Вчера они остановились на стоянке для кемпинг-каров в деревне под названием Пузак, департамент Верхние Пиренеи. Если верить путеводителю, который они купили, это километрах в двадцати от самого лучшего вида горной цепи Пиренеев – Пика-дю-Миди-де-Бигорр. За завтраком Эмиль развернул на столе карту. Жоанна еще спит. Он достал столик и стул. Заварил чай, сделал бутерброд со смородиновым конфитюром и рассеянно ест, просматривая карту. Ему трудно поверить, что они так близко к пику Миди-де-Бигорр, высота которого 2877 метров. Деревня Пузак совсем непохожа на горную деревню. Пейзаж скорее плоский. Только поля и редкие платаны. Дома самые обыкновенные, точно такие же есть у Эмиля дома, в Роанне. Ему не терпится увидеть шале, старые каменные домишки, ели.
Он заглядывает в кемпинг-кар. Ни звука, ни движения. Однако ему что-то послышалось. Очень тихий шорох, словно дрожь. Он продолжает жевать, разглаживает ладонью карту. Опять. Снова тот же шорох. Похоже на вибрацию телефона. Он, однако, уверен, что не включал свой. Сердце подкатывает к горлу. Неужели включил? Сколько раз такое случалось с ним в последнее время – он не мог вспомнить, что говорил по телефону, выключил компьютер или убрал со стола. Это произвело на него странный эффект – заново оказаться здесь, не понимая, что у него только что был блэкаут.
Эмиль встает так быстро, что опрокидывает стул. Он надеется, даже молится: пожалуйста, пусть я не включал телефон. А что еще он мог сделать? Позвонил родителям? Он врывается в машину и застывает как вкопанный, с облегчением выдыхая. Звук исходит не от его телефона, лежащего на кухонном столе и безнадежно выключенного, а из стенного шкафчика, где сложены вещи Жоанны. Он прислушивается. Да, вибрация. У нее есть телефон? Странно… С тех пор как она села в кемпинг-кар на стоянке у автострады, он ни разу не видел ее с телефоном. И думал, что его у нее вообще не было или что она от него избавилась. Он тихонько подходит, колеблется, открывает шкафчик, стараясь не шуметь. Телефона он не видит, но звук стал сильнее. Вдруг он замирает. Слышит шорох наверху, на кушетке. Жоанна зашевелилась. Он поспешно закрывает шкафчик и выходит наружу, к столу. Заставляет себя сесть, взять дымящуюся чашку чая. Слышит, как стучит о стенку веревочная лесенка. Жоанна спускается. Он снова утыкается в карту.
– Доброе утро.
Жоанна робко высовывает голову наружу, волосы еще замотаны тюрбаном из футболки Эмиля.
– Доброе утро.
Больше он ничего не добавляет. Не говорит, что слышал, как звонил ее телефон в шкафчике. Она закрывается в санузле, а он пытается вновь сосредоточиться на карте, но не получается.
Жоанне кто-то звонит… Она спрятала свой телефон в куче одежды, чтобы не слышать его, но оставила включенным, и кто-то ей звонит… Есть человек на этой земле, который беспокоится о ней, хочет знать, где она. Есть человек на этой земле, который, возможно, любит эту странную девушку в черной шляпе и золотых сандалиях, и его это чертовски интригует.
Эмиль не сразу осознает, что она шепчет. Только встав, чтобы вымыть чашку, он слышит сдавленный голос в санузле. Она, должно быть, взяла телефон из стенного шкафчика, прежде чем закрыться там. Он почти не разбирает слов. Слышит несколько раз «нет» и «прекрати», после чего разговор, кажется, заканчивается. Потом он слышит странный звук, словно всхлип, и больше ничего. Он не решается спросить сквозь стенку, все ли в порядке. Быстро выходит, чтобы не столкнуться с ней лицом к лицу, когда она выйдет из санузла. Ей вряд ли это понравится. А он не будет знать, что ей сказать.
Кто ей звонит – мужчина? У нее есть дружок? Это кажется ему абсолютно безумным и маловероятным. Родственник?
Они сложили стол и стулья. Оделись и отправились в путь. Сегодня на Жоанне открытый черный топ и черные бермуды. Интересно, она всегда носит черное? Бермуды великоваты, в них она смахивает на пацана на школьном дворе. И черная шляпа по-прежнему на ней.
Эмиль включил радио, и она, кажется, тихонько подпевала. Он не уверен. Ее прижатая к стеклу голова покачивается. Он удивлен, когда она спрашивает минут через десять: «Куда мы едем?», как будто только сейчас заметила, что они снова в пути. Эмиль поленился ознакомить ее с маршрутом дня. У него сложилось впечатление, что ей глубоко плевать, где она находится, лишь бы можно было сесть по-турецки под деревом или в поле. Включив поворотник и свернув направо, он отвечает:
– Думаю, мы остановимся на несколько дней в деревне под названием Артиг.
Она молча кивает и снова прислоняется головой к стеклу. Эмиль утром отметил коммуну Артиг на большой карте. Это крошечная горная деревушка, три десятка жителей. Идеальная тихая гавань для их первой стоянки, чтобы посмаковать приезд в Пиренеи и подготовиться к началу приключения. Они дадут себе день или два, отдохнут, экипируются, а потом возьмут рюкзаки и пойдут дальше пешком. Близ Артига есть пик Миди-де-Бигорр, Испанский мост, цирк[1] Гаварни, горная речка, водопады… много чудес ждет их. Они возьмут палатку, два спальника и отправятся в поход. Он полагает, что Жоанна не будет возражать.
– Мы скоро приедем, – говорит он.
Но ему кажется, что она уснула.
Эмиль сам толком не знает, куда направляется. Медленно едет по улочкам Артига, пока Жоанна спит, прислонившись к стеклу. Он ищет парковку, где они могли бы остановиться, но больше любуется пейзажем. Он в восторге. Это именно то, чего ему хотелось. Узенькие улочки, каменные домики, сохранились даже деревянные крыши шале. Жаль, что Жоанна не видит всего этого. Может быть, вид горных вершин, зеленых просторов внизу и прелестные улочки вызовут у нее мало-мальский интерес? До сих пор у нее всегда был слегка туповатый вид.
Его взгляд мечется, боясь упустить хоть крупицу пейзажа. Он минует группу машин, которые остановились, чтобы пофотографировать и полюбоваться панорамным видом. Потом ему приходится дважды сдавать назад, чтобы протиснуться в переулок, никого не задев. Вот и парковка. На ней несколько машин. Это, должно быть, начало походного маршрута: из одного автомобиля вышла пара с палками в руках и рюкзаками за спиной.
Эмиль паркуется на самом краю, поодаль от других машин, под деревьями. Заглушает двигатель. Он не ошибся. Слышен шум воды. Здесь протекает ручей. Прямо вдоль стоянки. Приятно будет тут спать. Он косится на Жоанну. Она все еще спит. Он выходит из машины и направляется прямо к воде, ориентируясь на плеск. Достаточно пересечь парковку и срезать угол по траве. Вот и ручей, за деревьями. Вода спокойно течет, журчит на камнях, когда огибает их, там и сям уносит ветку… Вдоль ручья тянется дорожка. Здесь проходит походная тропа. Интересно, куда она ведет? Сейчас он посмотрит в путеводителе. Но пока он садится на валун, вытягивает ноги, на несколько мгновений закрывает глаза.
Мысли его путаются, блуждают над водным потоком. Он думает о телефоне Жоанны, о звонке. Это волнует его. Не только потому, что это подразумевает: кто-то где-то ждет ее, может быть, умоляет вернуться. Нет. Дело в другом. Дело в звонках, которые поступают ему тоже и переадресуются на голосовую почту. Дело в письме, которое придется написать родителям, сестре, Рено, чтобы объяснить им… Что объяснить? Он сам не знает. Все произошло так быстро, так поспешно. Ему самому трудно объяснить себе свой отъезд. Всегда ли так бывает, когда расстаешься с людьми? Всегда ли трудно понять причины, побудившие нас к этому?
А ведь Лора выглядела очень уверенной в себе, когда ушла. Она так и стоит у него перед глазами в тот день, когда пришла забрать свои последние вещи из квартиры. С ней приехала мать, она ждала ее внизу, предпочла дать им побыть вдвоем напоследок. Редко он чувствовал себя таким жалким и несчастным. Вот она, здесь, в своих джинсах в обтяжку, в маленьких белых полотняных полукедах и в желтом топе, подчеркивающем грудь. На шее поблескивал бриллиант. Она любила украшения. Всегда на ней была какая-то деталька, кольцо, тонкий браслет, длинные серьги… В тот день она держала в руке сумочку, а ее волосы, всё такие же гладкие, всё такие же темные, падали на плечи. Он почувствовал себя недостойным ее в своих джинсах и белой футболке. Недостойным, некрасивым и грязным, без блеска. Они уже говорили о разрыве, трижды. Лора заявила, что сказать больше нечего, она просто пришла за последними вещами. Она не хотела разговоров. А он не знал, как себя вести. Квартира опустела. Лора забрала диван, низкий столик и кровать, они принадлежали ее родителям. Он жил в тишине и пустоте уже две недели. Но оставались еще Лорины флаконы духов в ванной, ее зимняя одежда в шкафу, женские романы в гостиной… Это создавало иллюзию, что не все кончено. Вот только сегодня она пришла все забрать. Он видел ее в последний раз. Она спешила.
– Мама ждет внизу. Мы записаны к парикмахеру через час. Я быстро.
Он смотрел, как она ходит из комнаты в комнату, хлопочет, собирает, складывает. Бродил за ней с побитым видом, бессильно опустив руки.
– Тебе нужна помощь? – спросил он странно надтреснутым голосом.
– Нет, не беспокойся. Не обращай на меня внимания, я на несколько минут. Справлюсь сама. Скажу тебе, когда буду уходить.
Но Эмиль не двинулся с места. Он не мог оторваться от Лоры, равнодушной и совершенно чужой теперь, которая паковала свои вещи так поспешно, будто уезжала на импровизированный уик-энд. Он видел ее в последний раз. В последний раз она была здесь, с ним, в их квартире. Он не мог оторваться от нее. Он стоял в дверях гостиной, не сводя с нее глаз. Говорить больше не о чем. Я просто зашла за вещами, я быстро. Он не решился с ней заговорить. Тут она была тверда. Что он мог ей сказать, чтобы заставить передумать, убедить остаться? Ему казалось, она давно все решила. Задолго до того, как заговорила с ним о разрыве. Она была терпелива. Даже делала усилия, но все прошло, кончено. С нее было довольно. Она снова стала вольной пташкой, которую он встретил четыре года назад.
Она вошла в лифт с тремя полными пакетами и коробкой.
– Тебе нужна помощь? – снова спросил он.
– Нет. Я поднимусь за сумочкой, все в порядке.
Двери лифта закрылись. Он стоял в коридоре квартиры и чувствовал, что задыхается. Его взгляд упал на ее сумочку в прихожей. Он сделал над собой колоссальное усилие. Ему захотелось проверить ее телефон… проверить, обоснованны ли его подозрения. Он был уверен, что она кого-то встретила. Он все-таки открыл сумочку, запустил руку внутрь. Нашел телефон. Она установила пароль. Он был заблокирован чертовым паролем. Это причинило ему боль. За два года совместной жизни она никогда не ставила пароль на телефон. Почему же сегодня этот чертов пароль?
Он услышал, как подъехал лифт, и быстро сунул телефон в сумку. Она вошла в квартиру, чуть запыхавшись. Грудь вздымалась под желтым топом, щеки порозовели. Она улыбнулась ему, улыбнулась ужасной улыбкой, потому что эта улыбка была холодной, дружелюбная улыбка, чуть фамильярная, как будто Эмиль был всего лишь случайным знакомым.
– Ладно. Думаю, пора прощаться.
Он ничего не ответил. Голос бы сорвался. Он высматривал признак боли на лице Лоры, на ее прекрасном лице. Или вздох грусти… Но нет, была только поспешность и в какой-то степени облегчение. Он молился, чтобы рухнуть от муки, когда она уйдет, и больше никогда не очнуться. Она взяла сумочку, легко коснулась его плеча, привстала на цыпочки, чтобы поцеловать в щеку. Поцелуй гулко прозвучал в пустой квартире. Она добавила очень быстро, подавшись назад:
– Я рада, что… что мы жили вместе. Я желаю тебе самого лучшего, правда… Желаю тебе лучшего в дальнейшей жизни.
И она убежала, так же быстро, а он все стоял, онемевший, пронзенный болью. Она ушла к парикмахеру, как будто жизнь продолжалась.
Эмиль едва замечает, что у него ком в горле и он задыхается, как в тот июньский день, год назад. Но ведь он здесь, на берегу горной речки, его ласкает легкий ветерок. Ничего не произошло. Эмоции все те же, едва приглушенные долгими прошедшими месяцами. Ему требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя, чтобы рассосалось жуткое ощущение в груди и в горле. Бросает камешки в ручей, давая разрядку гневу. Он все еще не понимает. Они были счастливы вместе. Были самой счастливой парой. Как же это могло случиться? Они не были обычной парой, не из тех, кого разъедает рутина. Они были особенными. Но Лора все равно ушла…
Вернувшись к кемпинг-кару, Эмиль удивлен: Жоанна вынесла стол и стулья и расставила приборы.
– Жоанна?
Она стоит у кухонного стола, склонившись над разделочной доской.
– Извини, ты спала, и я… я просто пошел немного пройтись.
Она пожимает плечами: мол, ничего страшного.
– Я так и подумала.
– Что ты нам готовишь вкусного?
– Салат из свежих овощей.
Она показывает ему лежащую рядом веточку розмарина.
– Я нашла это за кемпинг-каром.
– Дикий?
– Да.
Больше они ничего не говорят. Он смотрит, как она режет помидоры медленными и точными движениями. Сколько же времени он пробыл на берегу ручья? Как минимум час. Он трет шею.
– Тебе нужна помощь? Я могу… что-нибудь сделать?
– Я справлюсь.
– Я могу нарезать хлеб.
– Если хочешь.
Они молча садятся за стол под мерный плеск воды.
– Там позади есть ручей.
– А?
– Да. Сходи посмотри. И еще походная тропа.
Она кивает, продолжая клевать. Кажется, она только и ест, что фрукты и овощи. Поэтому такая худенькая. Сегодня вечером он сварит макароны с хорошим слоем расплавленного сыра и заставит ее поесть по-человечески.
– Я подумал, мы можем отдохнуть здесь немного. День или два. А потом на время оставим машину. Тут есть что посмотреть. Можно взять рюкзаки и уйти на неделю или две.
Она снова кивает. Эмиль продолжает:
– У меня есть палатка, горелка, спальный мешок.
– У меня тоже есть спальный мешок.
– У тебя есть теплая одежда? Наверху несколько градусов выше нуля, не больше. И тебе нужны походные ботинки, сандалии не годятся.
Она медлит. Он добавляет:
– Купим их тебе перед уходом, если хочешь.
– Хорошо.
Он думает, что им еще понадобятся большие фляги, аптечка, еда быстрого приготовления…
После обеда они моют посуду. Они поели молча, слушая плеск воды и птичий щебет. Несколько туристов пересекли парковку и вышли на тропу вдоль ручья. Приехали новые машины, другие уехали. Но им с Жоанной спокойно за завесой деревьев.
– Я останусь здесь, – сообщает Эмиль, убирая тарелки под раковину. – Мне надо написать письмо.
Он решил, что пора. Лучше сбыть это с рук сейчас, прежде чем он уйдет с рюкзаком в горы. Если с ним что-нибудь случится… Да, лучше сделать это сейчас, чтобы пуститься в приключение со спокойной душой, не думая о том, что оставляет позади. Он сядет за стол с чашкой чая. У него будет полдня, чтобы придумать, что написать.
Жоанна кивает.
– Хорошо. Я буду у ручья.
Еще некоторое время они продолжают мыть, вытирать, расставлять. Наконец Эмиль откладывает полотенце. С посудой покончено.
– Вечером тебе бы прогуляться по деревне. Панорама – отпад.
– А?
– Да. Пойдем вместе, если хочешь.
– Хорошо.
Жоанна ушла после обеда с маленьким полотенцем под мышкой, солнечными очками и книгой, как будто собралась на пляж. Эмиль согрел чай, достал тетрадь и ручку, уселся снаружи за складной стол. Это было три часа назад. Он не написал ни строчки. Для начала выпил чай, потом ему захотелось в туалет, он написал на письме только дату и погрузился в свои мысли. Захотел спать, прилег на матрас под раскладной крышей. Потом заварил еще чаю и решил всерьез приняться за письмо. Но тут вспомнил о походной тропе вдоль ручья и решил посмотреть в путеводителе по Пиренеям, куда она ведет. Нашел: тропа вела к водопаду Ариз, два с половиной часа туда и обратно. Потом он толком не помнит, что еще делал, до той минуты, когда женский голос вывел его из задумчивости. Голос, совсем непохожий на Жоаннин.
– Добрый день!
От неожиданности Эмиль плеснул чая на стол. И ответил не сразу. Женщина подходит из-за деревьев. Она в полном походном обмундировании и с палками. Лет тридцати, не больше. У нее светлые волосы, скрученные в пучок, черты лица довольно жесткие, но гармоничные. Явно спортсменка. Мускулистые ноги и широкие плечи.
– Добрый день, – отвечает он, наконец обретя дар речи.
Только теперь он заметил, что женщина не одна, ее ждут еще двое, за деревьями, поодаль.
– Я не хотела тебе мешать. Меня заинтересовал кемпинг-кар. Ты тоже на десятый?
Он не понимает толком, о чем она. Хмурит брови. Наверно, вид у него дурацкий.
– На десятый?
– Десятый маршрут.
– О!
Он читал об этом в путеводителе. Маршрут 10 проходит через все Пиренеи. Артиг – точка на пути.
– Нет. Я… я приехал сегодня утром.
– Так ты не пойдешь на десятый?
– Нет… Я рассчитываю уйти на несколько дней с рюкзаком и палаткой, посмотреть окрестности, но у меня нет четкого маршрута.
– Ты будешь здесь еще пару дней?
– Да. Пока подготовлю маршрут и все снаряжение…
– Собираешься на пик Миди-де-Бигорр?
С ее лица не сходит улыбка. Какой контраст с Жоанной!
– Да, в том числе.
– Тогда я могу дать тебе пару советов. Мы только что оттуда. Я горячо рекомендую тебе тропу Мулов. Изрядно дольше, но это обалденно… Подумать только, люди ходили по этой дороге зимой, в снегу, и несли до сорока килограммов!
Ее энтузиазм заразителен. Эмиль кивает, улыбаясь в ответ.
– Мы сегодня идем к водопадам, – продолжает молодая женщина. – Решили осесть здесь на несколько дней, прежде чем двигаться дальше. Пока осматриваем окрестности.
Она заправляет выбившуюся из пучка прядь за ухо, облизывает губы.
– Ладно, не буду тебе мешать, ты, кажется, занят. Пишешь книжку?
Он качает головой, улыбается.
– Нет. Письмо.
– О! Тебе, похоже, изменило вдохновение.
Она косится на чистый лист. Он прыскает.
– Да, есть немного.
– Присоединяйся к нам сегодня вечером. Нас много на десятом маршруте. Мы поселились в горном приюте. Вчера развели костер. Сегодня тоже хотим. Пара немцев уходит на рассвете. У нас проводы. Принеси вина, если можешь.
Ее искрящаяся улыбка контрастирует с жесткими чертами лица. Он отвечает:
– Ладно, постараюсь.
Пара друзей за спиной девушки проявляет признаки нетерпения. Мужчина машет ей, призывает поторопиться. Она берет палки, которые воткнула в землю.
– Если придешь, спроси Хлою. Я могу быть в кухне, тебя проводят ко мне.
Эмиль кивает, снова улыбается.
– Идет. Спасибо.
– Да пожалуйста. Ладно, до скорого… может быть!
– Да. До скорого!
Она уходит быстрым шагом и скрывается за деревьями. На этот раз он уже не может приняться за письмо, дело кончено, не начавшись. Он откидывается на спинку стула, вытягивает ноги. Пойдет ли он сегодня вечером? Пожалуй, ему хочется. С Жоанной хорошо, но слишком уж она молчалива. Ему не повредит вечер с вином, людьми, разговорами, улыбками… Под раковиной есть бутылка красного, он взял ее с собой, когда сбежал. Можно принести ее. Но Жоанна… Может ли он оставить ее здесь одну?
День клонится к вечеру. Жоанна не вернулась. Эмиль наскоро принял душ и вскипятил воду для макарон. Бросил в кастрюлю спагетти и засек время. Где ее носит? Он решил сходить к ручью, посмотреть, там ли она. Походная тропа пуста, и Жоанны на горизонте не видно. Он делает несколько шагов в одном направлении, в другом, не покажется ли она. Тщетно. Это его слегка злит. Он проголодался, и еще кое-что раздражает. Этот вечер в горном приюте… Если Жоанна не вернется, он не сможет пойти.
Он ждет еще немного, потом вдруг вспоминает, что забыл макароны в кипящей воде. Поздно. Кемпинг-кар в дыму, кастрюля почернела. Воды нет даже на донышке. Макароны обуглились. Не в силах сдержать раздражение, он принимается ругаться, хлопая дверцами шкафчиков. Ему требуется десять минут, чтобы отчистить дно кастрюли, и еще десять, чтобы снова поставить вариться макароны. Уже почти темно, когда он выносит стол.
Он еще злится. Жоанна испортила ему вечер. Куда она запропастилась? Он не знает, беспокоиться ли о ней или только сердиться. Прошлой ночью она же уснула в поле… Возможно, это опять произошло. Она вернется в ночи, сонная, а он потеряет вечер.
Эмиль доедает тарелку макарон, кладет себе добавки, посыпает сыром. Он начинает всерьез беспокоиться. А если пойдет дождь? Если поднимется вода? Если она не найдет дорогу в темноте? Отодвинув тарелку, Эмиль достает фонарик из шкафчика под раковиной и идет встречать ее к ручью. Она там. Возвращается в своих великоватых бермудах, с книгой и полотенцем в руках. Она идет спокойным шагом, и это буквально выводит его из себя.
– Где тебя носит? – кричит он приближающемуся силуэту.
Она, кажется, даже не ускоряет шаг, услышав его.
– Я уже беспокоился! Скоро ночь!
Она подходит к нему и смотрит удивленно, как будто не понимает, на что он сердится.
– Предупреждать надо!
– Извини, я не заметила, что так поздно…
Ее тихий виноватый голосок его не успокаивает.
– Уже темно!
– Я читала книгу… – добавляет она извиняющимся тоном.
– И не заметила, что стемнело?
Он вдруг осекается, поняв, какое злое у него лицо. Она не обязана давать ему отчет. Она взрослый человек и вполне способна жить самостоятельно. Но в том-то и вопрос… Способна ли она? У нее всегда такой отсутствующий вид.
– Извини, я просто… Я начал беспокоиться.
Она равнодушно пожимает плечами.
– Ты уснула в поле прошлой ночью, я испугался…
Он умолкает от неожиданности, когда она перебивает его:
– Теперь я буду возвращаться до темноты.
И ему больше нечего сказать, кроме жалкого «Я сварил тебе макароны», оставшегося без ответа.
Они молча возвращаются к кемпинг-кару. Ему больше совсем не хочется идти на вечеринку. Он зажигает свечи на столике и снова утыкается в путеводитель по Пиренеям, пока Жоанна ест. Она сегодня сгорела на солнце. Нос покраснел. Интересно, а шляпу она сняла?
– Годится, еще теплые? – спрашивает он, оторвавшись от путеводителя.
– Да.
– Идти в деревню поздновато… Пойдем завтра…
– Да.
Стоянка в этот час пуста. Ни души. Эмиль вздрагивает, услышав шорох листвы за спиной. Он щурится, смутно различает силуэт. В следующую секунду появляется фигура с веткой в волосах. Эмиль вздыхает с облегчением, узнав давешнюю молодую женщину, Хлою.
– А, это ты! А я-то думаю, кто здесь бродит!
Жоанна за столом поднимает голову, услышав его, и видит стоящую перед ними Хлою. Она не выказывает ни малейшего удивления. Хлоя же вдруг смущается. Она мнется:
– Извини, я хотела… я думала… вечеринка…
Она втягивает голову в плечи, как будто хочет провалиться сквозь землю. Эмиль встает и жестом приглашает ее отойти в сторону ручья. Хлоя мгновение колеблется, потом идет за ним, бросив быстрое «добрый вечер» Жоанне. Пройдя немного, Эмиль останавливается.
– Я хотел прийти, – говорит он. – Но Жоанна была у ручья и не вернулась. Уже темнело. Я хотел дождаться ее, быть уверенным, что она вернется живой и невредимой. А потом было уже поздно.
Хлоя, кажется, его не слушает, она не сводит глаз с кемпинг-кара и Жоанны, которая ест в окружении свечей, по-прежнему в своей черной шляпе.
– Это твоя подружка? Я не знала, что ты здесь с подружкой…
Проследив за взглядом Хлои на Жоанну, он смеется и качает головой.
– Нет… Нет, это не моя подружка!
Жоанна отложила вилку. Лицо ее теперь запрокинуто к небу. Она больше не двигается. То ли смотрит на звезды, то ли молится. Хлоя шепчет:
– У нее странный вид.
Эмиля это смешит.
– Да, она точно с прибабахом!
– Тогда что она здесь делает? Почему путешествует с тобой?
Ему не хочется рассказывать ей все. Про болезнь, приговор, объявление…
– Я подобрал ее на дороге.
Хлоя вытаращила глаза.
– Что?
Он быстро соображает, что бы придумать.
– Она голосовала, я подобрал ее на автостраде. Она немного потеряна… Я… Я рассказал ей про мое путешествие в Пиренеи, и она захотела со мной.
Рот Хлои округляется от удивления.
– Но ты ее не знаешь?
– Нет.
– Когда ты ее подобрал?
– Три дня назад.
– И ты с ней незнаком?
– Незнаком.
– А может быть, она сумасшедшая… я хочу сказать, по-настоящему, психически больная, или… Может быть, она в бегах. Может быть, ее ищут!
Он пожимает плечами.
– Она не выглядит опасной.
Видя изумленные глаза Хлои, он понимает, что, наверно, и сам такой же сумасшедший, как Жоанна, что они нашли друг друга.
– Значит, ты сам псих!
Хлоя смеется, и он тоже, радуясь, что она уже не выглядит такой перепуганной.
– Это и есть приключение, правда?
– Ммм… – мычит Хлоя. – Не знаю.
– А ты с кем отправилась на твой десятый маршрут?
– Я с двумя лучшими подругами и их дружками. То есть надо бы сказать мужьями, но я еще не готова. Сразу чувствую себя старой.
Они улыбаются друг другу.
– Я, кажется, понимаю… мой лучший друг только что стал папой и подыскивает дом.
Она корчит гримасу, и он опять смеется.
– Вот беда-то! Лучше бы поехал с тобой сюда!
– Думаю, ему бы понравилось.
– Это мадам потребовала дом и потомство?
Он на секунду задумывается.
– Думаю, да, но он чертовски счастлив.
– Ну, это главное.
Повисает молчание. Эмиль заметил, что Хлоя вечером распустила волосы. Они падают на плечи. Она сменила походную одежду на яблочно-зеленое летнее платье и сандалии на танкетке. Они одного роста. Еще сантиметр – и она была бы выше.
– Ну что, пойдем на вечеринку? Твою чокнутую подругу тоже можем пригласить.
Она лукаво улыбается. Оба смотрят на Жоанну, а та встает, берет свою тарелку и приборы и уходит в кемпинг-кар.
– Думаю, она пошла спать, – говорит Эмиль.
– Да… Оставим ее здесь?
– Можно.
– Или можем посидеть здесь, у ручья. Я только не принесла вина…
Эмиль улыбается ей.
– У меня там есть вино. И огонь. Можем устроить посиделки здесь.
Хлоя радостно хлопает его по плечу:
– Идет!
Жоанна в автомобиле моет посуду. Он встает рядом, немного смущаясь.
– Я встретил эту девушку сегодня днем. Она уходит в поход со своими друзьями.
Жоанна не реагирует. Она продолжает тереть свою тарелку.
– Мы устраиваем пикничок на берегу ручья, хочешь присоединиться?
Она качает головой.
– Нет, не стоит.
– Ты ляжешь спать?
– Да.
– Ладно… Тогда пока…
– Пока.
Эмиль открывает шкафчик под раковиной, достает бутылку красного вина, штопор и зажигалку. Выходя из кемпинг-кара, он чувствует, как уставились на него глаза Жоанны, и думает, что у нее, наверно, все тот же шалый и потерянный взгляд.