«Мы нужны были ангелу смерти…» – проносится первая сформировавшаяся мысль в моей голове, после произошедшего.
Вернув способность мыслить, прислушиваюсь. Звуки доносятся глухо, как будто сквозь преграду. Предполагаю, что примерно так чувствуют себя раненные на войне солдаты, после контузии.
Однозначно неподалеку есть вода – слышу ее колокольный звон совсем рядом с головой. Пытаюсь открыть глаза, но свет так беспощадно режет по ним, что попытка успехом не увенчивается. Начинаю стонать от боли и бессилия, решив пока не повторять эту ошибку.
Помимо журчания воды становятся слышны шаги.
Хочется пить.
Жутко хочется пить…
Вода так близко, но в такой недоступности в виду моего немощного бессилия, что впору даже плакать.
– Эй… Ты откуда взялась? – басит хриплый недружелюбный голос неподалеку.
Не понимаю, что происходит…
И не пойму, пока не открою глаза – а свет все еще кусается.
– Не знаю… – отвечаю честно.
Голос хмыкает, затем над моим ухом просвистывает ветер и к губам грубо приставляют флягу. Вода исцеляющей жидкостью проникает в мой организм, постепенно возвращая к жизни.
– Не спеши… Остановись, – советует голос, – Сразу много не стоит…
Слушаюсь, хоть и не хочется – только начала ощущать вкус и наслаждение от питья.
Отдышавшись немного, еще раз открываю глаза. От этого легче не становится – становится непонятнее. Сочная яркость леса пронзает сознание болью и неясностью.
Что, черт возьми, произошло? Как я тут…
От неожиданности резко вскакиваю на ноги – а зря, – мозг не успевает дать нужные команды ногам, и меня шатает, покачивает и, спустя пару шагов, отбрасывает назад – прямо в бурлящую реку.
Вода, конечно, отрезвляет…
И дикий смех здорового мужика рядом – отрезвляет не меньше…
Пока смотрю, как он хохочет, закинув голову назад, сидя на большом камне и все еще удерживая флягу, из которой поил меня некоторое время назад – течение начинает уносить.
Еще мгновение и не чувствую дна… Мгновение и мои попытки выплыть становятся беспомощными… Мгновение – хватаю ртом воздух и отправляюсь под воду.
Состоянию моему на тот момент трудно дать однозначное описание, но шок и растерянность идеально вписываются в антураж.
Наглотаться успеваю изрядно.
Ясное дело, ни на секунду не сомневаюсь, что спасет – не будет же сидеть и смотреть, как девчонка тонет на глазах.
… Нет, не было искусственного дыхания рот в рот. И не было массажа сердца с криками: «Дыши-дыши!».
Только его смех и комментарий:
– Это что за чудо свалилось мне на голову? – пока здоровяк тащил меня, перекинув через плечо, вниз головой в промокшем насквозь платье и копной мокрых спутанных волос.
… Так обычно люди отходят от наркоза: гомон, вспышки света и желание стонать: то ли от боли, то ли от бессилия.
Когда получается, в конце концов, открыть глаза – вокруг уже царит тьма. Вспоминаются последние события: авария, Анар, больничная койка и четкое:
– «Мы теряем ее… Разряд…»
Затем провал в памяти – глубокий такой, как портал в неизведанное… Снова свет… И лицо мужчины надо мной… Глоток воды… Опять его лицо… Снова вода…
Повсюду внутри меня: в голове, во рту, в легких – запах незнакомого мужчины… А еще запоминающийся, звенящий в ушах, бесконечно заливистый смех…
Открываю глаза, с трудом поднимая тяжеленные веки, и слышу:
– Очухалась, Лиса? – интересуется все тот же мужчина, даже не взглянув на меня, деловито подбрасывая в костер хворост.
– Почему Лиса? – спрашиваю первое, что на ум приходит.
– Потому что вся в белом, с белыми волосами – как полярная лиса… Есть хочешь?
Пытаюсь встать. Есть не хочется. Жить не хочется. Хочется, наконец, понять, что же со мной произошло.
– Где я и кто ты? – скривившись, уточняю у спутника, проигнорировав его вопрос.
– Давай начнем с обычного «спасибо»… Не скажу, что мне от него полегчает, но я его заслужил все-таки… Хотя чует мое сердце – зря потащил тебя с собой – теперь приключений не огрести…
– Спасибо… Извини, пока плохо соображаю… Меня зовут Арнэлла… – представляюсь, впервые осознанно взглянув на собеседника, сидящего напротив на корточках, возле костра.
– Ну, сказал же – Лиса… – бубнит и улыбается.
Его настроение и жизнерадостность отодвигают мои проблемы на второй план. Улыбаюсь в ответ:
– Хорошо, можешь называть Лисой. Тебя как звать?
– Артур… – бурчит он и впервые поднимает на меня безумные изумрудные глаза.
Хочется отпрянуть, увидев этот цвет – никогда раньше не встречала таких глаз.
Улавливает мою растерянность и комментирует:
– От бабушки достались… Редкая мутация… Единичный случай.
Киваю, закутавшись поуютнее, и впервые обращаю внимание во что именно.
– Тебе не холодно? – спрашиваю виновато, ощупывая пальцами жесткую ткань его плаща и кожей шеи мягкий мех воротника.
– Нет, – отвечает сухо, усаживаясь на землю, рядом с костром.
– Рассказывай, Лиса… Ночь длинная… – вынуждает к разговору Артур.
Да я и не прочь поговорить – возможно разговор сможет внести ясность в происходящее…
Мужчина протягивает мне мешочек, и кивает головой, чтоб взяла.
– Что это?
– Не на голодный же желудок будешь душу изливать? – улыбается снова он.
В моей голове не складывается картинка: как такой здоровый угрюмый, на первый взгляд, дядька, всегда так весел и улыбчив?
Мешочек беру, аккуратно раскрываю и бросаю благодарный взгляд здоровяку. В мешке у него хранятся вкусности: орехи, изюм, сушеные фрукты.
– Не помню все наверняка… – начинаю рассказ, видя ждущий взгляд собеседника, – … Ехали с парнем и друзьями в машине… Музыка грохотала на весь салон… Потом нам удалось избежать одну аварию, вторую… Анар был напуган… Ребята уехали – повезли Мэри домой… А мы с Анаром помогали пострадавшим… Возвращались домой уже под утро… И все-таки столкнулись с фурой…
– Лиса… – останавливает поток бессвязной речи Артур, и я, поднимая на него глаза, вижу напуганный взгляд и то, как он медленно поднимается с земли, глядя на меня свысока, – Ты откуда появилась, черт возьми?!
– Что не так? – не понимая ужаса в зеленый омутах, сама автоматически встаю с пригретого места.
– Машина… авария… фура… Это что? Ты с какой точки земного шара? – басит собеседник и его голос эхом разносится по лесу.
И тут я начинаю понимать, о чем он…
Мешок с сухофруктами выскальзывает из моих трясущихся рук, и я хватаюсь за голову, чуя неладное всеми фибрами души.
– Какой век? – спустя бесконечность спрашиваю все еще стоящего напротив мужчину, с едким предчувствием ожидая ответа.
– Девятнадцатый пошел…
– Твою мать… – слезы хлещут из глаз вполне себе давая выплеск эмоциям.
Артур не двигается, нависая надо мной каменным изваянием.
– Ты из другого времени? – сам не веря в то, что говорит, уточняет он.
– Двадцать первый век…
И тишина… Что тут еще добавить?