– Лима, – протянул Джаллал вкусное имя девочки. Он сидел с детьми шейхов, по-взрослому обсуждая, что тревожило сердца, молодых мужчин.
– Красивая, – согласился Тешан. Сын шейха Медана.
Сама виновница обсуждения тихо прошла мимо. На ней было северное светлое платье и ожерелья. Сандалии тоже были привезенные, в саду султана можно было ходить босиком, такая мягкая трава и земля были в саду, но северные сандалии защищали от камней твердой подошвой, так, что даже если бы Лима ходила по острым камням, она бы не чувствовала их. За ней прошел Айваз, насторожено глядя по сторонам, защищая сестру от возможных посягательств. Брат и сестра, которые постоянно вздорили в Айсланде, тут сблизились. Им больше не с кем было здесь дружить. Айваз не мог ходить за отцом, тот постоянно пропадал на заседаниях султана, куда детям был вход запрещен. Айваз знал, отец думает, как защитить свой народ, потому не мешал ему. Вчера он познакомился с мальчишкой. Энефреем. Сыном раба. И внуком богов. Так не могло быть, и Айваз напряженно думал, как можно это уложить в голове. Мальчик был одет в северную одежду, хотя слуги приносили им местную каждое утро, каждый раз разную, терпеливо ожидая, пока гости оценят милость султана.
Лима и Айваз прошли в кусты, там, северные дети, по привычке, сделали себе убежище, скрытое от глаз посторонних.
– Я знал, что вы тут, – пролез к ним Энефрей, которого с утра не успел поймать султан. Мальчик говорил с ними на северном языке.
– Почему тебя назвали Энефрей? – спросила девочка.
– Моя прабабушка Энефея. Северная принцесса. Ее пленил давным-давно мой прадед. И взял в жены.
Айваз окаменел. Энефрей певуче рассмеялся.
– Им было хорошо вместе, прабабушка рассказывала, что мечтала только об одном, чтобы в доме черных родился я. У нее были черные дети, и у ее детей были черные дети, она тогда дала обет, что не умрет, пока в доме не родится северная надежда. И вот я родился.
– Твой брат тебе родной? – спросил Айваз, – или ты от другого отца или матери?
– Джаллал? Родной, – Энефрей тепло улыбнулся, вспоминая брата. Айваза кольнула ревность. Он считал, что северяне должны держаться вместе, и что Энефрей, когда отец найдет выход, уйдет с ними, на север, – он очень достойный мужчина.
Айваз свел брови.
Энефрей посмотрел на Лиму.
– У тебя глаза, как у моего отца.
Лима вздохнула, закатила глаза к небу.
– Боги, да что ж это такое?! Наверное, здесь мне нужно надеть пара-джу…
– Паранджу, – поправил Энефрей, улыбаясь.
– Никому не дают покоя мои глаза! Я не вижу в них ничего необычного! У нас много у кого такие глаза.
– Это из-за того, что ваши женщины спят с нашими мужчинами, – улыбнулся Энефрей.
– Моя мать не такая! – обиделась Лима.
Айваз хотел возмутиться, но вспомнил, что что-то подобное и говорил отец, и промолчал.
– Может, мать твоей матери, – пожал плечами Энефрей.
– Энефрей в саду? Ему пора на уроки, – султан спрашивал о мальчике компанию детей.
– Он был где-то здесь, может у фонтана? – Джаллал громко позвал брата.
– Я пойду, чтобы наше убежище не нашли, – улыбнулся Энефрей, подождал, пока никого не будет около кустов, и выполз в сад.
– Что им надо от него? – досадливо спросил Айваз.
– Я здесь, – мягко, остро отозвался Энефрей, выходя к брату. Султан улыбнулся, сгреб его в охапку и понес во дворец.
Джаллал усмехнулся и покачал головой.
– Пойду куплю какое-нибудь украшение, и подарю Лиме, – кивнул он.
– Погоди, я с тобой, – отозвался сын визиря.
Компания потащилась следом, как же, нужно помогать другу завоевывать женщину.
ХХХХ
Тристакинния проснулась и потянулась. Постели в Либии были не такие, как дома, мягкие, удобные, из них не хотелось вылезать. Фрей стоял уже мокроволосый перед зеркалом, увидев, что она проснулась, обернулся.
– Ты ходишь в купальню вечером и утром?
– Да, мне жарко.
Тристакинния вздохнула, ей тоже придется мыться два раза в день, а с ее волосами это просто мучение. Фрей посмотрел на свою одежду, вычищенную и сложенную. Он был здесь уже неделю, и неделю смотрел, как одеваются местные воины. Мужчина подошел к стулу, на котором лежала местная одежда, начал одеваться.
– Ты будешь носить одежду рабов? – съязвила Тристакинния.
Фрей дернул уголком губ.
– В стране рабов нет смысла носить одежду богов, – тонкая приятная ткань ласково касалась кожи Фрея. Он надел несколько нитей на шею, амулеты, медальоны, – я пойду в город, посмотрю, что тут и как, а ты… можешь отдать дань вежливости.
– Я хочу с тобой, – вскочила Тристакинния с постели.
– Ладно. Только быстро.
– А разве мы не должны присутствовать на завтраке?
– Мы ничего им не должны, – прошипел Фрей.
– А у тебя есть местные деньги? Если, например, захочется пить. Тут ведь нет ручьев, чтобы напиться.
– Есть, я вчера продал несколько золотых монет.