Достопочтенный Задкиил Ф. Обоми чувствовал, как на него черной тяжестью навалилась ночь – она облепила голову с седым ежиком курчавых волос пуховой периной, словно погрузив его в гнетущую тишину камеры сенсорной депривации. Он сидел в парадном кресле с резным орнаментом, изящно воспроизводящим стиль мастеров-резчиков шестнадцатого века; кто-то из них был его предком… предположительно. В истории страны зияло обширное белое пятно – период, когда было не до родословных.
На столе перед ним – его руки, точно два дряблых овоща. Одна – розоватой ладонью кверху; много лет назад, когда он был ещё совсем маленьким, одна женщина, наполовину француженка, наполовину шанго, увидела в узоре на этой ладони его героическое будущее. Другая рука лежит кверху тыльной стороной цвета красного дерева, с узловатыми пальцами, чуть согнутыми, будто изготовившимися выстукивать нервный ритм.
Она не шевелилась.
Высокий лоб интеллектуала и линия носа говорили скорее всего о предках-берберах. Но сразу за переносицей ноздри широко расходились и сплющивались, большой рот был под стать пухлым щекам, округлому подбородку и сильной пигментации. Все это от шинка. В те дни, когда еще было время на шутки, он нередко говаривал, что лицо у него – как карта его страны: со лба до глаз – захватчик, ниже, к югу – абориген.
Сами глаза, составляющие пограничную линию, были просто человеческими.
Левый почти прятался под опущенным веком: после попытки покушения в 1986 году он совсем отказал, длинный шрам до сих пор стягивал кожу от виска до скулы. Правый был блестящим, острым и быстрым, но сейчас расфокусированным, поскольку на второго человека в комнате господин президент не смотрел.
Мертвая ночь душила семидесятичетырехлетнего Задкиила Ф. Обоми, первого и пока единственного президента бывшей британской колонии Бениния.
Не видя, он чувствовал… За спиной – колоссальная пустота Сахары, до нее более тысячи миль, и все же, чудовищная и зловещая, она громоздилась в подсознании, будто грозовой фронт. Перед ним – за стенами, за шумным городом, за портом – ночной бриз Бенинского залива с запахом морской соли и пряностей с кораблей на рейде. А по бокам, словно кандалы, сковавшие его полуосознанное желание шевельнуться и перевернуть следующую страницу, мертвым грузом лежит пачка подлежащих рассмотрению документов из процветающих стран, которым улыбнулась судьба.
Население на планете Земля насчитывает многие миллиарды.
В Бенинии – спасибо нарезавшему границами карту колониальному правительству – всего девятьсот тысяч.
Богатство планеты Земля невообразимо.
У Бенинии, по той же причине, чуть меньше, чем нужно, чтобы ее население не умерло с голоду.
Размер планеты Земля… пока достаточен.
Бениния покрыта шрамами и принуждена метаться на узком пятачке, а пространства для маневра все меньше.
В памяти у него звучат тихие, вкрадчивые аргументы.
С французским акцентом: За нами география: географическое положение и ландшафт подсказывают, что Бенинии логично было бы присоединиться к Дагомалии; речные долины, дороги в предгорьях…
С английским акцентом: За нами история: у нас общий язык; в Бенинии шинка говорят с голайни, а иноко – с кпала на том же пиджине, на каком йоруба говорят с ашанти; присоединяйтесь к Республиканскому Единству Нигерии и Ганы… так сказать, ваше регги с РЕНГ…
Внезапно его захлестнула ярость. Ударив ладонью по кипе бумаг, он вскочил на ноги. Второй человек тоже вскочил, на его лице отразилась тревога. Но не успел он открыть рот, как господин президент вышел из комнаты.
Наверху одной из четырех башен дворца, той, что была обращена внутрь страны – из неё была видна пышная зелень предгорий Мондо, а за ней ощущалась суровая безысходность Сахары, – находилась комната, ключ от которой имел только господин президент. Часовой на пересечении двух коридоров отсалютовал ему коротким взмахом церемониального копья; господин президент кивнул и прошел мимо.
Как всегда, он закрыл и запер за собой дверь прежде, чем включить свет. Несколько секунд он постоял в полной темноте, потом его рука легла на выключатель, и когда комната внезапно осветилась, моргнул здоровым глазом.
Слева на низком столике рядом с молитвенной подушкой покоился экземпляр Корана, переплетенный в зеленую кожу, с ручным тиснением золотой арабской вязью, перечислявшей все девяносто девять почтенных имен Единого.
Справа от него – prie-dieu[6] эбенового дерева с традиционной бенинской резьбой, повернутый к стене с висящим распятием. Прибитая к распятию жертва – такая же черная, как само дерево.
А прямо напротив двери – черные маски, скрещенные копья, два барабана и священная жаровня, увидеть которую без покрывала из пятнистых шкур дозволялось только посвященным в «След леопардового когтя».
Господин президент сделал глубокий вдох. Потом подошел к низкому столику, взял Коран и методично порвал все страницы в клочья. Под конец он разодрал по корешку зеленый переплет.
Повернувшись на каблуках, он снял с гвоздя и сломал пополам распятие. Распятый упал на пол, и он раздавил куклу ногой.
Затем он сорвал со стены обе маски. Вырвал им цветные гривы из соломы, выколол драгоценные камни глаз, выбил слоновой кости зубы. Проткнул копьем кожу обоим барабанам.
Завершив работу, он выключил свет, запер комнату и в первый же мусоропровод выкинул один-единственный ключ.