За следующую неделю запомнилось только три момента. Во-первых, большую часть дня мисс Смит либо спала, либо сидела, уставившись в пространство. В понедельник приготовила нам еду, но на этом дело кончилось. Во вторник даже с постели не встала. В предыдущие дни я немного наблюдала за её готовкой, так что с плитой разобралась, и голодными мы во вторник не остались. Ближе к вечеру я сделала мисс Смит чай. Джейми помог мне отнести его наверх, и мы вошли с подносом к ней в комнату.
Она лежала на боку. Не спала, но взгляд пустой, в никуда. Глаза красные, опухшие. Увидела нас – удивилась.
– Я вас совсем забросила, – говорит, но с места не двигается. – Я уже призналась леди Тортон, что в няньки не гожусь. Так и сказала.
Я поставила поднос на тумбочку у кровати и говорю:
– Вот, мисс.
Она села.
– Вы не должны обо мне заботиться, – говорит. – Должно быть наоборот. – Взяла чай, отхлебнула – и в слёзы. – Ты мне сахар положила, – говорит.
Она так всё время пила. Один кусок сахара, без молока. Это я подметила.
– Ну да, мисс, – говорю, а сама на всякий случай голову пригибаю, а то сейчас как замахнётся. – Совсем чуть-чуть. Там ещё много осталось. Я себе нисколечко не брала. – Хотя Джейми я всё ж таки насыпала.
– Да не собираюсь я тебя бить, – говорит. – Мне бы хотелось, чтобы ты это усвоила. Может, я вас забросила – это да, но бить я вас не собираюсь, и мне не важно, что вы съедите. Очень заботливо с твоей стороны, что ты положила мне сахар в чай. Заботливо уже то, что ты вообще принесла мне чай.
– Да, мисс, – говорю. Заботливо – значит, с заботой или много забот? Хорошо или плохо?
Она вздохнула и говорит:
– От мамы вашей по-прежнему не слышно. Хотя фамилия у вас и вправду Смит. Пока леди Тортон сама мне не подтвердила, я думала, это выдумки.
– Да, мисс.
– После того опуса с Гитлером.
Я повернулась уходить. Утро выдалось насыщенное, давно хотелось есть. От чая я и сама бы не отказалась.
– Фамилия Смит, конечно, распространённая, – говорит она мне вдогонку. – Но я всё равно думала, что вы сочиняете.
Даже после чая она осталась в постели. Я позволила Джейми покопаться в шкапчике на кухне и съесть всё, что его душе угодно, а следом и сама покопалась – пусть потом и влетит, ох как влетит! Джейми разрешила не купаться, зато сама посидела в ванне подольше, и горячей воды набрала побольше, так что ноги аж всплыли. Простыни я с кровати стянула, так что мокрое пятно нам не мешало, и поспали мы нормально.
Утром в среду мисс Смит показалась из своей комнаты. Выходит, голова опять в пушистом жёлтом облачке.
– Сегодня постараюсь получше держаться, – говорит. – Вчера просто… из-за Бекки опять. Но сегодня буду держаться.
Я плечами пожала, говорю:
– Да я и сама могу о Джейми позаботиться.
– Вероятно, – говорит. – Но кто-то же должен позаботиться о тебе.
Это была первая вещь. Вторая состояла в том, что Королевские военно-воздушные силы соорудили аэродром прямо напротив пастбища Коржика. За три дня всё было готово: посадочная полоса, бараки, всё. Джейми точно заворожённый так туда и шастал, пока какой-то офицер не привёл его к мисс Смит за шкирку. «Попридержите-ка его дома, мэм, – сказал он ей. – На аэродром гражданским нельзя».
Третья вещь была, что Билли Уайт вернулся в Лондон.
Джейми всё изводился от тоски по друзьям, по Билли и остальным, но я понятия не имела, как их найти, а ходить по округе разыскивать не собиралась. К костылям я быстро привыкла, ходить вообще-то стало просто, но мне нравилось, что Джейми постоянно при мне. Мы проводили дни на воздухе. Во дворе дома был такой специальный барак, называется стойло, и там раньше жили кони Бекки. Иногда мы играли там, но чаще всего резвились на загоне Коржика, там мне особенно нравилось.
В четверг мы наконец доели запасы еды и отправились втроём в город. Первое, что мы увидели, был Билли Уайт со своей мамой и сёстрами – они стояли на станции и ждали поезда. Джейми как завопит:
– Билли!
Подбежал к ним, улыбается:
– А вы где живёте? Мы тут недалеко, вон туда если…
А Билли говорит:
– За нами мама приехала. Мы домой едем.
Джейми так и опешил.
– А как же Гитлер? – говорит. – Как же бомбы?
– Не было пока никаких бомб, – говорит мама Уайтов. Сама стоит, младшую дочку за плечи обнимает. Я девочке улыбнулась, а мама её тут же к себе прижимает, как будто моя косолапость сейчас на её дочку перекинется. – И потом, как мне одной-то, без своих деток, – говорит. – Не ладно это. Лучше уж вместе войну-то переможем. – На меня взглянула искоса и говорит: – Так это ты, значит, Ада? Мамка твоя сказывала, что ты, мол, сбежала, ну да я не поверила. Только что в окне тебя нетути больше, это приметила. – Оглядела меня с головы до ног, причём на ногах задержалась, стоит и пялится на повязку мою аккуратную. Ещё бы, мисс Смит мне бинты каждый день стирала и ногу начисто перебинтовывала.
– Я не отсталая, – говорю. – У меня нога только больная, и всё.
– Это уж я не знаю, – говорит миссис Уайт и дочку к себе поплотней прижимает. – Мамка твоя…
Тут подходит мисс Смит.
– Я ей написала, – говорит. – Но, может быть, вы тоже могли бы ей весточку передать. Доктор сказал, что…
А Билли встрял и говорит:
– Тут просто отврат! Те, что нас взяли, такие жадные, прямо волки!
– Ага, вообще паршиво! – говорит Джейми. К мисс Смит поворачивается и спрашивает: – Можно мне тоже домой? Вы нас можете отвезти?
Мисс Смит головой покачала, улыбнулась, как будто это милая шутка.
– Да я и в Лондоне-то ни разу не была, – говорит. – Даже не знаю, куда там идти.
– Да домой же, – ноет Джейми.
– А Стивен где? – спрашиваю я у мамаши.
Та нахмурилась.
– Не хочет ехать, – отвечает. – Бог весть что о себе думает. – Тут она опять на меня как-то странно посмотрела и говорит: – Непривычно мне, что ты вот так среди людей гуляешь. Думала, тебя в какую богадельню сдали, что ли.
И сказала так, что сразу понятно: не только думала, но и всем сердцем хотела. С таким отвращением со мной разговаривала, я прямо поразилась. Годами рукой ей машу из окна, и она мне всегда в ответ махала. Я думала, она добрая. Думала, она ко мне хорошо относится. А оказывается, ничего подобного. Я даже не нашлась, что сказать. Куда смотреть. Смотреть на эту мамашу у меня точно сил не было.
Подъехал поезд, и она сгрудила своих детей вокруг себя. Джейми давай канючить:
– Возьмите меня с собой!
Мисс Смит его удерживает, говорит ему:
– Ваша мама хочет, чтобы вы оставались здесь. Чтобы вы были в безопасности.
– Не-ет, она по мне скучает, – заныл Джейми. – Ада за мной присмотрит, если что. Мама меня ждёт! Ада, скажи, ждёт? Она хочет, чтоб мы ехали домо-ой!
Я сглотнула. Может, и хочет. В конце концов кто ещё ей чай сделает, если не я. Может, теперь она мне обрадуется, раз я умею ходить, особенно с костылями-то. Может, сама подумает, как же это она сама про костыли раньше не догадалась. Может, поймёт, что я не отсталая. А может, я и есть отсталая. Может, меня взаперти не просто так все эти годы держали…
Тут на меня прямо нахлынуло. «Думай о Коржике, – говорю себе из последних сил. – Вот я на нём верхом, вот он меня несёт…»
А Джейми всё громче вопит. Пнул мисс Смит, да сильно так, из рук вырывается.
– Билли! – кричит. – Возьмите меня! Я хочу с вами! Я хочу домой!!!
Но мисс Смит его удержала, и поезд уехал.
– Ненавижу вас! – заревел Джейми. Руками машет, ногами топчет. – Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Хочу домой!
Мисс Смит его за запястье схватила и по улице тащит с каменным лицом. Ему ни слова. Только крикнула мне, не оборачиваясь, мол, за мной.
А Джейми всё ревёт и ревёт, сопли по подбородку стекают.
– Ненавижу вас! – вопит. – Ненавижу!
Вдруг слышим спокойный голос:
– Какие-то проблемы?
Я смотрю, а это та суровая командирша, которая нас на автомобиле подвозила, и рядом с ней девочка, один в один как она, с таким же суровым лицом. Одна из тех, с ленточками, которые нам на вокзале чай разносили.
И тут, к моему удивлению, мисс Смит закатывает глаза и головой покачивает: мол, да ничего страшного, как будто весь этот скандал её нисколечко не побеспокоил.
– Обычная детская истерика, – говорит. – Увидел, как друг домой уезжает.
Командирша повернулась к Джейми и говорит твёрдым голосом:
– А ну прекрати орать. Немедленно! И так всю округу на уши поставил.
Джейми тут же прекратил. Огляделся:
– На уши? Где?
– Да это выражение такое. – Поворачивается к мисс Смит и продолжает: – Из них уже чуть не с десяток домой вернулись. Сколько ни твердила родителям, что это опасно – всё впустую. Главное, совершенно ясно, что Лондон будут бомбить. Но эти отсталые бабы думают только о сиюминутном удобстве, а какой опасностью обернётся для детей такое решение – об этом они не думают.
Отсталые бабы. Отсталые, как я. Может, на нашей улице вообще одни отсталые живут.
Суровая командирша оглядела нас с Джейми и говорит мисс Смит:
– А ваши куда лучше теперь выглядят. Вы молодец.
– Да какая я молодец, – отвечает мисс Смит. – Я только и сделала, что переодела их в чистое да покормила как следует. – Вообще-то она ещё наш лишай какой-то пахучей мазью извела, но об этом, как я заметила, она при командирше решила не упоминать. Вместо этого она поколебалась и спрашивает: – Возможно, у вас в распоряжении есть какие-нибудь подержанные вещи на зиму или вы знаете, где их достать? Видите ли, мне самой будет сложно их всем обеспечить…
Командирша достаёт из огромной сумки свой планшет: она с ним, наверно, и на ночь не расставалась, и говорит:
– Разумеется, – и записывает. – В городе под моим руководством будет организован сбор вещей и одежды. Мы же не станем от вас требовать, чтобы вы на пособие умудрились их ещё и одеть. Вообще-то им своё иметь полагается… Да что уж там. Разумеется, им должны были хоть что-то дать с собой.
И вот она это говорит, а её дочка на ногу мою забинтованную пялится. Я нагибаюсь поближе и говорю ей шёпотом:
– Это со вчерашнего. Наша лошадь мне на ногу наступила.
А девочка прищурилась и говорит:
– Ну и враньё.
Я говорю:
– У нас вообще-то есть она, лошадь.
А девочка говорит:
– Когда лошадь наступает, совсем не так больно. На меня тыщу раз наступала.
Тут она меня подловила. Я стою, не знаю, что сказать, ну возьми да и покажи ей язык. А она в ответ зубы оскалила и рычит, как тигр. Ужас!
Мисс Смит тем временем спрашивает:
– Какое пособие?
Оказалось, ей за то, что она нас взяла, деньги причитаются. Девятнадцать шиллингов в неделю! Почти целый фунт! Если и не была богатая, так теперь точно станет. Я с облегчением выдохнула. Теперь можно не волноваться насчёт ботинка. И насчёт еды, которую мы едим. Наша мама и близко столько не зарабатывает. На девятнадцать шиллингов в неделю мы можем сколько угодно лопать.
– Да как же вы могли этого не знать, – удивилась суровая командирша, – когда я вам совершенно точно разъяснила условия?
– Ой! – Мисс Смит только рукой махнула и со смешком добавила: – Да вы думаете, я слушала?
Джейми перестал биться, только хныкал, и мы пошли дальше. Я говорю:
– Мисс, это же три фунта шестнадцать шиллингов в месяц. Вы могли бы взять ещё детей, стали бы богатая.
Но она нахмурилась:
– Слава богу, до этого ещё не дошло.