Марку приснилось несколько снов.
Большинство пролетели незаметно, но вот последний отпечатался в памяти с завидной точностью и достовернейшей хронологией. Герой очутился возле очень похожего гнилого дерева, окутанного туманом. Только во сне из ствола его вместо ветвей росли увесистые мечи, кинжалы с согнутым в полумесяц острием, тоненькие и легкие кортики, элегантно пронзающие кору кончиком, и прочее оружие. На гигантских лезвиях в самом верху висели на петлях человеческие силуэты. Они казались легкими, как перышки, качались на ветру, потому что потроха их находились на выступающих из земли корнях. Вокруг трупы опоясывали лазурные змеи, шипя длинным пламенного цвета языком.
Марк протер очки в тоненькой оправе, и тогда гнилое дерево превратилось в обыкновенный дуб. Туман рассеялся, и перед взором предстала зелёная лужайка, заключенная меж тропинок в парке «Реки медовые», как обзывала его вывеска у центрального входа. Неподалеку от примятой травы в человеческом образе, который оставил наш герой, лежала разогнутая в переплёте «Держись, энтомология!» А. А. Андреева.
Марк поднял книгу и, погладив по корешку, сунул под мышку.
– И куда теперь? – задался он вопросом.
Суета большого города, гул машин, дама с некрасивой маленькой собачкой, что обыкновенно гуляла вдоль одной из четырёх рек парка с восьми тридцати каждого утра – всё это еще не успело проснуться. Стояло спокойное, даже ленивое и сладкое раннее утро. Лишь изредка мерцал где-то свет от фонарей, догорающих с ночи, а трамвайчики, тихонько покачиваясь, только-только рождались из депо по соседней улице.
Внимание Марка привлекли внезапно и мятежно зашелестевшие неподалеку кусты смородины, что во сне росли там же, где и наяву – девятью шагами севернее теперь уже обыкновенного дуба. Сквозь них, раздвигая веточки, длинным шагом пробирался какой-то тип. Строго одетый, солидный, прилизанный такой и напыщенный старикашка.
Подступил он к Марку и представился, как мсье Карп. Почему так? Видимо, всему виной было его лицо: вытянутое и морщинистое, с большими желтыми глазами и седыми ухоженными усами, которые кончиками свисали с подбородка. В общем, этот мсье хриплым и прокуренным голосом поинтересовался:
– А что это вы тут выглядываете?
Марк ответил, что он студент, интересуется растениями различной природы, а также насекомыми. Вот и читал о них книжонку, рассматривая иллюстрации, и видимо, уснул. Как оказалось, мсье Карп также интересовался биологией, и затянулась долгая беседа. Умное слово вырывалось за умным словом, а за тем следовали еще десять. В какой-то момент разыгралась дискуссия или даже небольшой спор. Марк считал, что в диспуте Хаксли и Уилберфорса первый является безоговорочным победителем, а второй самым настоящим клоуном. Мсье парировал.
В ходе перепалки то и дело подергивались уголки губ на утонувшем во сне теле Марка. Она явно пришлась ему по душе. А всё потому, что в споре аргументы его были резкими и точными. Мсье Карп же, в свою очередь, заметно сдавал позиции и в конце концов достал из рукава прием совсем бесчестный и грязный.
– Если вы так яро поддерживаете Хаксли и теорию Дарвина в целом, попробуйте тогда ответить на вопрос, который они оба оставили без внимания! – он шагнул в сторону Марка и поправил усы. Морщины его надулись, брови поднялись, и расплылась по всему лицу противная улыбка. – Кто именно из ваших предков был обезьяной?
Недавняя полемика о взглядах на теорию эволюции превратилась в настоящее оскорбление, и Марк интуитивно толкнул Карпа к одному из парковых фонарей с безумным воплем:
– Вы что себе позволяете?!
Карп упал на спину и закатился таким искренним смехом, что аж светлячки, непонятно откуда появившиеся и кружившиеся вокруг фонаря, разлетелись в стороны и замигали, как гирлянда. Продлилось это представление недолго, и вот уже пронзительный хохот стал приглушаться, пока не стих вовсе.
– Вспоминайте, товарищ Листопадский, – сказал мсье Карп. Затем он грациозно поднялся на ноги, отряхнул незапачканное пальто и направился обратно к кустам смородины. – Ведь страх есть лишь в незнании.
– И все-таки эта нелепая фамилия моя?
Карп ухмыльнулся.
– Думайте. Или, может… эволюционируйте? – сыронизировал он и вновь расхохотался.
Только прозвучало последнее слово, сон стал расплываться в бесцветную жижу. Краски потускнели, раздалось ужасное шипение и, наконец, мсье Карп или же Monsieur Karpfen исчез.
Aus wessen Gesicht sehen wir Träume?