобрался и удар нанести неотразимый. Я же, поддавшись детским впечатлениям, подпустил бы его.
– Что-то всё-таки в твоём детстве не то было! Вот бы узнать, что именно.
– Не дорос ещё, чтобы в чужие дела нос совать. Помнишь, куда шли?
– Помню.
– Вот и пошли, пока светать не начало.