Тот вечер
Лика неторопливо, плавно покачивая бёдрами, поднялась на сцену.
Где-то там, внизу, за столиками в погруженном в полумрак зале, сидели мужчины. Много мужчин. Конец осени, бесконечно длинные вечера, отвратительная погода за окном – и небольшой стриптиз-клуб был переполнен скучающими гостями самых разных возрастов, от восемнадцати до восьмидесяти восьми лет. Лика знала: мужчины смотрят на неё. Сама она не могла их видеть – мешал бьющий в глаза свет софитов – но ощущала сфокусированные на ней тяжёлые взгляды.
Лика повернулась к зрителям спиной и зажмурилась. Прислушалась к первым тактам музыки, под которую предстояло танцевать, и начала двигаться. Все варианты шагов и связок были отработаны на десятках репетиций, доведены до идеала на сотнях выступлений, и сейчас Лика просто импровизировала. Музыка проникала в каждую клеточку её тела, а потом к ней добавились ручейки энергии, тянущиеся от начинающих возбуждаться зрителей.
Вожделение.
Страсть.
Желание обладать.
Самые примитивные чувства, почти инстинкты – но они несли с собой максимум Силы. Все порядочные низшие осуждали такой способ подпитки, но Лике было наплевать. В конце концов, она не была низшей.
Её пронизывала энергия, заставляя двигаться всё быстрее и откровеннее. В сторону полетел корсет, затем короткая красная юбчонка, и теперь тело Лики было прикрыто только двумя узкими полосками ткани.
В глубине зала вспыхнула знакомая светло-зелёная аура, и новый мощнейший всплеск энергии заставил Лику задрожать. Она взялась рукой за пилон, закреплённый посередине сцены, оттолкнулась от пола, выполнила первый простой поворот вокруг шеста, и её охватило ощущение полёта.
Пять месяцев назад
В первую секунду это было похоже на полёт.
Но, разумеется, это было падение.
– Я не понимаю, – обречённо сказала Лиза, не в силах отвести взгляд от развернутого к ней монитора компьютера.
– Включить запись с самого начала? – спросил немолодой мужчина в форме, сидевший за столом напротив Лизы.
Она кивнула, зачем-то снова осмотрела крошечную комнату с зарешеченными окнами и крепко зажмурилась. Где-то в глубине души теплилась отчаянная надежда, что всё это просто сон, кошмарный сон, и что если постараться, удастся проснуться – у себя дома, в своей комнате, на своей кровати, застеленной простынями, выглаженными мамиными руками…
– Елизавета, вам плохо? – в голосе полицейского звучали тревожные нотки.
Лиза открыла глаза, попыталась ответить, но не смогла выдавить из себя ни единого звука.
Плохо?
Плохо?!
Какое странное слово. Пустое, ничего не выражающее, неправильное слово. Абсолютно неправильное. Но правильное никак не приходило в голову.
– Тошнота, звон в ушах, сужение поля зрения, головокружение?
– Н-нет, – с трудом сказала Лиза.
– Вы точно хотите увидеть всё ещё раз?
– Я… мне нужно… я должна точно знать…
Полицейский щёлкнул мышкой, и изображение на экране снова ожило.
Камера уличного наблюдения направлена на Патриарший мост. Тонкая женская фигурка движется по мосту. Останавливается. Одним лёгким движением перебирается через ограждение и делает ещё один шаг вперёд. В пустоту. Она шагает так спокойно и уверенно, что сначала кажется, будто это полёт.
Но, разумеется, это падение.
– Нам нужно оформить протокол, – бесстрастный голос полицейского вырвал Лизу из оцепенения.
– Хорошо, – прошептала она.
– Вы узнаёте женщину на видео?
– Да, – тихо ответила Лиза.
– Кто это?
– Моя мама.
– Вы уверены?
– Да.
– С какой целью она могла приехать из Королёва в Москву?
– Я не знаю.
– Какие причины могли вызвать, – полицейский на секунду умолк, как будто подбирал слова, – такой поступок?
– Я не знаю.
Полицейский снова замолчал.
– У вас есть родственники помимо матери? – спросил он через какое-то время.
– Я не знаю.
– Не знаете? Вообще никого? Нет никого, кто смог бы взять вас под опеку?
– Опека? – Лиза заторможенно посмотрела на полицейского.
Тот тяжело вздохнул.
– Елизавета, вам шестнадцать. Вы не работаете, поэтому не можете быть признаны дееспособной. Если вы не устроитесь на работу и не найдёте кого-то из родственников, кто согласится быть вашим опекуном, вас отправят в детский дом.
Она пожала плечами и снова прикрыла глаза.
– Пусть, – по щеке поползла первая предательская слеза, Лиза ожесточённо её смахнула, – отправляют. Мне всё равно.