– Вот, здесь нам будет отлично.
Хлоя опустилась на валун, подстелив сухой травы. Эмиль собрал ветки, сложил их шалашиком для костра и теперь старательно обкладывает его камнями. Огонь загорается легко. Эмиль собирает еще хвороста, а Хлоя открывает бутылку.
– Я не захватил стаканов, – извиняется он.
– Будем пить из горлышка.
Теперь все хорошо. Эмиль складывает хворост рядом с костром. У них есть запас на несколько часов. Он садится рядом с Хлоей. Она вытянула длинные мускулистые ноги. Оранжевые отсветы танцуют на ее коже. Она поднимает бутылку, подносит к губам, протягивает ему. Ему хорошо здесь, на берегу ручья, у костра, с девушкой, которая улыбается ему, дает понять, что он ей нравится, с девушкой, в которой бурлит энергия. После первых тихих дней, когда он пережевывал прошлое, этот вечер просто глоток кислорода. Разговор начинает она:
– Ну же, расскажи мне… Что это за идея путешествия в Пиренеи? Как ты оказался здесь?
Но Эмиль предпочитает выслушать ее, он еще сам не знает, что расскажет. Подслащенную версию правды, более или менее реальную.
– Нет, сперва ты.
– Вот как, почему?
– Потому что ты задаешь слишком много вопросов.
Она тихонько смеется, запрокинув голову.
– Согласна. Мне это часто говорят.
– Так расскажи мне. Что это за путешествие по десятому маршруту?
– Ладно, начнем с начала. Я… Я бросила свою работу почтальонши.
Она улавливает удивленную улыбку на его губах.
– Да… Почтальонши. Это объясняет мои мускулистые ноги и загорелую кожу, правда?
Оба от души смеются.
– Ты ездила на велосипеде?
– Разумеется. Я всегда отказывалась от машины.
– Ты, наверно, любишь спорт?
– Только этим и занималась все выходные.
– Тоже велосипедом?
– Нет. Плавала, бегала, ходила в походы. Всегда хотела совершить роад-трип на лоне природы.
– Поэтому ты бросила работу?
– Все немного сложнее…
Она берет бутылку из его рук и делает долгий глоток.
– А неплохое винишко.
Она смотрит на него пристально, этот взгляд о многом говорит. Она пришла за ним к его кемпинг-кару в ночи…
– Ну и как ты ушла? – продолжает он, чтобы скрыть волнение.
– Да, я… Эта идея о путешествии так и крутилась в голове. Мне всегда хотелось пройти по десятому маршруту. Мы собирались пойти на него с моим тогдашним парнем. Но три года назад мы расстались. Он был козел, но мы собирались пожениться.
Она корчит виноватую гримаску.
– Да, я чуть не попалась. Но все хорошо, что хорошо кончается, потому что месье ушел с другой…
Повисает короткая пауза.
– …на десятый маршрут.
Эмиль заглушает смех горлышком бутылки и чуть не давится. Хлоя нисколько не обижается. Она тоже хохочет.
– Да, я знаю… Всегда и повсюду этот чертов десятый маршрут. Моя жизнь – комедия.
– Я вижу, ты и не против.
Снова наступает тишина, едва нарушаемая потрескиванием дров в костре.
– Ну вот, и я плюнула на эту идею путешествия. Я… я, в общем-то, потеряла еще три года, заново учась жить. Работа, спорт, встречи с подругами. Они старались меня отвлечь. Я была единственной одиночкой в группе. Была и остаюсь. Так что они все время пытаются меня пристроить. Это невыносимо.
– Я понимаю.
С ним было то же самое, когда ушла Лора. Рено был с Летисией, друзья, с которыми они еще виделись, тоже мало-помалу обзаводились семьями. Он стал непристроенным мужчиной. И никто не понимал, что он не желает больше об этом слышать, что для него все позади. Хлоя продолжает:
– А потом два месяца назад умерла моя мать. Рак яичников. Отец выставил на продажу семейный дом. Я поняла, что это конец жизненного цикла, что пора уходить. Такие вещи всегда чувствуешь. Обрывается последняя связь, и знаешь, что можешь уйти. Я не хотела брать отпуск за свой счет. Я уволилась. Я молода, найду что-нибудь другое в какой-нибудь другой стране.
Она бросает камешек в воду. Эмиль протягивает ей бутылку.
– Куда ты поедешь после Пиренеев?
– Может быть, в Испанию. Потом на Сицилию. Дальше – еще не знаю.
– А твои подруги? Они поедут с тобой?
Хлоя качает головой. Отсветы пламени пляшут в ее светлых волосах.
– Нет. Они со мной только на десятом маршруте.
Она подтягивает колени к груди. Ему нравится, как она на него смотрит, склонив голову набок. Хочется погладить ее по волосам.
– А ты? – спрашивает она. – Почему ты совсем один? Ну, не считая той чокнутой, которую ты подобрал на дороге…
Он не успел заготовить невинную ложь. Его застигли врасплох.
– Я… У меня тоже…
Он сглатывает. Хлоя смотрит на него спокойно, с интересом. Ему не хочется говорить ей о своей болезни. Сегодня он хочет быть молодым и полным жизни, как она. Хочет быть парнем, у которого все впереди.
– У меня тоже она ушла, – говорит он наконец.
– Кто? Твоя подружка?
– Да. Она ушла год назад. Не в пример тебе, я так и не узнал, был ли кто-то другой. Мы… Мы не собирались жениться, но… она захотела ребенка, и… она была готова куда больше, чем я. Я… Я был еще мальчишкой.
Он удивлен, как это само собой сказалось. Потому что это ни в коей мере не ложь. Это правда, Лора хотела ребенка. Лора мечтала завести ребенка с ним. Он в конце концов капитулировал, но было поздно. Он понял это только после. Ему трудно поверить, что он только что все рассказал Хлое, ведь даже Рено этого не знает. Он никогда не мог об этом говорить. Он никогда не мог понять уход Лоры, принять его. Но всегда знал, что именно в этом корень проблемы.
– Что же произошло? Вы не пытались? – допытывается Хлоя.
– Ну, так… Скажем… Когда я наконец решился, было уже поздно.
– Ай.
– Да. Она ушла. Я… я думаю, был кто-то другой, но я этого так и не узнал.
– Что бы это изменило? Она ведь все равно ушла.
– Верно.
– Это могло бы позволить тебе снять с себя ответственность. Вот чем это полезно.
– Как это?
Хлоя перекатывает камешки между пальцами.
– Ну… Всегда проще видеть в сопернике причину разрыва. Гораздо проще, чем признать, что сам все испортил.
Эмиль знает, что она права. Но ему не хочется этого слышать. Все кроется в ее желании ребенка и его незрелости… Он не хочет больше думать об этом сегодня. Он пытается сменить тему.
– Мы порвали, и… я тоже оказался единственным одиночкой в группе. Все вокруг меня обзаводились семьями, моя работа мне наскучила, а потом мой лучший друг стал папой. Это была последняя капля. Пора было уходить, как ты сказала.
– Просто взял и уехал?
– Да. В одночасье. Купил кемпинг-кар и уехал. Это было… Не знаю… Как будто я проснулся, после того как спал в безвкусной жизни долгие месяцы.
И тут он не лжет. Он слышит себя, будто кого-то другого, и задается вопросом, был ли приговор его болезни единственной причиной отъезда… Хлоя подносит бутылку ко рту и несколько секунд смакует вино, прежде чем ответить:
– У меня было в точности такое же чувство. Надо остерегаться.
– Чего?
– Как бы не уснуть в своей жизни. Все мы к этому склонны. Я постараюсь быть начеку на будущее. И ты бы тоже.
Он кивает. Он не скажет ей, что у него больше не будет времени уснуть в своей жизни.
– А ты кем работаешь? – спрашивает Хлоя, передавая ему бутылку.
Они допили вино. Поговорили о своих работах, потом о родных, о его и ее представлении о жизни. Оба слегка пьяны. От этого так хорошо. Хлоя лежит на камнях, ее платье задралось выше колен. Он придвинулся к ней, но не решается ее коснуться, пока еще нет. Он смотрит, как отсветы пламени пляшут на ее волосах, на ногах, в глубине глаз. У Хлои немного заплетается язык, когда она привстает на локте и спрашивает:
– Может, пойдем в твою машину?
В глазах у нее решимость. Ему очень хочется ее поцеловать, ощутить ее тело своим.
– Там Жоанна.
– Она ведь спит наверху?
– Да…
– Мы тихо. Обещаю тебе, я буду тихой как мышка.
Она лукаво улыбается. Встает, опираясь на колени Эмиля, и это прикосновение доканывает его.
– Тогда полная тишина! – командует он.
– Есть…
Она задевает его бедро. Он поспешно ловит ее за руку и увлекает под деревья в направлении кемпинг-кара.
– Идем.
Оба спотыкаются, входя в кемпинг-кар, и Эмиль почти уверен, что они уже разбудили Жоанну, но не успевает и рта раскрыть, Хлоя обнимает его, ее губы прижимаются к его губам. Ее дыхание отдает алкоголем и еще какой-то более сладкой ноткой. Ему странно обнимать такое сильное тело. Лора не была ни такой мускулистой, ни такой крепкой. И ростом была меньше. Он никогда не знал такой энергичной девушки, как Хлоя. Она обхватила его и уверенно раздевает, не переставая целовать. Ее движения быстры и точны. Опершись на кухонный стол, они опрокинули кастрюлю, и Хлоя звонко хохочет. Эмиль бледнеет, закатив глаза к потолку, где Жоанна уже наверняка проснулась.
– Брось, расслабься, – шепчет Хлоя ему на ухо. – Мы ее не травмируем.
Она не дает ему ответить, прижавшись губами к его губам. Оба уже в одном белье. Эмиль молча кивает ей на банкетку у стола. Она всего лишь в метре от них, но они добираются до нее безумно долго. Она сама опрокидывает его на банкетку, залезает сверху. Вид у нее бешеный, глаза блестят. Вот-вот зарычит. Эмиль зажимает ей рот рукой, она слишком громко дышит. Но когда он входит в нее, ему самому не удается сдержать стон. Ему кажется, что этого не было с ним годы и годы. После Лоры была только одна женщина. Один раз. Замужняя женщина, они познакомились на сайте. Он даже не помнит, почему это сделал. Может быть, подсознательно хотел отомстить Лоре, украсть эту женщину, как кто-то украл у него Лору. Все было быстро и безвкусно. После этого он решил, что все кончено, что отныне разочарование – его удел. Но сегодня ему хорошо. Это все что угодно, только не разочарование. Как будто маленький ренессанс. Они как могут сдерживают вздохи. Банкетка ужасно скрипит. Они кончают вместе, задыхаясь, взмокшие, прилипнув к кожзаменителю. Тишина воцаряется в кемпинг-каре, и Эмилем теперь владеет одна навязчивая идея: уловить малейший знак, который указал бы, что Жоанна проснулась. Он молит Бога, чтобы это было не так. Теперь, когда возбуждение спало, ему стыдно перед ней. Они вели себя чудовищно. Он тихонько отстраняет Хлою и шепчет извиняющимся тоном:
– Лучше не оставаться здесь… Если Жоанна…
Он не успевает договорить, Хлоя кивает и вскакивает с банкетки.
– Я поняла.
Она одевается быстрыми и чуть напряженными движениями. Эмиль боится, что обидел ее. Он не хотел ее выставлять.
– Посидим снаружи? Я заварю нам чаю?
Она замирает с платьем на шее. На лицо возвращается улыбка.
– С удовольствием. Но тогда уж зеленого!
Когда Эмиль выходит с чаем, Хлоя листает путеводитель по Пиренеям, который он оставил на столе.
– Я могу дать тебе массу советов, – говорит она, когда он садится напротив.
– Да?
– Да. Но это, пожалуй, займет целый вечер. Если ты еще будешь здесь завтра вечером, можем договориться?
– Когда ты уходишь?
– Послезавтра.
– Тогда заметано, завтра вечером, да.
Несколько секунд они пьют чай молча. Очень посвежело. Уже глубокая ночь. Первым нарушает молчание Эмиль.
– Я не уверен, что у меня достаточно снаряжения… для пешего похода, я хочу сказать.
– Я не профи, но… мы идем уже десять дней и ночуем то в приютах, то в палатках. Думаю, я смогу тебя проинструктировать.
– Вот и славно.
Глаза Хлои смеются.
– Нет. Этот вечер был славный.
Эмиль улыбается ей в ответ.
– Правда. Это…
Он колеблется, не зная, как построить фразу. Не хочется выглядеть балдой.
– Славно встретить таких людей, как ты.
– Возвращаю тебе комплимент.
Она смотрит ему прямо в глаза, добавляет тихо:
– Ты мог бы найти более подходящую компанию, чем эта чокнутая в шляпе.
Он старается этого не показать, но замечание Хлои его раздражает. Оно кажется ему злым и несправедливым. Он пытается защитить Жоанну:
– Она просто немного потеряна… Но она очень милая.
– Да, – отзывается Хлоя с гримаской. – Милая.
Она издевательски усмехается. Эмиль не отвечает. Молча пьет свой чай.
Хлоя снимается с якоря через несколько минут. Чмокнув его куда-то между губами и щекой, она скрывается за деревьями. Эмиль не решается забраться на спальное место наверху, где лежит Жоанна и, наверно, еще не спит, разбуженная их игрищами. Сегодня он удовольствуется банкеткой. После всего, что произошло, он должен оказать ей такое уважение.
На следующий день он просыпается с ужасной головной болью. Говорит себе, что так и надо, что Бог его наказал. Солнце стоит высоко. Наверно, уже около полудня. Сейчас, средь бела дня, ему еще больше стыдно за вчерашний вечер. Он спал на банкетке, накрывшись курткой. Эмиль заставляет себя встать, выйти наружу. Ни следа Жоанны. В каком-то смысле ему легче. Потом он начинает беспокоиться, что она могла уйти, бросить его. Но все ее вещи здесь. Сейчас он примет душ, а потом приготовит хороший обед, чтобы вымолить прощение. Только свежие овощи. Она будет довольна.
Но до этого Эмиль заставляет себя пройтись под деревьями, чтобы унять головную боль. Он направляется к ручью. Хорошо бы помочить ноги в ледяной воде. Он резко останавливается, потому что Жоанна там, на берегу, сидит на большом валуне. Она прижимает к уху телефон и говорит. У нее уверенный голос, он такого от нее не слышал. Негромкий, но ясный.
– Нет. И перестань мне звонить…
Несколько минут она молчит. Несмотря на шум ручья, Эмиль слышит мужской голос в трубке. Довольно молодой голос.
– Ты… Нет… Перестань, не плачь… Ты говорил, что уважаешь мой выбор… Я… Я не знаю. Я тебе уже сказала… Месяц, полгода, год… Мне нужно время… Нет… Перестань…
Она молчит еще дольше, как будто сдерживается или переводит дыхание.
– Мы договорились… Я вернусь, когда буду готова. Я тебе уже сказала… Ты не можешь продолжать вот так мне звонить… Мне нужен покой. Мне нужно пространство.
Она обхватывает голову руками. Проходит еще несколько секунд. Когда она заговаривает снова, голос у нее сердитый.
– Да, мы любили друг друга, но это ничего не меняет… Нет, теперь я уже не знаю. Мне нужно время, чтобы понять, так ли это еще… Перестань плакать. Как есть, так есть.
Эмиль стоит, застыв, несколько секунд и понимает, что не должен быть здесь. Он тихо пятится, стараясь не хрустеть ветками. Будет жуткий шум, и Жоанна услышит. Она поймет, что он знает. Ни он, ни она не смогут справиться с этой ситуацией. Эмиль быстро возвращается к кемпинг-кару. Теперь он знает. Ей звонит мужчина. Мужчина, который плачет оттого, что она ушла, мужчина, которого она когда-то любила, но теперь не уверена, что любит.
Стол готов. Он его накрыл. Приготовил омлет с грибами, моля Бога, чтобы она ела яйца, зеленый салат и немного риса, который сварил с веточкой розмарина. Поджидая ее, достал чистый лист и ручку, но сегодня явно не тот день, чтобы писать письмо. Головная боль никуда не делась, она стучит в черепную коробку. Картины ночи еще слишком близки. Слова, произнесенные на берегу ручья. Она захотела ребенка, и… она была готова гораздо больше, чем я. Он не знает, почему вдруг доверился. Почему этой девушке? Не потому ли, что проще признаваться в своих ошибках незнакомым людям?
Эмиль познакомился с Лорой в университете. Он скучал на курсе коммерции. Толком не учился. По минимуму. Лора была курсом старше. Она пришла представить другим студентам в качестве примера свою стажировку, которую проходила в агентстве недвижимости. Он нашел ее красивой и дерзкой. В тот же вечер они встретились на студенческой вечеринке. Он поймал ее за плечо в толпе и сказал, что очень интересуется предприятием, на котором она проходила стажировку. Она все поняла и рассмеялась. Он просто влюбился в ее смех. И тогда же наполовину влюбился в нее. Они провели вечер за беседой у стойки бара. Уходя, поцеловались. Назначили свидание на завтра, чтобы перекусить в центре города. Так это все и началось, стремительно. Больше они не расставались. Она приходила ночевать в его студенческую квартирку. Он приходил ужинать в квартиру, которую она снимала с подругами. Иногда ночевал там. Она могла позвонить к нему в дверь среди ночи, просто чтобы вдохнуть его запах перед сном. Или приходила на перемене в его аудиторию и заявляла: «Пошли в кино!» Он удирал с лекций и шел с ней. Она была импульсивна. Вся дышала жизнью. Не любила долго оставаться в одном и том же месте. Все ей быстро надоедало. Она могла уйти с вечеринки через час, мол, ей пахло плесенью. Она решала уехать на уик-энд к морю во вторник вечером, мол, хочешь, езжай со мной, я все равно уеду. Бросив в свою старую машину купальник и зубную щетку, она уезжала. Таким было начало их связи: взлеты и падения, страсть. Он знал, что она свободна, и любил ее еще сильней, понимая, что она может уйти в любой момент.
Потом они успокоились. Стали учиться прилежнее (папы и мамы с обеих сторон ворчали). После двух лет метаний между их домами они поселились вместе. Лора закончила факультет и нашла работу, перестала затевать импровизированные уик-энды, начала беспокоиться, когда он не возвращался вовремя. Он почувствовал, что она уже не так свободна. Больше не считал ее вольной птицей. Он решил, что она стала старой доброй домашней кошечкой и навсегда с ним останется.
Да, ему было трудно признаться Рено, что он все испортил, что томил Лору, считая ее идею беременности капризом. Из них двоих он считался способнее, был образцом, тем, кто лучше знает и разбирается в женщинах, не бывает неловким и ничего не боится. А ведь преуспел Рено. Он сумел удовлетворить Летисию. И у него теперь есть ребенок.
Всегда проще видеть в сопернике причину разрыва. Гораздо проще, чем признать, что сам все испортил.
Наверно, поэтому он убеждал себя, что Лора ушла к другому. Скорее всего, никакого другого не было. Лора ушла за своей мечтой, за своей свободой.
Эмиль слышит шаги Жоанны по гравию парковки еще прежде, чем видит ее. Он встает, пожалуй, слишком быстро.
– Доброе утро.
– Доброе утро.
Она, похоже, не в обиде за прошлую ночь. У нее просто отсутствующий вид, как всегда. Она опускается на стул, даже не пытаясь спрятать свой мобильный телефон. Да и хочет ли она его прятать?
– Я приготовил обед. Надо поесть… Рис остынет.
На ней вечная черная шляпа и ансамбль: шаровары и футболка, тоже черные. Значит, она действительно носит только черное. Он наполняет ее тарелку, а она сидит, уставившись в пустоту. Разговор с мужчиной по телефону, похоже, выбил ее из колеи.
– Ты… Ты была у ручья?
Он косит под дурачка, чтобы заставить ее говорить, вывести из апатии.
– Да.
Больше ему сказать нечего. Он протягивает ей тарелку, но она даже не тянется к приборам.
– Ты не ешь?
– Не хочется.
Лицо у нее растерянное, опрокинутое. Интересно, почему она ушла от мужчины, с которым говорила по телефону? Как она от него ушла? Почему он продолжает без устали ей звонить? Мы договорились… Я вернусь, когда буду готова. Это непохоже на окончательный разрыв. Скорее на брейк. Чего она ищет, убегая, уезжая с первым встречным, удаляясь во что бы то ни стало от своего дружка? Хочет что-то доказать? А он сам, собственно, чего ищет? Лист бумаги по-прежнему лежит на столе, рядом с его тарелкой, безнадежно чистый. Он не в состоянии ничего написать. Уезжая, Эмиль верил, что есть совсем простое объяснение. Сегодня он понимает: все сложнее. Обрывки прошлого всплывают, делая все более выпуклым, представляя в новом свете. Наверно, есть не одна очевидная причина его отъезда…
Жоанна подносит ко рту кусок помидора. Она заставляет себя есть. Он видит в этом хороший знак, думает, что, пожалуй, может с ней поговорить, что она, наверное, может его просветить. Она ведь, в конце концов, тоже уехала… Он потирает шею.
– Я пытаюсь написать это письмо со вчерашнего дня…
Голос у него неуверенный. Она поднимает голову от тарелки. Он показывает ей чистый лист.
– Письмо о чем?
Она не спросила «письмо кому», но «письмо о чем». Она совершенно права. Это письмо не адресовано никому в отдельности. Ни его родителям, ни Рено, ни ему самому. Это письмо, чтобы объяснить. Или, может быть, просто письмо, чтобы понять. Наверно, поэтому у него и не получается его написать.
– Прощальное письмо… Моим близким. Чтобы сообщить им о моем отъезде.
Жоанна откладывает вилку и кивает, скорбно поджав губы.
– Они еще не знают, что ты уехал?
– Нет. Я ушел по-тихому, почти как вор. Они… они, наверно, догадываются, что я уехал, они нашли мою студию запертой на ключ, пытались мне звонить. Только Рено знает… Мой лучший друг… может быть, теперь он уже раскололся… Прошло четыре дня…
Она снова начинает есть, маленькими глоточками, не торопясь.
– Почему ты не сказал им, что уезжаешь?
– Они бы не захотели этого понять. Рено – другое дело, но мои родители и сестра никогда бы не поняли… Мне предложили клинические испытания. Протокол для изучения болезни, делать тесты, пытаться замедлить процесс. Они хотели, чтобы я на это подписался.
Проглотив кусок, Жоанна спрашивает вежливым тоном:
– Это было обречено на провал?
– Клинические испытания?
– Да.
– Они бы меня не вылечили. Это и не было целью.
Жоанна обдумывает следующий вопрос, тщательно выбирая каждое слово:
– Они убедили себя, что это может тебя вылечить?
– Думаю, закрыли глаза.
Снова пауза. Жоанна подбирает слова.
– Ты мог бы просто отказаться от этих клинических испытаний.
– В смысле?
– Тебе не надо уезжать так далеко. Достаточно было отказаться от испытаний.
– Я… Это все сложнее.
Она спокойно ждет. Есть перестала. Отложила вилку и смотрит на него. В кои-то веки смотрит ему в глаза. Это редкость, и ему трудно найти слова.
– Я бы выжил из ума… Я хочу сказать, я выживу из ума. Мне совершенно не хочется, чтобы они видели меня таким. Я хотел… Хотел остаться в их памяти как… Как я, настоящий я… Не старым маразматиком.
– Ты думаешь, они считали бы тебя старым маразматиком?
– Это уже началось. Их взгляд изменился. Их поведение тоже.
Жоанна опускает глаза в тарелку, едва заметно кивает.
– Тогда я понимаю.
Проходит несколько секунд. Эмиль наливает себе стакан воды, а Жоанна потихоньку клюет из тарелки. Слышен только плеск ручья вдали, пение птиц и звон приборов.
– Мне всегда хотелось путешествовать, – добавляет Эмиль с полным ртом.
Лицо Жоанны снова перед ним, когда она поднимает голову от тарелки.
– Да?
– Да. Мы с Рено хотели уехать после окончания университета. Хотели взять рюкзаки и уйти в горы.
– Вы не ушли?
– Нет. Мы встретили наших подружек, а потом расхотели.
Тень улыбки мелькает в уголке рта Жоанны. Впервые он видит на ее лице подобие эмоции. Неужели телефонный звонок так ее встряхнул, что вывел из летаргии?
– Где она? – спрашивает Жоанна.
– Кто?
– Твоя подружка.
– О! Она ушла год назад. Сейчас она, наверно, чья-то еще подружка.
Жоанна дергает подбородком, как будто незаметно кивает. Впервые они по-настоящему разговаривают, и он, пользуясь этим, добавляет очень быстро:
– Кстати, то, что произошло вчера вечером, было… Это было глупо… Со мной нечасто такое случается. Я не хотел, чтобы это произошло так…
Она поднимает руку, как будто хочет перебить его, помешать продолжить или дать понять, что это не имеет никакого значения, мол, не надо об этом.
– Она идет с друзьями по десятому маршруту и хочет дать нам советы… Насчет маршрута и снаряжения…
Он продолжает очень быстро, как будто хочет сбыть с рук эту тему, от которой ему не по себе:
– Кстати, она придет сегодня вечером, чтобы помочь нам подготовиться. Она должна прийти к кемпинг-кару. Ты будешь здесь?
– Думаю, да.
– Хорошо.
Больше ему нечего добавить. Теперь, когда выдана информация, ему легче. Он берет вилку и начинает с аппетитом есть. Пожалуй, вкусно. Рис остыл, но хранит легкий аромат розмарина.
– Я не был уверен, что ты ешь яйца… ты же вегетарианка, – говорит он с полным ртом, когда она принимается за омлет.
– Да. Я ем яйца.
– А давно ты… не ешь мяса?
– С детства.
– Вот как?
Она кивает, зачерпывает немного риса и умолкает.
– Ты нашел веточку розмарина? – спрашивает она.
Он поднимает голову. Она перестала жевать. На лице слегка удивленное выражение.
– Да. Я… Я положил ее в рис… Тебе нравится?
– Да.
Но она не продолжает жевать. Сидит неподвижно.
– Так ты нашел веточку розмарина?
Эта информация, кажется, чертовски ее взволновала, и он не понимает почему. Он отвечает неуверенно:
– Да… За кемпинг-каром.
Эмиль ломает голову, что сделал плохого. Но тут на ее лице вырисовывается улыбка. Впервые за четыре дня. Как солнечный луч. Это неожиданно. Она улыбается из-за розмарина… Он теряет дар речи, застыв с вилкой в руке. Пытается осознать, что произошло, но не может. Черт побери, она улыбается из-за розмарина… и улыбка ей чертовски идет!