Иллюстрации маслом, фотографии, стихи и переводы стихов Сергея Клычкова.`
The wall on which the prophets wrote
Is cracking at the seams
Upon the instruments of death
The sunlight brightly gleams
When every man is torn apart
With nightmares and with dreams
Will no one lay the laurel wreath
As silence drowns the screams
Between the iron gates of fate
The seeds of time were sown
And watered by the deeds of those
Who know and who are known;
Knowledge is a deadly friend
When no one sets the rules
The fate of all mankind I see
Is in the hands of fools
Confusion will be my epitaph
As I crawl a cracked and broken path
If we make it we can all sit back
And laugh
But I fear tomorrow I'll be crying
Yes I fear tomorrow I'll be crying
(Written by King Crimson in 1969)
Те стены, что пророков помнят —
Потрескались на швах
На плахе солнца блеск —
Она купается в лучах.
Когда людей на части рвет
Кошмар или мечта,
И не возложит нам венок
Глотая крики, тишина…
Судьбы железные врата,
Меж ними семя времени взошло.
И оросят его дела
Всех тех, кто знает все давно.
Их знание смертельно,
Когда границы не ясны.
Судьба же каждого отдельно
В руках невежи и ханжи.
Надгробьем будут мне сомненья
Когда закончу долгий путь.
Со смехом вспомню приключения
Постигнув завтра я слезами суть.
День выдался самый обычный, середина недели, однако я уже успел устать и не выспаться и потому очень хотелось посидеть с кем-нибудь поужинать в красивом месте, не задумываясь о калориях и времени суток, поговорить о чем-нибудь интересном, услышать что-то новое, послушать рассказы незнакомца… Впрочем, с возрастом круг общения сильно сужается, люди все чаще остаются вечером дома после работы, боясь оторваться от экрана и своего счастливого пред постельного безделья. Так и сегодня, полистав в телефоне потенциальных кандидатов на несогласованный ужин, я выключил экран и опустил айфон в карман, – пойду один.
Знакомые переулки были пусты, обыватели уже сидели по домам, радуясь, что вырвались из когтей московских пробок, светофоры уныло и бесцельно мигали, не находя себе никаких зрителей. С грохотом проехал мусоровоз и скрылся за углом Гагаринского переулка.
Вскоре я добрел до старого Арбата, и картинка радикально изменилась, откуда-то взялись люди, играла музыка, работали кафе, пахло всякой всячиной, бродили странные типы непонятного вида и рода занятий. Пробираясь сквозь толпу зевак вокруг унылого виолончелиста, игравшего что-то камерное у открытого для подаяния футляра, я нырнул в первое кафе наугад. Им оказалась маленькая бургерная, где наливали из крана холодное пиво, жарили при тебе картошку, посыпая ее тертым сыром и кусочками бекона, и подавали с аппетитными бургерами, каждый из которых, как пароход, – имел свое имя и из него торчала зубочистка с флагом. Я заказал себе кружку пива и, кажется, бургер «Леон» и уселся на высокий стул в центре зала. Мое одиночество было невыносимо и уже вскоре закончилась вторая кружка, а Леона все не было. Про себя с горечью подумал, что даже Леон не хочет со мной сегодня ужинать. От нечего делать я начал рассматривать рядом сидящих людей, но не найдя ничего интересного, я сосредоточился на донышке кружки и на какой-то момент потерял связь с реальностью. Мое сознание улетело далеко-далеко и почему-то зацепилось за воспоминания полугодовой давности, когда на пятой Авеню в Нью Йорке в приличном ресторане у Центрального парка я за чем-то прицепился к огромному негру-официанту с дурацкими расспросами по поводу того, кем был Сэнт Льюс. Негр чувствовал, что над ним издеваются, но совершенно ничего не мог этому противопоставить, потому что в меню ресторана были ребрышки «Sant Louis Ribs» и мое желание узнать кем же все-таки был Сэнт Льюс при жизни, свиньей, бараном или быком, вполне укладывалось в его круг компетенции..
Очнулся я от пикающего биппера на столе, который предвещал мне скорую встречу с моим бургером и его картошкой. Помотав головой, я побрел к прилавку за своим заказом. Уже на обратном пути с подносом в руках я увидел за соседним столиком знакомый профиль высокого пожилого господина в шикарном сером костюме. Он сидел с двумя модельного типа девицами, одна с зелеными глазами с рыжей копной волос, другая очень красивая азиатка. Мужчина что-то рассказывал вполголоса, а девицы весело хохотали и закрывали рот ладошками. Я так и замер на месте со своим бургером. Ян Дронович! – не было никакого сомнения, с ним были неразлучные Анна и Ли.
– Здравствуйте, Ян Дронович, здравствуйте девочки – радостно воскликнул я, подбежав к их столику.
Мужчина повернулся и c недоумением посмотрел на меня. Сомнения не могло быть – это был он, я помнил каждую морщинку на лице великого Дракона, да и девчонки были те же… За столиком воцарилась тишина, я стоял с бургером и глупо улыбался, а на меня смотрели три пары удивленных глаз.
– Это я, Рыцарь, рыцарь-пилот!
Девицы прыснули и, обнявшись, захохотали прикрывая рот руками. Мужчина с недоумением смотрел на меня, но видимо моя неподдельная радость и дурацкая улыбка сделали свое дело и он, подвинувшись ближе к стене на лавке, весело сказал, – ну, что же, присаживайтесь, коли так, как там вас, какой пилот?
Я опустился на край лавки все еще держа тарелку с бургером в руках, – вы не помните меня, Ян Дронович? Это же я, Рыцарь…
С каждым моментом моя неуверенность росла, и даже необыкновенная схожесть всех троих с хорошо мне известными персонажами стала почему казаться мне надуманной. Они должно быть разыгрывают меня, не бывает таких совпадений – подумал я и обратился к рыжеволосой – привет, Анна, давно тебя не видел, а ты все такая же, шикарная.
Девица перестала улыбаться и удивленно посмотрела на меня, откуда ВЫ знаете мое имя, молодой человек, и вы вообще кто?
Аня – это я, Рыцарь, Рыцарь-пилот, помнишь я работал у Яна Дроновича в офисе на Фрунзенской набережной, мы вместе работали?
– У Яна Дроновича нет офиса на Фрунзенской набережной, в один голос удивленно воскликнули обе девицы и посмотрели на своего старшего спутника. Я в очередной раз удивился насколько похожи были их голоса.
– Ян Дронович, вы меня тоже не помните? Я повернулся лицом к мужчине.
– Боюсь вы нас с кем-то путаете, молодой человек, но поразительно, то, что вы откуда-то знаете наши имена, я вас совершенно не помню… Где мы могли встречаться?
– Так я же у вас работал в офисе на Фрунзенской набережной, Ян, вспомните!
Все трое переглянулись.
– Видите ли, молодой человек, – озадаченным голосом заговорил Ян, я только что приехал в Москву из-за границы, а офис еще не готов, там ремонт, мы переезжаем в него на Фрунзенской набережную только на следующей неделе.
Я настолько был поражен услышанным, что потерял дар речи, перед глазами поплыли круги, напоминавшие фотографии на одной из моих любимых пластинок King Crimson?
Встав из-за стола, я неровной походкой направился к выходу из кафе. Мой разум помутился, я машинально искал рукав пальто и, уходя из кафе, совершенно забыл, что вместе с нетронутым бургером на подносе остался красоваться мой бумажник.
“Confusion will be my Epitaph” – красной строкой бежали перед глазами слова песни той же King Crimson.
Все нормально, просто я схожу с ума…
По правде сказать, подозрения в собственном сумасшествии возникали и раньше. Особенно это чувствовалось, когда воспоминания пробивались в реальность и подло в ней путались. Это вызывало общий дискомфорт и ощущение déjà vu. Я принципиально стал избегать маршрутов, чтобы не появляться на Фрунзенской набережной, и постоянно оглядывался в поисках белой фигурки ангела.
По правде сказать, я безумно скучал в обыденной реальности по чудесам и приключениям… Обычная, повседневная жизнь с ее рутиной казалась безвкусной баландой из тюремной столовой после пира фантазий у Яна Дроновича, на котором, как мне казалось, я побывал. Троллейбусы и их водители вызывали у меня неподдельный интерес, чем я порою немало смущал последних, пудели от меня шарахались, а мамаша одной маленькой девочки в белом платье даже пригрозила мне милицией и грязно обругала меня педофилом. Это становилось невыносимо и тянуло мое настроение в омут бесконечной меланхолии.