Алина
– Что значит – нам запрещено выходить? – переспросила я Зарину после таких новостей. – Ребенку нельзя без свежего воздуха!
– Я… я только передаю, что мне сказали, – растерялась няня. – Кавальер Велимирский против того, чтобы вы покидали дворец. Вы можете выходить на балкон…
Под моим взглядом девушка поперхнулась и закашлялась: видимо, он был зверский.
На балкон выходить?! Он у меня сейчас сам с балкона выйдет!
За годы тесного общения с Михаилом я привыкла ко многому: ко лжи и фальши, к тому, что приходится поступаться своими чувствами и интересами. К тому, что случается общаться с теми, кто мне неприятен, не привыкла я только к одному. К тому, что можно обижать мою дочь! Никогда никому не позволяла, и этому… кавальеру Велимирскому тоже не позволю.
– Побудь со Снежаной, пожалуйста, не отходи от нее, – попросила я, а сама направилась к дверям. Если честно, я смутно представляла, где в талминбургском дворце искать вышеозначенного кавальера, но когда это меня останавливало?
Я спросила об этом у первого же стражника, и тот с непробиваемым лицом сообщил, что им запрещено со мной разговаривать. Та же история произошла со служанкой, которая потом еще и убежала от меня, как будто боялась чем-то заразиться.
Не представляю, что Богдан им сказал, и чем запугал, а главное – когда успел, но внутри я просто закипала. Чувствовала это даже на уровне магии, из-за которой невидимые руны проступали на коже. Я ощущала это под платьем, и заводилась еще сильнее. Никто никогда не выводил меня из себя настолько, чтобы себя раскрыть! И сейчас я не имею права этого делать, хотя с помощью магии могла бы найти его в считаные минуты.
Что ж, если придется открывать каждую дверь и заглядывать в каждую комнату, я так и сделаю. С такими мыслями я буквально летела через анфиладу. Длинную, залитую солнечным светом, играющим на росписи и в позолоте.
Ненавижу его! Ненавижу! Как же я его ненавижу!
– Какая встреча!
Сначала мне показалось, что я ослышалась, но, обернувшись, убедилась, что с моим слухом все в порядке. Передо мной стояла не кто иная, как Марика, разве что выглядела она сейчас иначе. Темные волосы были уложены в роскошную аристократическую прическу, платье тоже было под стать. Выдавали ее разве что драгоценности: она была ими увешана: дорогими, с крупными камнями, напоказ.
– Что, не ожидала меня здесь увидеть, подруга? – Марика растянула губы в улыбке. – А я вот, как видишь, отлично живу. Анна Велимирская была настолько добра, что не просто забрала меня с собой, но и сделала своей камеристкой. Когда все люди Лазовии стали свободны, приняла меня как фрейлину. Тебе не так повезло, насколько я понимаю?
Она посмотрела на меня свысока, явно надеясь, что я сейчас почувствую себя рядом с ней маленькой и несчастной.
– Счастлива за тебя, – привычно вытолкнула из себя пустые, ничего не значащие слова. Хотя потрясение от встречи немного перебило злость на Богдана, и на том спасибо. – Тебе не запрещено со мной разговаривать?
Марика заморгала, она явно не ожидала, что наша беседа примет именно такое направление.
– Мне никто ничего не может запретить! Я свободная женщина! – высокопарно произнесла она.
– В этом дворце всем запрещено со мной разговаривать, – пожала плечами я. – Вероятно, и фрейлинам Анны тоже, просто ты еще об этом не знаешь.
– Ты не поняла! – Марика надменно вскинула бровь. – Я здесь на особом положении!
– Как это чудесно. В таком случае тебе не составит труда рассказать мне, как найти кабинет кавальера Велимирского.
– С чего бы мне тебе помогать?
– Потому что ты свободная женщина и можешь себе позволить оказать снисходительную услугу мне, которой не так повезло.
– А и вправду, – насмешливо произнесла бывшая подруга. – Отведу тебя, посмотрю, как он тебя вышвырнет.
– Ты невероятно мила, – ответила я с тем же выражением лица и легкой полуулыбкой. Зная, что именно это раздражает больше всего: когда тебя нельзя вывести из себя, люди, которые всеми силами пытаются тебя задеть, приходят в бешенство.
Конечно, Марика могла отказаться мне помогать, но я сделала ставку на ее ненависть ко мне и желание мне навредить, в том числе она в самом деле рассчитывала посмотреть, как Богдан вышвырнет меня из кабинета. Для нее это, видимо, был бы величайший позор, для меня всего лишь проходной момент. Если я что и поняла за всю свою жизнь, так это то, что унизить тебя не может никто, пока ты сама этого не позволишь. Даже на эшафот можно взойти с высоко поднятой головой.
Несколько минут – и вот я уже перед кабинетом Богдана. Стражники, разумеется, заслонили мне путь, заслужив снисходительную улыбку моей сопровождающей.
– Вас не ожидают, – сообщил мне усатый мужчина, выше меня на голову.
– Придется выделить минутку, – спокойно ответила я.
– Уходите.
– Богда-а-а-ан! – Эхо моего окрика заметалось по коридорам, точно так же заметались глаза охраняющих его кабинет мужчин. Марика распахнула рот. Я собиралась повторить, когда дверь в кабинет распахнулась, и на пороге возник злой как сто тысяч тварей Бездны кавальер Велимирский.
– Я занят, – повторил он таким тоном, что все присутствующие – начиная от его секретаря за спиной и заканчивая Марикой с охраной вросли в пол.
– Я много времени не отниму. Мне просто нужно, чтобы у моей дочери были соответствующие условия. Разреши нам гулять – и больше ты меня не увидишь.
– Нет.
– В таком случае я буду стоять здесь и орать, как желающая кота кошка, пока тебе не надоест.
Покраснел почему-то секретарь, один из стражников поперхнулся, Богдан же резко отступил в сторону, покровительственным жестом указав мне на возможность войти. Я не торопилась, поэтому пока мы прошествовали против секретаря и оказались за еще одной дверью, до того распахнутой, а после резко захлопнувшейся от силы Богдана, Бездна в его глазах набрала мощь.
– Чего ты добиваешься?! – прорычал он, даже не предлагая мне сесть. – Тебе совершенно наплевать на репутацию и этикет?
– От моей репутации давно ничего не осталось, а этикетом я готова поступиться, когда речь идет о Снежане. Давно ты стал использовать детей в своих давних обидах, Богдан? Она тебе ничего не сделала!
Мой голос не дрожал только потому, что я понимала: нельзя себе позволять слабость. Сейчас нельзя. Теперь, кажется, нельзя будет всю жизнь.
Если раньше в моих снах Богдан выступал защитником, он приходил меня и спасал, забирал нас со Снежаной от Михаила, то в последние годы таких снов стало раз-два и обчелся. Реальность же оказалась еще гораздо более прозаичной.
– Я никого не использую, – процедил он. – Ты здесь, чтобы шпионить для Михаила, и хочешь, чтобы тебе был оказан радушный прием?
– Я сюда не просилась!
Я все-таки сорвалась на отчаянный крик, хорошо хоть слезы сдержала. Мне было больно не столько за себя, сколько за дочь, которая на самом деле была его дочерью.
– Ты пожелал забрать меня, как игрушку, Михаил решил это использовать. Но Снежана здесь ни при чем.
– Верно. Тебе следовало просто оставить ее с отцом.
Вместо ответа я схватила пресс-папье и запустила в него. Богдан легко увернулся, а вот его шкаф увернуться не смог, стекло посыпалось на пол, опасными искрами разлетевшись по полу.
Его глаза холодно сверкнули, очевидно, он только что взял Бездну под контроль.
– Странно, что Михаилу удавалось тебя подкладывать под кого-то с такими манерами, – выплюнул он.
– Возможно, дело в том, что другие не вели себя, как последние твари, – не осталась в долгу я.
Бездна вернулась, а вместе с ней вернулось что-то другое. Незнакомое и жестокое. Я не видела такой жестокости в его глазах никогда.
– Хочешь, чтобы твоя девчонка чувствовала себя как дома? – произнес он. – Вставай на колени и отработай. У игрушек нет смысла, если не использовать их по прямому назначению.
Словами о том, что Снежана – это его девочка я чуть не подавилась. Они стояли у самого сердца, а теперь разлетелись осколками, как ранее минутой стекло. От этих осколков сначала стало очень больно, потом очень холодно. Руны на коже полыхнули так, что на контрасте показалось, в меня впились клеймящие жала по всему телу.
Магия хлынула в меня, сквозь меня, и он это почувствовал. Сразу же. Удивиться не успел, потому что я никогда никому не позволяла удивляться. Сложившиеся под натренированными пальцами руны создали полог тишины и ударили в него раньше, чем Богдан успел опомниться.
Я знала, как это действует, потому что видела такое сотни раз. Знала, что должна сделать. Как это было всегда. Мужчины под моей властью видели то, что хотели: как я отдаюсь им в самых немыслимых позах. Как они делают со мной самые грязные вещи, я играла их тайными фантазиями, как хотела. Здесь надо было сделать то же самое, а потом развернуться и выйти, оставив Богдана с мыслью, что я обслужила его по полной.
Получить нужное мне разрешение так.
Но я была зла. Я была очень зла, и эта ярость кипела в крови, грозя превратить меня в подобие Михаила, если я сейчас просто не дам ей выход. Поэтому я указала Богдану на пол и приказала:
– На колени! Ползи!
Искрящиеся руны втекали и впитывались в него, и, несмотря на то, что я уже сотни раз играла с сознанием мужчин, такого я не делала никогда.
Я никогда. Никем. Не управляла.
Богдан, подчиненный моей воле, опустился на колени и так, на коленях, двинулся ко мне.
– Ты больше никогда не будешь наказывать мою дочь из-за меня. – Когда он приблизился ко мне, я взяла его за подбородок и заглянула в глаза. – Больше никогда не станешь меня оскорблять при ней. Больше никогда не сделаешь ей больно, и сейчас, когда я выйду отсюда, ты нам разрешишь гулять. Потому что тебе очень, очень стыдно за то, что ты пытался ее использовать. Ты разрешишь своим сыновьям играть с ней. Ты меня понял?
Богдан покорно кивнул, и я отпустила его подбородок.
– Я выйду за дверь, и ты отдашь все распоряжения своему секретарю.
Я знала, что он все исполнит, но магию отзывала постепенно.
– Сейчас ты поднимешься, сядешь за стол и вспомнишь только наш разговор, в котором мы ссоримся, я прошу тебя, и ты соглашаешься.
Я подменяла его воспоминания с привычной легкостью, создавая иллюзии, которые останутся с ним вместо случившегося. Просто разговор. Просто моя просьба. Просто его согласие.
Закончив, я позволила рунам успокоиться, и только после этого вышла из кабинета. Кивнула секретарю, спокойно оставила позади Марику и охрану. Кровь во мне просто кипела – такое было всегда, когда я использовала магию. Потом это аукнется мне слабостью во всем теле, головокружением и дрожью, но это потом.
Малая цена за возможность уберечь свою дочь ото всего на свете и подарить ей жизнь, которой она достойна.
Малая цена даже при том, что я так и не поняла, что же за странная сила живет во мне. Богдан говорил про магию изначальную, но во мне не было Бездны, да и нулевиком я тоже не была. И тем не менее мощь, которой я обладала, была убийственно опасной, в первую очередь для меня. Потому что случись кому-то о ней узнать – это даже не эшафот. Меня просто уничтожат на месте, как самую страшную тварь Бездны.