Весна потихоньку вступала в свои права. Во всяком случае, дни исправно становились длиннее, а ночи укорачивались. Вот, только погода не радовала совсем. Снег, казалось, и не собирался таять, тучи застлали все небо, а ветер дул по-осеннему промозглый и сырой. Настроение было под стать погоде, такое же хмурое и мрачное.
Весь день, с самого утра меня преследовали неудачи. Началось все с того, что сломался будильник, и я проспала в школу. Когда я соизволила продрать глаза, на часах уже было без пятнадцати восемь. Потом были сборы в бешеном темпе, порванный на самом видном месте, любимый, школьный сарафан и спешные поиски другого, который, как нарочно, оказался в самом дальнем углу. Завалившиеся за шкаф туфли и заклинивший в замке ключ.
Естественно, на урок я опоздала. Как назло, первой в пятницу была история России, которую вёл самый въедливый на свете препод! Он вызвал меня к доске прямо от двери, не дав даже поставить сумку, и до помрачения рассудка мурыжил, задавая каверзные вопросы по вчерашнему материалу. Потом, на математике, ко мне привязался Лёшка Чёрный, единственный в нашем классе оборотень, со своим извечным "дай списать!" Чего ему не сиделось спокойно? И, ведь, я ничего такого не делала! Только прошипела ему "отвали!" и уже через пять минут сидела в приёмной директрисы, выслушивая лекцию о примерном поведении на уроках и своём разгильдяйстве! Вот, за что, а? На физкультуре подвернула лодыжку, соскользнув с брусьев. Увы, с этим уроком я не дружила. По бревну я передвигалась исключительно ползком, на турнике беспомощно висела, словно груша. "Козёл" вообще являлся непреодолимым препятствием, а канат извивался, словно живой. Физрук только рукой махнул в сторону скамеек, давно отчаявшись вытянуть меня хотя бы на троечку. Впрочем, этот год был выпускной. Осталось доучиться совсем немного. А потом экзамены и здравствуй, новая, взрослая жизнь!
Какой она будет, эта жизнь, я пока не очень представляла. В пятнадцать лет вообще мало кто задумывается об этом. Вот, и я плыла по течению, живя под крылышком родителей в небольшой, двухкомнатной квартире. Родители у меня классные! Папа мастер-ювелир, мама швея, мастер обережной вышивки. И хотя постоянной работы у них нет, оба работают на заказ, но клиенты не переводятся, и денег нам хватает. Ещё есть бабушка! Но она живёт далеко, в Дивногорске, и только иногда приезжает к нам, в Тулу, навестить любимых внуков.
По мнению папы её приезд это настоящее стихийное бедствие и слава Богу, что оно происходит раз в несколько лет! А все потому, что бабуля ведьма и искренне верит в исконно росских богов: Макошь, Ладу, Живу и Перуна. Мама, кстати тоже. Но, в отличие от бабули, она не пытается перевоспитать папу, который не менее истово верит в Единого Бога. А я верила и папе, и маме. Тем более, что Ежевика Дубравовна, наша учительница по этике и культуре, утверждала, что каждая вера имеет право на существование и высшие силы, какими бы они ни были, судят человека глядя в душу, а не на внешние обряды.
И вот, теперь я стояла на остановке, пытаясь наперекор злой судьбе дождаться автобуса под номером три. На улице было уже довольно темно. Фонари безуспешно пытались развеять вечерний сумрак. Мимо прошуршали два автобуса, пятый и семнадцатый. Потом ещё один, под номером десять. И всё! Весь транспорт словно испарился. Вдобавок начал моросить мелкий, холодный дождик, и пришлось забраться под защиту остановочного козырька. Может, пойти пешком? Ведь недалеко же. От дома до школы идти всего пятнадцать минут! Нога отозвалась тупой, ноющей болью. Идти сразу же расхотелось. К тому же я была уверена, что стоит мне отойти от остановки, как подойдёт мой автобус, словно он нарочно стоит за углом и ждёт этого момента!
Под козырёк заглянул, отряхиваясь от холодных капель, какой-то дяденька. Пристроился, нахохлившись в углу, глянул на часы, поморщился и достал газету. Наверное, куда-то опаздывает. А может, ему тоже сегодня не везёт, как и мне? Подошёл автобус. Пятый! М-да, сегодня явно не мой день. От нечего делать, я пнула ногой камешек, уселась на лавочку и скосила глаза в угол, где пристроился дяденька, но его там не было. Странно. Куда он делся? Ушёл? Сел в автобус? Я оглянулась и едва не заорала. На меня смотрели, почти не мигая, жёлтые, волчьи глаза. Точно такие же каждый день умильно смотрели на меня в школе, выпрашивая булочки и домашку.
– Извини, не хотел тебя напугать, – он улыбнулся, демонстрируя идеально белые клыки. Прямо, мечта стоматолога! – Не подскажешь, который час?
Я смущённо выдохнула. Спрашивается, чего я испугалась-то? Ну, дядька. Оборотень. Ночью. На остановке. Вокруг ни души… глянув на мобильник, я скривилась с досадой.
– К сожалению, не могу помочь. Магофон сдох. Что ж за день-то такой, а?
– Неприятности? – с сочувствием спросил дядька. – Бывает. Ты не расстраивайся. Завтра все обязательно наладится.
Рёв мотоцикла раздался неожиданно. Сердце глухо ухнуло в предчувствии беды. Вот она, самая главная неприятность! Я подскочила, словно ужаленная, но подвёрнутая лодыжка именно в этот момент меня подвела снова. А из-за угла, с шумом, визгом и матом, вынырнули мотоциклисты. Один из них, не вписавшись в поворот, понёсся прямо на меня. Кажется, он даже не понял, что потерял управление, продолжая орать похабную песню. В последний момент я увидела, как в мою сторону метнулся дядька-оборотень, закрывая собой. А потом страшный удар, вспышка боли и темнота.
В себя пришла уже в больничной палате. Все тело болело и чесалось немилосердно. Рядом попискивал какой-то аппарат. Передо мной, заслонив потолок, появилось встревоженное, заплаканное лицо мамы.
– Ярочка! Живая! Слава богам! Как же ты нас с папой напугала!
– Ага, – хрипло ответила я, поморщившись. Терпеть не могу, когда меня так называют. – Сама испугалась… я в больнице, да?
– Хорошо, что не в морге! – ворчит где-то рядом папа.
Я поворачиваю голову и вижу его, стоящего у окна. У папы тоже на глазах слёзы, а на лице явные признаки бессонной ночи. А, может, и не одной…
– Ты была без сознания почти две недели! – подтверждает мои подозрения мама. – Врач сказал…
Мама не выдержала и расплакалась, уткнувшись в платок. Но тут открылась дверь и в палату прошёл высокий, худой доктор в белом халате. В руках планшетник с какими-то бумагами и ручкой. А на пальцах вместо ногтей острые полукогти. Присмотрелась. Ну, точно! И глаза с вертикальным зрачком. Везёт мне на оборотней.
– Ага! – радостно улыбнулся доктор, демонстрируя белоснежные клыки. – Проснулась, соня? Ну, как себя чувствуешь?
– Как котлета! – скорбно выдала я.
– Ничего, главное, что осталась жива! – кивнул врач и что-то записал в своих бумагах. Потом присел рядом. – Как тебя зовут?
– А что, мама с папой не опознали? – хмыкнула я.
– Ярослава! – возмущённо воскликнула мама, перестав плакать.
– Девочка шутит, – рассмеялся врач. – Значит, дело идёт на поправку. Это хорошо. Вы нашли её родителей?
Это он сейчас о чем? Мама снова всхлипывает, отводя взгляд. Папа бледнеет, но тихо отвечает.
– Нет.
– Жаль, – морщится врач. – Ей просто необходим наставник, который сможет правильно подготовить её к дальнейшей жизни.
– Э-э это вы сейчас о чем? – осторожно спрашиваю я. – Какие ещё родители?
– Ярочка, ты только не волнуйся! – тихо шепчет мама. – Я… мы… в общем, мы с папой тебя из детского дома взяли. Совсем ещё крошечную. Но это же ничего не значит! Мы с папой тебя очень-очень любим!
– К сожалению, в данном случае, значит, – припечатал врач и посмотрел прямо на меня. – Ты помнишь, что произошло?
– Да, – нахмурилась я. – Меня сбил мотоцикл. Я на остановке стояла, ждала автобус. Там ещё дядька был с такими, жёлтыми глазами. Волк, наверное. А из-за угла эти, на мотоциклах. И прямо на нас! Меня тот дядька ещё заслонил, кажется.
– Страшно было? – тихо спрашивает врач.
– Очень! – хрипло признаюсь я. – Вы меня, наверное, по частям тут собирали, да?
– Тебе исключительно повезло, девочка, – усмехнулся врач. – Повезло, во-первых, что тот волк тебя закрыл от удара. Иначе, ты бы и до нас не доехала. А во-вторых, повезло, что у тебя проснулись спящие гены оборотня. Именно они, наследие твоих настоящих родителей, позволили тебе выжить поле такого удара.
– Оборотня? – от изумления я даже попыталась подскочить на постели и неожиданно у меня это получилось. Только теперь я поняла, что на мне нет ни бинтов, ни гипса. Лишь очень сильная слабость и ребра ещё немного побаливают.
– Я бы не советовал пока активно двигаться, – усмехнулся врач. – Кости ещё не достаточно окрепли. Да, и сил ты потратила немало. Так что, пока полежи.
Я рухнула на кровать, пытаясь осознать новую информацию.
– Я оборотень? Но… а… какой? Откуда? И я что, теперь вот прямо и превращаться буду? А почему раньше этого не было? А…
– Стоп! – рассмеялся врач. – Спокойно. Для начала, тебе надо поесть как следует и отдохнуть. Все вопросы потом. Сейчас я распоряжусь, чтобы тебе принесли.
Врач что-то ещё дописал в бумагах и вышел.
– Ну, ни фига себе, новости! – вздыхаю я. Потом кошусь на маму, которая продолжает тихонько всхлипывать. – Мам, ну ты это, не переживай так. Подумаешь, хвост отрастёт.
– Они говорят, что тебя отдать надо! – всхлипнула мама. – Что мы не справимся… – она снова уткнулась в платок. – Да, как же я отдам дитя своё! Я ж тебя с рождения… всего пять деньков тебе было, когда взяли! Мы ж и сами не знали ничего про эти проклятые гены! Никто ничего не знал!
– Так, мать, не разводи тут сырость! – строго сказал папа. – Если б не эти гены, мы бы сейчас схоронили дочь! А она живая. И даже почти здоровая. Ничего, как-нибудь и дальше проживём. Верно я говорю? И никому мы её отдавать не будем. Сами воспитаем!
– Ага, – кивнула я. – Не надо меня никому отдавать.
В палату, въехала тележка, нагруженная едой. А следом вошла медсестра и улыбнулась.
– Ну, кто тут у нас самый голодный?! Дмитрий Александрович велел тебе с постели не вставать, но присесть можно. Так, давай помогу, – она подкатила тележку к кровати и откинула одеяло, помогая мне сесть. – Аккуратно, без резких движений… вот так! Умница. Ложку сама удержишь?
Я протянула руку, но обыкновенная ложка показалась ужасно тяжёлой! Пальцы не смогли даже сжать её как следует. Медсестра тут же её отобрала.
– Ничего, ничего! Сейчас поешь, и сил сразу прибавится! – весело прощебетала медсестра, зачерпывая бульон.
– Я сама покормлю! – неожиданно твёрдо говорит мама и решительно пересаживается ко мне на кровать.
– Хорошо, – не стала спорить медсестра и отдала ложку маме. – Тогда позовёте, если что понадобится.
И упорхнула в коридор. Я, жмурясь от удовольствия, принялась за бульон. Через несколько ложек я почувствовала, что мамина помощь мне уже не нужна и взялась за ложку сама. Чашки бульона оказалось мало. Голод буквально скручивал желудок в узел. Впрочем, на столике был не только бульон. Целая, печёная курица, огромная миска салата, кастрюлька рисовой каши с подливой из печёнки, горка котлет и большая гора булочек! Я съела все подчистую. Просто не смогла остановиться и успокоилась только когда на столе не осталось ни крошки.
– Уф! Вот это я наелась! – откидываюсь на подушки в полной нирване.
– Точно наелась?
Смутно знакомый мужской голос заставил подпрыгнуть и испуганно озираться. На меня, почти не мигая, смотрел тот самый дядька, что был со мной на остановке. Только теперь, вместо пиджака и брюк, на нем были обычные джинсы и футболка.
– Ой! Это вы меня спасли, да? А меня Ярослава зовут.
– Знаю, – кивнул дядька и подошёл ближе. – А меня Стас. Станислав Жданов. Так что? Больше совсем есть не хочется?
– Не-а, – я для верности даже головой помотала. – А вы волк, да?
– Не "вы", а "ты", – усмехнувшись, поправил меня Стас и, притащив из угла стул уселся рядом. – У нас вежливость выражается по-другому. А обращение ко всем на "ты" и по имени. Привыкай, Ярослава. Ты теперь тоже одна из нас, – он обернулся к родителям. – Вы уже нашли её род?
– Нет, – качнул головой папа. – Мы не собираемся отказываться от дочери.
– Сами воспитаем! – воинственно добавляет мама.
– Сами вы её угробите! – припечатал Стас. – Вы даже примерно не можете представить, что такое… – он махнул рукой и нахмурился. – Ладно. Давайте сделаем так. Пока не найдутся родичи, я сам займусь её воспитанием. Ты согласна, Ярослава?
– Вы её заберёте? – глухо вскрикнула мама.
– Пока в этом нет необходимости, – ответил Стас и повернулся ко мне. – Решать в любом случае тебе. Примешь меня как своего наставника? Или будешь ждать кого-то из своих?
Наставник! Я столько раз слышала это слово от Лёшика, что сразу же вспомнила.
– Точно! Вы… то есть, ты наставник Лёшика! Алексея Чёрного! А мы с ним вместе учимся! Ну, если никуда переезжать не надо, то я согласна! А что надо делать?
– Будешь после школы приходить ко мне, – улыбнулся волк. – Алексей тебе покажет, где я живу. Это недалеко. Но учти, приходить нужно обязательно. Каждый день. Очень скоро ты начнёшь меняться и тебе просто необходимы тренировки, чтобы подготовить к первому обороту. А ещё, вот мой номер, – он протянул мне листочек с номером. – Будут вопросы, а они непременно будут, или что-то случится – звони в любое время. Даже ночью.
Я уже хотела спросить, что такого может случиться, но не успела. В палату вошёл ещё один человек. На этот раз в чёрной форме Стража.
– Я понимаю, что не вовремя, но… – он прошёл ко мне и достал из сумки небольшой, дымчато-серый, гранёный камень размером с перепелиное яйцо. Магокристалл. – Так, вы родители? А вы?
– Наставник, – коротко ответил Стас.
– Замечательно! – обрадовался следователь. – Все в сборе и не надо ни за кем бегать! Ярослава Фирсанова, ты готова дать показания?
– Да, – осторожно кивнула я.
– Тогда расскажи, что произошло.
– Да, особо и рассказывать нечего, – смутилась я. – Ждала автобус на остановке. Потом, вон, Стас туда пришёл. А потом откуда-то мотоциклы вырулили. Там пацаны песни орали. И один прямо на нас. Все так быстро случилось… Бам! И я тут.
– Ты видела лицо мотоциклиста? – спрашивает следователь.
– Почти не видела, – вздохнула я. – Свет фары слепил глаза. Только слышала, как он песню орал.
– Он пытался свернуть или как-то ещё избежать столкновения? – снова спрашивает следователь.
– Мне кажется, он даже не понял, что едет не туда, – буркнула я. – Так, с песней, и наехал. И вообще, те парни какие-то странные были. Будто пьяные.
– Может быть, какие-то приметы мотоциклов запомнились? – допытывается следователь. – Цвет, модель? Может, детали одежды?
– Нет, – снова отвечаю я. – Было темно и почти ничего не видно. А яркий свет фар резал глаза. И потом, все очень быстро произошло. За несколько секунд.
– Что ж, – вздохнул следователь. – И на том спасибо! Хорошо, хоть свидетели есть, – он повернулся к волку. – А вы, случаем, не Станислав Игоревич Жданов?
– Он самый, – кивнул оборотень.
– Вы видели кто был на мотоцикле?
– Нет, – хмыкнул волк. Ох, как у следователя лицо вытянулось! А Стас добавил. – Фары действительно ослепили. Но я запомнил их запах. Всех, кто там был. Могу добавить, что парней было четверо. У всех мотоботы японской разработки. У одного сбоку красный дракон нарисован. Парни были изрядно под наркотой. Опиум, судя по запаху. Ну, и выпивкой догнались. А потому дороги почти не видели. Когда один из них потерял управление и полетел прямиком на остановку, я попытался его остановить. Увы, скорость была слишком большой, и удар я погасил только частично. Нас обоих, меня и Ярославу, отбросило к дальней стенке остановки. А потом второй мотобот протаранил опору и на нас рухнула крыша. Я-то отделался переломом руки и пары рёбер. А, вот, девочка выжила лишь чудом.
– Показания скорой и врачей я уже записал, – кивнул следователь. – Дальше что было?
– Дальше эти ездуны скрылись из вида. Похоже, что они и не заметили, что двое из них врезались в остановку. А те, что врезались, лежат теперь этажом ниже, в реанимации. Нас одна скорая забирала.
– Отлично! – кивнул следователь, убирая магокристалл. – Благодарю за сотрудничество. И ещё мне понадобятся ваши телефоны. Если появятся вопросы мы вам позвоним.
Пока Стас записывал свой номер, а папа мой, я откинулась на подушки и задумалась. Двое, значит, уехали. И ещё неизвестно в кого врезались? Или все обошлось и пострадали только мы с волком? Парней найдут, в этом я не сомневалась. Но…когда следователь был уже у самой двери я не утерпела и окликнула.
– А можно вопрос?
Он обернулся, посмотрел и усмехнулся.
– Вот, этой фразы я боюсь больше всего! С неё начинают разговор журналисты! – он улыбнулся весело. – Ну, спрашивай.
– А что с ними будет? Ну, с теми парнями? Их теперь казнят?
– Этот вопрос не ко мне, юная леди, – качнул головой следователь. – Приговор выносит суд, а никак не я. Но, учитывая, что вы живы и больше никто не пострадал, скорее всего отделаются принудительным лечением и пожизненным строгачом. Сейчас я передам материалы в суд и, возможно уже сегодня к ним наведаются тени из СИН.
– Значит, тех, двоих, тоже нашли? – осмелела я.
– Да, нашли и задержали до выяснения, – кивнул следователь.
– А…
– Мне пора! – рассмеялся он, не дав сказать больше ни слова. – Всего хорошего, юная леди!
– Эх, – расстроилась я и снова рухнула в подушку. – Вот бы хоть одним глазочком увидеть тень или вершителя! Какие они?
– Это ещё зачем? – насторожилась мама. – Яра, и не вздумай! Мало тебе аварии? Хочешь ещё беду накликать?
– Да, враки все это! – насупилась я. – Они такие же, как все. Только специально тренированные, чтобы с любым преступником справиться. Помнишь, как той весной дядя Фёдор с дядей Рогозом подрались? Так, бабушка Веся, когда тени её племянника забирали, вовсе говорила, что они черти окаянные и взглядом единым человека убить могут! Ага. Только, что-й-то все живы остались. И даже дядя Рогоз, которого они за дебоширство забрали, тоже. Эх, жаль, меня тогда не было!
– Скажешь тоже! – фыркнула мама. – Тогда вовсе и не тени приходили, а стражи. Они Рогоза на суд увезли. А привезли уже в браслетах. Вот, они и верно тренированные специально люди. А тени только горе, да беду приносят. Они всюду за вершителем ходят, и трупы за ним собирают, словно стервятники.
Я невольно поёжилась, живо представив себе картину и проворчала.
– Ты так говоришь, будто вершители всех подряд, направо и налево убивают! А они, между прочим, преступников казнят. Да, и то не всех, а самых-самых опасных и неисправимых. Нам о них в школе рассказывали.
– Не знаю, что вам там рассказывали, – хмурится мама. – А только не может ни человек, ни оборотень с таким… с такой лёгкостью пытать и мучить людей! Нечистые они! Навье порождение! И тени их такие же!
– Работа у них такая, – разрешил наш спор папа. – Жуткая. И грязная. Но кто-то же должен её делать, верно? Вон, в Африке отменили СИН, ввели свои, гуманные законы. И что? Преступность возросла в десятки раз! Нет уж! Пусть у нас законы не самые гуманные, но зато я за дочь спокоен, когда она из школы поздно возвращается! И за жену, когда она затемно с деньгами от заказчиков приходит!
– Верно, сказано! – хмыкнул Стас. – А вершители и тени не такие уж и страшные. Я их видел. Даже близко, как вас сейчас. Когда-то я и сам служил в СИН. Но, потом уволился, – он поднялся на ноги и шагнул к двери. – Ну, поправляйся, Ярослава. И я жду тебя в гости.
Выспавшись как следует, уже к вечеру я скакала не только по палате, но и по всей больнице. Врач взял анализы, осмотрел и сказал, что я полностью здорова, но, поскольку травмы были уж очень серьёзные, то не мешает понаблюдать за мной ещё пару дней. Папа с ним согласился и меня оставили в больнице. Родителей я уговорила отправиться домой. Вот уж кому точно отдых не помешает, так это им! И даже проводила до выхода. А потом увидела их.
Затянутые в непроницаемо-черные комбинезоны, они стояли у одной из дверей реанимационного корпуса. Головы и лица тоже закрыты чёрными масками. Видны только глаза. Жуткие, словно чёрные провалы в Бездну. Перед дверью кричит и беснуется лысый, крепкий на вид мужчина, осыпая проклятьями всех подряд. Он несколько раз порывается зайти, но тени молча, без единого звука, не пропускают его. Наконец, из двери вышел ещё один. Тоже затянутый в чёрное с ног до головы. Сощурился, пристально глядя на мужчину и глухим, почти замогильным голосом сказал.
– Поздно ты начал за сына беспокоиться. Раньше надо было. Воспитывать. А теперь его воспитанием займёмся мы. Можешь войти.
И он молча и совершенно бесшумно направился к выходу. А следом за ним, так же бесшумно, скользнули тени. И такой от них веяло жутью, что волосы дыбом вставали. Хорошо, что мама с папой уже ушли. Хотелось убежать подальше и больше никогда их не видеть. Но любопытство оказалось сильнее и я, вжавшись в стену, осталась на месте. Неожиданно тот, что шёл впереди, обернулся и в упор посмотрел на меня. А потом… подмигнул и направился дальше! Так, значит, я права! Никакие это не бесы и нечисть! Такие же живые, как и все! А жуткие глаза наверняка просто маска!
Когда они ушли, я отклеилась от стены и поползла в палату. Колени дрожали, руки тряслись, сердце бухало в груди так, словно хотело пробить ребра и сбежать! Но… я была почти счастлива! Я знала то, что большинство людей даже предположить не смело!
На следующий день меня с самого утра начали навещать. Учителя, одноклассники, друзья. Пришёл вместе со Ждановым и Лёшик.
– Это правда?! – с порога выпалил он, одновременно принюхиваясь. – Правда, что ты оборотень? Ого!
Я чуть пирогом не подавилась, который как раз уплетала, сидя на кровати. Когда б ещё мне разрешили в постели есть?! А в больнице можно! Тут же, на кровати, со мной сидела мама, а рядом лучшая подруга, Аня Кошелева, которая, услышав такое, едва не упала со стула.
– Ты чё, Лёшик, больной? – прошипела Аня и покрутила пальцем у виска. – Придурок! Ещё б вампиркой обозвал!
– Да, нет, Ань, – вздыхаю я. – Это правда. Я, как оказалось, полукровка и из-за аварии спящие гены проснулись. Ну, по крайней мере, мне так врач сказал.
Вот теперь Кошелева таки навернулась со стула, на котором раскачивалась, балансируя на двух ножках.
– Уй! – она поднялась с пола, потирая пятую точку, а потом воззрилась на меня. – Ты? Оборотень? А какой?
– А, фиг знает! – вздохнула я, доев пирог. – Папа говорит, когда меня удочеряли, то в документах не было указано никаких оборотней. Может, если бы не авария, я б и вовсе никогда не узнала, что не родная маме с папой.
– Не может, – неожиданно сказал Стас, устроившись на ещё одном стуле, возле окна. – Обращение все равно, рано или поздно, наступило бы. Авария лишь ускорила процесс пробуждения. И это даже к лучшему. Чем раньше наступает пробуждение сути, тем проще пережить и первый оборот, и вообще, привыкнуть к новой жизни. Через мои руки прошло уже немало полукровок. И не все из них были волчатами. Кого только не воспитывал! И котят, и медвежат и барсучат. Даже оленёнок один попался. Так уж его угораздило без родичей остаться. Потом, правда, прибился он к своим. Нашёл. А мне до сих пор названивает, да совета спрашивает! – Стас усмехнулся и взял кусок пирога, что уже совала ему в руки мама. Откусил, зажмурился. А потом добавил. – А что насчёт рода, то он проявится ещё до первого оборота. Уже сейчас можно предположить, что это кто-то из белых кошек. А их не так уж и много. Пумы, парды, барсы и тигры. Да, ещё северные рыси, бывает, рождаются с таким цветом волос.
– Каким это таким? – озадачилась я. – Ма-ам?
– Э, а ты в зеркало, что ли, не смотрелась? – хмыкнула Кошелева и, порывшись в сумке, протянула мне зеркальце. – Я думала, ты знаешь.
– Ярочка, ты только не волнуйся! – тут же разволновалась мама. – Ничего страшного. Тебе даже идёт.
Я заглянула в зеркало и тут же зажмурилась. Мои красивые, медового оттенка косы стали абсолютно белыми! От слова совсем! Я что, поседела? Но тут же, вспомнив слова Жданова, я выдохнула и присмотрелась получше, поймав кончик косы. Нет, не седые! Волосы были именно белые и даже слегка сероватые. И таки да, напоминали теперь звериную шкуру. Вот, только чью?
– Это только первые признаки, – хмыкнул Лёшик, нагло выпросив у мамы огромный кусок пирога. – У меня двоюродный братишка тоже полукровка. Так, он когда меняться начал, сначала жрал в три горла, потом волосы поменялись. И выяснилось, тогда, что его маман с Серым загуляла! Ох, и влетело тётке от деда! – Стас глухо рыкнул что-то по-звериному и Лёшик тут же заткнулся, словно подзатыльник получил. Но тут же, как ни в чем не бывало, вгрызся в пирог и продолжил. – А тебе и вправду идёт! Слушай, а ты уже решила, куда поступишь после школы? Кошелева, вон, в журналистику намылилась. Вчера даже в храме Макоши была! Чтоб, значит, гарантированно поступить.
– Ты че болтаешь, Чёрный? – смущённо рявкнула Аня. – Тебя там не было! Откуда ты знаешь?
– Тоже мне, тайна! – фыркнул волчонок. – Да, от тебя за километр мятой и лавандой несёт! А её только в храмах Макоши и жгут!
– Тю! Тоже мне, сыщик! – фырчит Кошелева. – Может, я дома аромасвечи жгла?
– Не-а! – смеётся Чёрный. – Аромасвечи твои воняют маслом и спиртом! А от тебя чистый запах. Такой только в храме бывает. И то, не во всяком, – он принюхался, подошёл поближе, увернулся от подзатыльника и рассмеялся. – Точно! Ты была в Московском храме!
– Да, блин! – вопит Аня. – Ты как узнал?
– А там жертвенная чаша серебряная! – поясняет Лёшик. – Точнее, серебрянкой крашеная! Так, к твоей лаванде серебрянка примешивается!
– Вот, ищейка! – пыхтит Аня, но потом сознается. – Ну, да. Была. И что такого-то? Я давно уже хочу журналисткой стать. Это же так интересно! Расследования! Новости первым узнаешь! И всякое такое!
– Ну, да, – ржёт Лёшик. – Врать ты всегда умела!
– Да, сам ты враль, каких ещё поискать! – возмущается Кошелева.
– А я, может, тоже в журналистику пойду! – фырчит Лёшик и оглядывается на Стаса. Тот вопросительно изогнул одну бровь. – Ну, уже. Вчера документы подал. И вообще, не собираюсь я воином становиться! Мне эта дисциплина… во уже где! – и он провёл рукой по горлу. – То не делай, с тем не дружи! Ты будущий вожак! Тошнит от всего этого! И вожаком я не буду!
– Ну-ну, – хмыкнул Жданов. – Что ж, Алексей, дело твоё. Но с отцом будешь объясняться сам. Тут я тебе не помощник. Велес тебе в помощь! Ну, или Жива.
– Спасибо! – ворчит Лёшик. – Умеешь ты утешить и поддержать. А я все равно в кадетское не пойду! Там и без меня народа хватает.
Слушая их шутливую перебранку, я неожиданно вспомнила вчерашнего следователя. Потом свою встречу с тенями.
– А что? Я тоже хочу с вами! Будем учиться вместе.
– Ты? Журналистка? – хмыкнул Лёшик.
– А что? – прищурилась я. – Думаешь, не получится? Или там тоже нормативы по физре сдавать?
– О, на нормативы можешь забить! – смеётся Чёрный. – У тебя теперь другие нормативы будут. Вон, все твои нормативы теперь!
И он кивнул на Стаса, невозмутимо сидевшего там же, у окна.
– А я поддерживаю! – заявила Аня. – Мне кажется, из Яры получится отличная акула пера! Помнишь, Лёха, когда мы в поход ходили и у костра байки-страшилки рассказывали?
– Ага, – кивает Лёшик. – Помню, как девчонки потом в кустики по трое бегали! И спать боялись!
– Мам? – спрашиваю я. – А ты как думаешь? Получится из меня журналист?
– Яринка, – вздыхает она. – Если ты захочешь, то станешь кем угодно. Журналистом, натуралистом, проповедником или ткачихой. Это уже твоя жизнь. Тебе и решать, кем быть. Я, вот, рукоделие с младости любила. Оттого и вышивальщицей стала. И папа так же. Ювелирное дело не просто так выбрал, а по велению сердца. Вот, и ты сердце слушай. Оно тебе непременно подскажет, где твоё место.
– А если сердце молчит? – спрашивает Лёшик.
– Значит, ты ещё не нашёл своё дело, – улыбнулась мама. – Как найдёшь, так оно и подскажет. А пока и журналистика сойдёт. Лишним никакое знание не бывает.