Замкнутое пространство кухни. Проникающие сквозь тонкие стены звуки незатейливого медлячка, как будто специально включенного погромче. Выглядывающий в окно и пробирающийся сквозь густые облака серебряный диск луны. Обстановка – нарочно не придумаешь. Во весь этот романтический флер не вписывается только Гордеева. Точнее, ее обращенный в мою сторону зрительный посыл. Сведя брови к переносице и скрестив руки на груди, с неким подозрением и недоверием смотрит на меня.
Правильно. Я бы сам себе сейчас не доверял.
Поцелуй ты девчонку в губы. Пока горит зеленый свет, а то через несколько секунд он начнет моргать, переходя в желтый. А там и до красного сигнала рукой подать. И все. Досвидос. Лиля передумает. Прикроет лавочку неслыханной щедрости. И тебе, облажавшись, с ущемленными, как в старые добрые юношеские времена, амбициями придется возвращаться в эпицентр тусовки. Сложить свою голову Тимуру на плаху позора. И по сравнению со всем этим отслюнявливание нелишних денег за бутылку коньяка – ничтожный пустяк.
– Развернись ко мне спиной, будь добра.
– Может, еще руки за голову и ноги пошире?
– Было бы неплохо, но не в этот раз, – озвучиваю вслух неожиданно сам для себя.
Естественно, за этим следует убийственная эмоция, мелькнувшая на лице Гордеевой.
– Лиль, ты мне один раз доверилась сегодня, доверься еще раз, пожалуйста, – снова соблюдаю вежливость в голосе.
Сомневается несколько секунд, но исполняет мою просьбу, поворачиваясь:
– Только руки не распускать. А то, сдается мне, это у вас передается по мужской линии.
Стараясь не вдаваться в подробности сказанной реплики, концентрируюсь на исполнении задуманного, при этом до конца так и не понимая, что мною движет.
Приковываю взгляд к спине Гордеевой. Пуговицы. Эти чертовы пуговицы на ее рубашке. На фига они сзади?
Видел я в женском гардеробе и джинсы, и юбки с молнией на заднице. Намек прозрачней некуда. Резко «вжи-и-ик» вниз и «добрый вечер».
А это что за новшество? Что за обход стереотипов? Пуговицы на рубашке сзади – все равно что лифчик с застежкой спереди. Хрен догадаешься с первого раза, где это скрыто и как к этому подступиться.
Но, сука, манит.
Разобраться с пуговицами легко и быстро не получится. А мне быстро и не надо. И легко не надо. Выиграть спор, конечно, греет душу и тешит самолюбие, но если еще в процессе и самому удовольствие получить, и девушке оказать, совместив приятное с полезным, то…
Да вы, Артем Соко́вич, романтик.
А то. От внешности толстого мальчика я сумел избавиться, а вот идущий с ней рука об руку пресловутый романтизм искоренить из себя до конца не удалось. От этого и страдаю.
– Чего ты там ищешь? У меня на спине нет второго рта, – Гордеева врывается в мои мысли.
– Ты свой единственный рот сейчас закрой. – Осекаясь, добавляю волшебное слово: – Пожалуйста.
Видимо, закрыла, раз в ответ не произносит ни слова.
– Глаза можно тоже закрыть. Будет приятно. Ну, я так думаю, – дотрагиваюсь до ее волос, перекидывая их вперед через плечо. – Ты в любую секунду можешь меня остановить, если посчитаешь мои действия неподобающими. И хрен с ним, с этим спором.
Начинаю на свой страх и риск медленно расстегивать пуговицы. Одну за другой. Развожу ткань рубашки в стороны. Чувствую себя ребенком, который в предвкушении разворачивает конфету. Ведь не знаешь, что там скрывается за красивым ярким фантиком. Может, обычная карамель. Жесткая, как камень, которую еле откусываешь и еще успеваешь каким-то макаром поцарапать десну. Невкусная. Приторная. Да и в целом, оказывается, состав начинки не айс. А может быть так: из-за скромной и неприметной обертки конфеты собираешься пройти мимо нее. Но что-то тебе подсказывает, что надо остановиться и попробовать. И не зря. Красота и вкус внутри. Многослойная. Тает на языке, обволакивая сладко-горчащей нежностью.
Но это че-то я отвлекся.
Лиля стоит передо мной вся напряженная. Не знает, куда деть руки. Но ждет, что будет дальше. А я тут в уме разворачиваю конфетки. Пора бы уже приступать к действиям.
Приступаю. Пока обзор и доступ открыт. Провожу кончиками пальцев по тонкой нежной шее Гордеевой и чуть ниже по спине. Ловлю волну мурашек.
Прежде чем переходить к самому поцелую, Гордееву, как и любую другую девушку, нужно разогреть. Подключаю ладони, принимаясь за легкий поглаживающий массаж.
Лиля напрягается, наклонив голову вперед.
– Расслабься, – подвигаясь ближе, шепчу на ухо. Какой там. Замерла как вкопанная. Будто не дышит. – Если так будет удобнее, представь, что тебе делает массаж твой одноклассник Артем, а не я.
– Вообще-то, ты должен меня целовать, а не делать массаж.
– Это прелюдия. Подготовка.
– Что-то настораживает меня эта подготовка. Как и ты.
Усмехаясь про себя, приступаю к поцелую. Касаюсь губами шеи. Еще одна волна мурашек от Гордеевой и застывший от неожиданности вдох.
– Выдыхай. Артемка старается, – вот я не выдыхаю, а делаю с точностью до наоборот. Вдыхаю.
У Лили такой теплый соблазнительный запах кожи. И это не парфюм. Это ее запах. Настоящий. Я такой давно не встречал. От девчонок вечно несет брендовыми ароматами. Они, видимо, считают, что чем выше ценник этого бренда, тем круче. А это далеко не так.
Не спеша спускаюсь поцелуями ниже по позвоночнику. Снова Лилины мурашки обдает моим теплым дыханием. Мой язык не хочет оставаться в стороне, точнее, во рту, и включается в процесс, кончиком рисуя зигзаги.
– Щекотно.
– И все? Артемка расстроен, – не отрываю губ от ее кожи.
– Ну, при-коль-но. Не-о-быч-но, – произносит по слогам, слегка дернув плечами.
Стопорюсь у кромки спортивного топа, понимая, что дальше заходить запрещено. И так много себе позволил. Прокладываю обратный маршрут поцелуев. И контрольный, чуть затянувшийся, в шею.
– Тебя так кто-нибудь целовал? – начинаю застегивать пуговки.
– Хочешь услышать, что ты у меня в этом вопросе первый? – оборачивается.
– Возможно, – встречаюсь с ее слегка озадаченным взглядом.
– Да. Меня никто так не целовал. – Разворачивается полностью. Добавляет после недолгой паузы: – Или целовал. Я не помню. Ты же не единственный, кто в мою сторону распускал свои губешки.
– Но, согласись, я лучший.
Гордеева шумным выдохом и вдохом и весьма выразительной мимикой дает понять, что у нее есть сомнения по этому поводу.
– Но как «незабываемый» поцелуй хотя бы можно засчитать?
– Возможно, – передразнивает.
– Главное, что я свою задачу выполнил. Будем надеяться, что твоему школьному Артемке сейчас икается где-нибудь.
– Это вряд ли.
– Почему?
– Потому что не было никакого Артемки.
Вот теперь Гордеева с лукавым прищуром смотрит на меня, а я застываю с немым вопросом в глазах.
– Ты гонишь? – оттаиваю.
– Нет. – Вижу, что на полном серьезе. – Нельзя быть таким доверчивым к тому, что тебе говорят девушки. – Хлопая меня по плечу, направляется к выходу. – Пошли забирать трофей и обжигать горло вкусом победы.
Выходим из кухни. Народ понемногу рассосался и неравномерно распределился, подпирая стены. Но тот, кто больше всех ждал нашего появления, сидит на том же месте. Рядом с ним – мерило нашего спора. Тимур подготовился. Молодец.
– Гони коньяк и гоу со мной на балкон, – Лиля обращается ко мне, при этом в нетерпении кусая губы.
– Спор есть спор, – с этими словами подхожу к брату и забираю у него бутылку. Передаю проходящей в сторону балкона Гордеевой.
А дальше немая сцена. Лиля, откупорив пробку, с невозмутимым лицом начинает выливать содержимое с балкона на улицу.
– Гордеева, какого хуя ты творишь? – Тимур подрывается с места.
– Что такое? – даже не оборачивается на звук его голоса.
– Ты сливаешь почти двадцать косарей!!!
Я торможу Тимура в дверях вытянутой рукой, преграждая ему путь. Честно, сам никак не ожидал от Лили такого поступка. Но самому в какой-то степени интересно, чем закончится этот ее перформанс.
Когда последние янтарные капли жидкости улетают через балкон на грешную землю, Гордеева для наглядности смотрит сквозь опустевшую бутылку, потом на нас:
– Пить вредно, это негативно влияет на потенцию. Вам ли не знать, мальчики? Особенно тебе, Тимурчик, – подмигивает.
Следует на выход и останавливается около Тимура. Ничуть не смутившись его прихеревшего лица и такого же взгляда, чеканит:
– Ах да. Чтоб ты знал. Твой брат целуется круче, чем ты.
По пути зацепив подружку, которая так же с интересом наблюдала за всем этим действом, сваливает в закат.
Свет. Занавес. Аплодисменты.