На следующий день мы проснулись, уже когда давным-давно рассвело. Мисс Смит тоже спала допоздна. Я слышала, как она храпит в комнате напротив, через коридор.
Я отвела Джейми вниз и покормила хлебом. Перемещалась я повсюду снова на четвереньках, как дома. Хотелось, конечно, ходить, но ползком ведь куда удобнее.
В главной комнате оказался выход во двор. Двор был маленькое пространство, огороженное каменной стенкой, и ещё большое пространство, тоже огороженное. Пони по имени Коржик стоял посреди большого пространства мордой к дому и внимательно смотрел и слушал.
Я улыбнулась. Казалось, будто он стоит и ждёт меня.
Джейми ухватил меня за руку и сказал:
– Тебе нельзя наружу.
Но я стряхнула его ладошку.
– С этим кончено, – сказала я ему. – Здесь мне можно ходить, куда вздумается.
– Откуда ты знаешь? – засомневался Джейми.
Потому что это награда, подумала я. За смелость. За долгий путь сюда, за побег. Теперь я всегда буду только ходить. И я заставила себя подняться на ноги. До лошади я должна была дойти.
Я заковыляла, спотыкаясь на каждом шагу. Болело жутко. Пони, не отрываясь, следил за мной. Добравшись до каменной оградки, я села на неё и перекинула ноги на ту сторону. Коржик шагнул ко мне, наклонил голову, понюхал мои руки и ткнулся в меня мордой. Я обвила его шею руками. Стало понятно, почему его так зовут. На тёплом солнце от него сливочно пахло свежей сдобой.
Мне захотелось на нём прокатиться, но я не знала, как это. До спины высоко, не достать. К тому же у той девушки за окном поезда были ещё какие-то верёвочки или что-то вроде того, чтобы держаться. Не выпуская Коржика, я встала на ноги и сделала несколько осторожных шагов рядом с ним.
Трава на поле щекотала босые ступни. На траве лежала влага, и влага отдавала холодком, который быстро проник под бинты на больной ноге. Земля оказалась мягкой и ёрзала, когда я на неё ступала. Она была как свежий хлеб, податливая. По краю поля росли деревья, и деревья качали своей зеленью в лучах солнца. Вокруг щебетали птицы. Я знала, что это птицы, у нас на улице они тоже жили, только так много за раз я ещё никогда не слышала.
Ещё там были цветы.
Джейми побежал по полю, громко что-то распевая и колошматя вокруг палкой, которую нашёл тут же. Коржик снова нагнул голову и понюхал мои ладони. Может, подумал, что я ему что-то принесла? Надо было, наверно, принести. А что вообще едят лошади?
Край морды у Коржика был мягкий и тёплый. Я провела ладонями по его голове до самых ушей, до горстки длинных волос между ними. Почесала ему шею, а он вздохнул и снова ко мне наклонился. А потом отступил на шаг назад и опять защипал траву как ни в чём не бывало.
Я села на землю и стала наблюдать за Коржиком. Он только и ел траву, будто другого занятия в жизни у него не было. Будто он хотел сказать: «Я вообще-то не то чтобы голодный, но, понимаешь, надо же дальше жевать». При этом он помахивал хвостом туда-сюда, а потом делал шаг в сторону и принимался за новую травку.
Я сидела и наблюдала за Коржиком, а потом легла на спину. Я лежала неподвижно, и тёплое солнышко так приятно пригревало, а я всё смотрела на Коржика, а потом заснула, а когда проснулась, надо мной стояла мисс Смит.
– Ты обгорела, – сказала она. – Слишком долго на солнце лежишь.
Я потянулась и села. Тело ломило. Кожа на голых ногах покраснела и болела, но к боли я давно привыкла.
– Ты разве не хочешь есть? – спросила мисс Смит. Звучала она сердито.
Я похлопала глазами. Есть действительно хотелось. Жутко хотелось, аж живот сводило. Но и к этому я тоже давно привыкла. Так что же ответить? Чего она от меня хочет, чтобы я хотела есть или чтобы не хотела?
– Почему ты меня утром не разбудила? – спросила она.
Ну вот ещё. Поди, не дура, нарочно будить.
– Пошли. – Она протянула мне руку. – Уже так поздно. А надо тебя ещё доктору показать, потом за продуктами сходить.
– Не надо мне помогать, – сказала я.
– Не дури, – сказала она и потянула меня с земли.
Я попыталась высвободиться, но нога до того болела, что в конце концов я сдалась, и она за ручку отвела меня обратно в дом. Там уже сидел Джейми и наворачивал фасоль из банки с поджаренным хлебом, тостом. Я тоже прошла на кухню и опустилась на стул. Мисс Смит плюхнула на тарелку ещё фасоли и сказала:
– У тебя бинты уже грязные.
Я глубоко вдохнула, но прежде, чем я успела что-то ответить, Джейми выпалил:
– А я говорил ей, что ей наружу нельзя!
– Чушь собачья, – резко оборвала его мисс Смит. – Конечно, ей можно наружу. Надо просто что-то получше придумать. Те туфли, в которых ты вчера приехала…
– Они мамины, – сказала я.
– Да я и сама догадалась, что они не твои, – сказала мисс Смит. – Хотя тебе, наверно, обычные туфли и не подойдут.
Я пожала плечами.
– Ладно, посмотрим, что скажет доктор. Туда я вызвала машину, а там уж что-нибудь придумаем. Только не вздумай привыкать. Нет у меня средств всюду на такси разъезжать.
Я кивнула, потому что куда уж лучше.
Оказалось, что и «машина», и «такси» были то же самое, что «автомобиль». За два дня я ехала на автомобиле второй раз. С ума сойти!
Что такое «доктор», я знала, хотя ни разу его не видела. У этого было много интересных штучек-дрючек вроде круглых стеклянных окошек прямо перед глазами, на носу. Одет он был в длинный белый плащ, примерно как у нас носил мясник.
– Запрыгивайте, – сказал он нам с Джейми и похлопал ладонью по большому деревянному столу. Джейми запрыгнул, а у меня не вышло. – А, – сказал доктор, заметив мою ногу. Он взял меня обеими руками и усадил на стол.
Дома мать меня никогда не касалась, кроме как чтобы ударить. Джейми обнимал меня, но, естественно, никогда не поднимал с пола. Здесь же люди вечно трогали меня руками. Это мне не нравилось. Очень не нравилось.
Доктор потыкал нас, померил, посмотрел. Заставил снять рубашки и по очереди приложил к груди каждого холодную металлическую бляшку, от которой к его ушам шли трубочки. Он также прошерстил руками наши волосы и внимательно рассмотрел те места на теле, где часто чесалось.
– Импетиго, – заявил он. Для меня это ничего не значило, но мисс Смит достала из сумочки маленький блокнотик и записала.
– У обоих истощение, довольно сильное, – добавил доктор, – и у девочки, похоже, начинается рахит. Ей нужен солнечный свет. Полноценное питание. Молоко.
– А мне-то что полагается делать? – спросила мисс Смит. – Мне никогда с детьми иметь дела не доводилось.
– Что-что – кормить, купать, следить, чтобы высыпались, – ответил доктор. – Не сложней, чем со щенками на самом деле, – улыбнулся он. – И уж всяко проще, чем с лошадьми.
– Лошади всегда были по части Бекки, – отрезала мисс Смит, – а собак я никогда не держала.
– А кто такая Бекки? – спросил Джейми, но я шикнула на него.
– А что насчёт её ноги? – спросила мисс Смит. – С ней что будем делать?
Я наскоро подсунула стопу под себя, но мисс Смит пошлёпала пальцами по моему колену.
– Покажи доктору, – сказала она.
Я не хотела ничего показывать. Не хотела, чтобы меня опять трогали. Под бинтами самой ступни не видно, ковылять понемногу я в состоянии, а больше мне ничего и не надо.
Но мисс Смит выдернула стопу из-под меня.
– Хватит валять дурака, – сказала она.
Доктор размотал ногу и покачал головой.
– Ну и ну, – сказал он, бережно держа мою ступню в руках. – Запущенная косолапость. Такого мне ещё не приходилось видеть.
– Я думала, это распространённый дефект, – удивилась мисс Смит.
– В целом да, весьма распространённый. Но его почти всегда исправляют ещё во младенчестве.
Мисс Смит с усилием втянула носом воздух – я не очень поняла, что это выражает.
– Тогда ей почему не… – Она взглянула на меня и оборвала фразу.
Исправляют во младенчестве, подумала я. А моя нога неисправленная. Как будто нога – это мой личный промах. Мама всегда так и говорила, мол, сама виновата, что у тебя такая нога, это тебе наказание. Вечно я гадала, так это или нет. И потом, косолапость. Это я, значит, косолапая.
Доктор принялся мою ногу по-всякому жмакать и ворочать, непрестанно разглядывая. В конце концов это стало просто невыносимо. Тогда я подумала о Коржике, представила, как он тепло и сладко пахнет, почувствовала его дыхание в моей ладони. Теперь я могла больше не запираться в пустом сознании без всяких мыслей – теперь у меня был Коржик, и перенестись к нему не стоило мне ни малейших усилий.
– Ада, – раздался громкий голос мисс Смит. – Ада, проснись. Доктор Грэм тебе вопрос задал. – Она стояла надо мной и шлёпала меня по щеке. Доктор держал мою ногу, полностью перебинтованную. Всё осталось позади.
– Нога сильно болит? – повторил свой вопрос доктор.
Что считается сильно, а что – не сильно? Что сказать? Я пожала плечами.
– Ты поняла, что сказал доктор насчёт хирурга? – спросила мисс Смит.
Я уставилась на неё. Она на меня.
– Так да или нет? – повторила она.
Я покачала головой.
Мисс Смит и доктор Грэм обменялись взглядами. Я испугалась, что, наверно, неправильно ответила.
– Доктор Грэм считает, что твою ногу, вероятно, можно прооперировать.
Я понятия не имела, кто такой хирург. Равно как и что такое «оперировать». Но задавать лишние вопросы меня давно отучили.
– Ладно, – сказала я.
Мисс Смит улыбнулась:
– Я понимаю, страшно, наверно, звучит, но зато потом будет просто замечательно. Я сегодня же напишу твоей маме, спрошу её разрешения. Уверена, она не откажет. А пока походишь на костылях, доктор Грэм тебе сейчас выдаст.
Костыли оказались длинными деревяшками, которые положено подсовывать под руки, чтобы при ходьбе опираться на них и только на одну ногу, нормальную. А вторая, калечная, если такая имеется, просто висит в воздухе, и всё.
На костылях было совсем не больно.
– О, видали? – сказал доктор мисс Смит. – Так и знал, что она и улыбаться умеет.
– Даже не верится, – покачала головой мисс Смит.
Доктор находился в самом центре этого городишка, рядом со станцией. С костылями такси было не нужно, и мы пошли пешком по главной улице. То есть я прямо так вот и шла среди бела дня с забинтованной уродливой ногой, и никто мне ничего не говорил. Мы прошлись по магазинам, купили мяса, овощей, продуктов. Я свободно заходила внутрь, и никто меня не выгонял. Пока были во фруктовой лавке, мисс Смит сказала мне: «Ада, будь добра, передай-ка мне пару-тройку яблок, вон тех». До этого момента я старалась ни до чего не дотрагиваться, но теперь, когда она сама попросила меня, я подумала, может, это ничего. И взяла эти яблоки. И действительно ничего. Зеленщик на меня даже не посмотрел.
В магазинах было столько всего, что на меня аж нервяк напал. Слишком много нового. К тому же никогда при мне столько еды за раз не покупали, сколько мисс Смит. А ведь она ещё и платила, вот так сразу брала и выкладывала деньги, сколько нужно, вплоть до цента. Ни крошки в долг. Я дёрнула Джейми за локоть, и он кивнул. Богачка.
Когда мы вышли на улицу, мисс Смит подсчитала, сколько у неё осталось, и вздохнула. Потом повела нас в новый магазин, из кирпича, довольно строгий на вид. Внутри оказались только люди, они просто стояли за стойкой, и, что продаётся в этом магазине, было не понять.
– А это что? – спросил Джейми.
– Это банк, – сказала мисс Смит. – Обычный банк, у вас тоже такие бывают.
Уж не знаю, с чего она решила, что у нас они бывают. Я лично никогда даже названия такого не слышала. Мисс Смит что-то черкнула на клочке бумаги, подала его работнику за стойкой, а тот отсчитал деньги и… выдал их ей.
– Магазин денег, – прошептал Джейми, не веря своим глазам.
Я кивнула. Таких дома точно не было.
На нас с Джейми снова была та одежда, в которой мы приехали, – не могли же мы в город в рубашках мисс Смит отправиться; только все наши вещи мисс Смит постирала, так что выглядели мы и пахли нормально. Тем не менее после банка она отправилась с нами в магазин с одеждой и купила нам всё новое, и верх и низ, и ещё какое-то, как она сказала, бельё, по три комплекта на каждого, которое велела нам отныне носить под одеждой, и ещё вдобавок чулки и обувку нам обоим.
– Но у меня же есть обувка, – сказал Джейми, глядя на крепкие ботинки, которые выбрала ему мисс Смит. – А Аде она вообще не нужна.
Но мисс Смит и слушать его не стала. Продавец, довольно неприятный тип с кустистыми бровями, заметил:
– С этими эвакуированными, мисс, сплошная морока, да? У меня жена уже по горло сыта, готова хоть сегодня их обратно отправить. Эти сопляки, стыдно сказать, в постель мочатся.
Мисс Смит так на него посмотрела, что он в момент заткнулся, разве что прощения успел попросить. Выходила я из магазина в чудесном кожаном ботинке на левой ноге. То есть самом настоящем ботинке. Специально для меня. Купить, конечно, пришлось всю пару целиком. Продать только один тот тип отказался. Второй мисс Смит забрала в сумку.
– Мы его прибережём, – сказала она. – Кто знает, может, когда-нибудь…
Что она хотела дальше сказать, я не поняла, но спрашивать не стала. Я уже порядком утомилась, даже на костылях, и больше ни о чём не могла думать, как только о том, чтобы оказаться дома. Зато Джейми так и плясал передо мной, выкрикивая:
– Может, тебе исправят ногу! Представляешь, может, возьмут и исправят!
Я улыбнулась ему в ответ. Какой же он всё-таки простачок, диву даёшься.