1. Клиника на окраине Москвы
Серый потолок в сумерках подсвечивался бликами фонарей. Тишину больничного крыла иногда нарушали нетерпеливые шаги кого-то из персонала, и вновь всё затихало. Где-то далеко за окном шумела трасса, а за ней изредка раздавался скрежет железнодорожных путей. Частная клиника на окраине Москвы была погружена в сон.
Зашумел ветер и тут же успокоился. Интересно, будет ли дождь? Март в этом году выдался промозглым и скучным. Зато не было такого запаха сырости, как в родном Петербурге, хоть какое-то отличие. И зачем родителям взбрело в голову перевозить меня сюда? Я отлично пялилась в потолок и в Ленинградской областной больнице, куда попала сразу после аварии. Хотя… понятно зачем.
Сколько дней уже прошло? Пять, десять? Не помню, да и плевать на это. Они тянулись так медленно и тоскливо, что хотелось их вытошнить. Пахло лекарствами и хлоркой. Что я здесь делаю? Сама не знаю. Врачи ещё в Питере осмотрели меня и пришли к выводу, что я очень легко отделалась. Ни переломов, ни вывихов. Так, содрала кожу, получила несколько гематом и сотрясение мозга. Вот и всё. А память? Что с неё? И так безмозглая…
На самом деле я знала, что не в памяти дело. Меня перевезли не лечиться. Меня перевезли остаться. Уж если не в больнице, то в городе. Интересно, а если я буду покорной, то надолго тут задержусь? А если не буду?..
Когда я очнулась, не могла сообразить, что происходит, но память вернулась достаточно быстро. Уже в тот же день вспомнила и своё имя, и кто я, где я. Чуть позже и остальные детали прояснились, хотя сначала я не могла понять, что это за странные люди с чужими глазами пришли, чтобы влажными руками тискать мои ладони в жесте поддержки. Называли «доченькой», а во взглядах пустота и безразличие. Разве так бывает? Бывает, я и это вспомнила. Смутно вставали в памяти беспокоящие образы: какой-то Сергей Борисович, имя которого пробуждало чувство паники и беспомощности, какие-то документы… И вроде важно всё, но как-то не хочется об этом уже думать… Вспомнила и тут же постаралась забыть.
Родители пришли всего лишь раз, и это лучшее, что они могли сделать. Перевозкой занимался Слава, а после никто меня здесь уже и не навещал. Странно, я почему-то была уверена, что именно Слава и сбил меня, но оказалось, что водитель тут ни при чём. Ему повезло оказаться рядом, и он со стороны видел, как серая легковушка, уходя от столкновения с каким-то больным на всю голову, только вылупившимся после зимних морозов, байкером, вильнула в сторону тротуара, а оттуда как раз я. Виновника так и не поймали – усвистел на своём белоснежном коне принцесс спасать, наверное… Водителю легковушки пришлось тяжко, но обвинения с него в конце концов сняли.
Я радовалась этому. Всё же сама виновата, не хотелось бы, чтобы кто-то пострадал из-за моей глупости. Выскочила под колёса, пролетела пару метров, башкой по асфальту шорхнула, что ссадина на скуле до сих пор заживает. Про локти и колени уж молчу. А был ли байкер? Иногда мне казалось, что я слышала нарастающий вой прямотока где-то на грани слуха, а потом пыталась вспомнить – и пустота.
Хотя какое это имеет значение теперь? Теперь важно было другое – то, что происходит со мной сейчас. Казалось бы, с памятью у меня проблем не было, я же вспомнила, кто я? Вспомнила. От травм я уже оправилась, следы скоро слезут. И что тогда? Здесь меня от чего лечить собрались? От депрессии? От шизофрении какой-то надуманной? И ежу понятно, что меня просто сюда упекли.
Только вот я и не возражала. Да, ещё неделю назад – или сколько там прошло времени с аварии? – я бы всеми силами выворачивалась, как уличная кошка из рук, свобода и всё такое. И чувство внутри было, что только пальцем ткни в меня – оттяпаю зубами!.. А сейчас мне было всё равно. Плевать.
Да, с памятью проблем не было. Но так считали врачи. Я вспомнила и себя, и близких, и обстоятельства аварии… придраться как бы не к чему. Только вот никто из окружающих не знал, какая огромная и разрастающаяся дыра живёт сейчас во мне. Дыра, в которой может поместиться целая жизнь!
Я видела как-то, как было у одноклассницы, она из простой семьи, не как я. Ей мама телефон подарила на день рожденья, и она радостная принесла его в школу. А на перемене его кто-то умыкнул. И вот такими же глазами она смотрела в пустую сумку. Бессильная, слабая, с ощущением приговора на поникших плечах. Только вот я, в отличие от неё, сейчас уже не могла плакать – просто смотрела. А парализующая пустота внутри пожирала последнюю волю к жизни.
Я правда силилась! Как только могла пыталась вспомнить! Даже хотела было попросить кого-то, чтобы мне гипнотизёра нашли, да только потом подумала, что тогда точно за сумасшедшую примут. Кому сдался какой-то сон? Да и был ли он? Как целая жизнь может поместиться в коротенький отрезочек с Лиговского до больницы? Когда бы я её прожить успела? В пробке, пока без сознания в машине лежала? Как в фильмах, что ли? Когда в сон попадаешь, а там время движется – за минуту год. Но я чувствовала, знала откуда-то, что есть что-то! Что-то очень важное! Единственно важное в жизни! Только вот важным это было лишь для меня, а значит – всем плевать. Помощи ждать неоткуда.
Иногда воспоминания приходили по ночам. Неясные, нелогичные, ускользающие как туман. Лица, образы. Я видела места, которых не существует в реальности. Города, черепичные крыши, поля. Странных людей с кошачьими хвостами и ушами, мелькающие лица, которые не были похожи на человеческие. Грозовые тучи, горы и дремучие леса.
Некоторые лица казались мне очень знакомыми. Во сне я радовалась им, как самым близким друзьям, но видение тут же ускользало, не давая зацепиться. Кто этот круглолицый мальчишка с седой прядкой? И эта смешливая девушка с пшеничными волосами? Я ведь их знаю, знаю очень хорошо, но кто это? Дурацкое непонятно-навязчивое чувство дежавю!
А ещё сердечко ёкало, когда неясно, как картинка с плывущими чернилами, возникал образ одновременно очень молодого и очень старого человека. Волосы сияют, словно солнцем подсвечены, а лицо плоское, будто мелом нарисовано, и дежурный в классе уже трёт его. Я знала, что последует за этим. Всегда следовало. Образ пропадал, а сквозь него проступал другой, уже ощутимый и такой реальный, что хотелось сжаться в комочек и спрятаться, лишь бы не видеть эту пугающую черноту из глаз, что пронизывала, будто и не сон вовсе, а прямо здесь, сейчас этот кто-то протянет руку и вынет душу из слабого тела так, что я уже никогда не вернусь назад.
Отчаянно хотелось зацепиться за ускользающий солнечный образ. Он был так важен мне, так нужен! Но ведь его никогда не было? Этого парня. Его никогда не существовало, в этом я была уверена. А вот чёрный взгляд, он был реален. Слишком реален даже для сна. Каждый раз, когда я просыпалась, он преследовал меня. Будто отпечатывался изнутри черепа, и казалось, что Он найдёт меня, в какой бы угол я ни забилась.
Его взгляд пугал. До дрожи. Но именно его я с надеждой искала повсюду у тех, кто окружал меня. Заглядывала в каждое лицо и разочарованно отворачивалась. Я хотела его найти, каким бы пугающим он ни был, потому что понимала, с ужасом признавалась себе, что я отчаянно нуждаюсь именно в этих глазах. Не знаю зачем. Но мне казалось, что именно Он сможет дать мне ответы. А ещё… желание жить дальше.
На улице кто-то крикнул, разлетелась осколками бутылка. Опять санитары кого-то поймали? А может, сами выпивают? Ну и пусть их. Время уже за полночь. Хвала богам, я пока не на привязи.
Встала и поплелась в туалет. Шлёпала босыми пятками по линолеуму. Да, холодно, и тапки у меня стояли прямо у койки, но я демонстративно их не надевала, потому что мне было всё равно, мне было плевать, что холодно и неудобно. Я не расчёсывалась уже три дня, пижаму мерзкого поросячьего цвета не меняла с тех пор, как приехала сюда. Пока меня никто не заставлял, но уже скоро это может измениться. Я уже почти стала такой же, как остальные пациенты – ассимилировалась.
В туалете горел свет, но никого не было. Интересно, санитары следят за мной по камерам? Или всем плевать? Хотя я же не суицидник! Хоть опорожниться без надзора-то можно? А впрочем, если смотрят, то и пусть, мне так точно всё равно.
Я вышла из кабинки и подошла к зеркалу. Мерзкое зрелище. Как же я ненавижу себя. И весь этот грёбаный серый мир! Сплюнула протяжной слюной, она повисла на подбородке, и я сплюнула ещё раз, пытаясь избавиться. Глаза дикие, неадекватные. Я вгляделась глубже, даже на миг показалось, что это из них льётся тот самый чёрный лик хаоса, что я вижу по ночам, но нет – всего лишь иллюзия. То не мой – чужой взгляд. А мой… пустой, безразличный взгляд душевнобольного человека.
Боги, неужели родители на самом деле правы? Может, я действительно сумасшедшая? И весь этот план по передаче меня в тёплые потные ручки профессиональных толстосумов – мой горячечный бред? А тут как-то честнее, что ли? Ненормальная к ненормальным, может, я и заслуживаю?
Плевать! На всё плевать! Вообще всё равно, могла и не вспоминать.
За дверью послышались шаги – а вот и санитары. Заботливо поинтересовались, всё ли хорошо, и под ручки отвели в палату. Уложили на кровать и прикрыли одеялком. Так и проходила теперь моя жизнь.
Нет, в целом я допускала, что это хорошо. Да, так даже лучше. Раньше все эти приёмы, показуха, постоянный стресс, постоянная усталость. А сейчас у меня действительно была возможность отдохнуть, привести мысли в порядок.
Я даже попыталась сначала, да как-то не вышло – апатия поглотила меня. Единственное, что я ещё продолжала делать – это прятать таблетки. Притворялась послушной, очень качественно играла проглатывание, спасибо актёрским курсам, куда меня мамочка впихивала. Все препараты отправлялись в унитаз, минуя мой организм. И как же мне повезло, что меня не проверяли пока! Не знаю, что это было. Может, безобидные антидепрессанты, а может, и наркота? Как узнать, за что врачам заплатили мои родители? Но моё апатичное поведение их устраивало, а значит, я была права, и добра от этих лекарств ждать не стоило.
Где-то вдалеке прогрохотал поезд. А кто-то едет на юг! Сидят себе в тёплых купе с дребезжащими стаканчиками, чай пьют, колбасу едят. Разговаривают. И не чают ни о каких глазах, ни о каком хаосе, ни о чём! Ненавижу, ненавижу!
Я повернулась на бок и наконец-то забылась тяжёлым сном.
Рассвет я, как обычно, пропустила, да и утро тоже, проснулась уже к обеду. Ещё один показатель «щадящего режима», повезло мне с этим. Открыла глаза на мерзкие бежевые обои, отстающие возле батареи от стены. Я знала каждое пятнышко на них, паутинку за батареей и следы от моих ногтей, которые я, за неимением пилочки, стёсывала прямо о стену, чтоб не цеплялись. Чуть выше располагалось окно. Я радовалась окну. Оно выходило в небольшой дворик клиники, а за ним – невысокая стеночка, старая яблоня и фонарь. Фонарь был моим другом – по ночам он и яблоня показывали мне сказки на потолке, а днём шелестели о каких-то своих делах. Я смотрела на качающиеся ветки и вспоминала свои сны. Интересно, и почему меня не будят, как других, принудительно на завтрак с обедом? Тоже распоряжение родителей? Или просто плевать?
Ветки старой яблони сегодня трепетали особо истово – погода злилась. Ветер выл в щелях, дождь то накрапывал мелкой противной моросью, то нагонял туман и крупными каплями бил о жесть на подоконнике. Из-за непогоды было темно, и во дворе зажёгся фонарь. Яблоня на потолке то исчезала, то появлялась как призрак. Я смотрела на неё, и мне начинало казаться, что меня здесь нет, что я где-то далеко, что я даже не человек в бренном теле, что я сама и есть туман, что я и есть ветер…
В коридоре раздался какой-то шум, голоса, разговоры. Кого это принесло? Дверь приоткрылась, и ко мне заглянула сестра:
– К вам посетитель.
Я неохотно присела на кровати, не зная, кого ожидать. Неужели кто-то из «родственников» сподобился почтить своим присутствием? Но, к моему удивлению, в палату зашёл, сверкая модным ремнём, Александр – мой стилист. Неуверенно огляделся, взглянул на меня и всплеснул руками. Схватил стул, уселся возле кровати и ухватил меня за руку. Причём совершенно искренне.
– Дашенька, ну что ж вы так?! – в его глазах прямо читались сострадание и забота. – Кисонька, ну нельзя же так запускать себя! Что же вы с собой сделали, девочка моя?!
Он выпустил мою руку и пригладил мои торчащие по обеим сторонам лица волосы.
– Вас родители прислали? – спросила я.
Он поджал губы и нахмурился:
– Этим людям совершенно плевать! – вдруг сказал он. – Я еле выведал, куда вас определили! Чудом попал сюда! Ну, это же не дело! Дашенька, ну что же с вами такое случилось, а?
Я слегка опешила, потому что только сейчас вдруг осознала, что Саша, кажется, мне искреннее сопереживал всё это время. И каждый раз, когда поправлял мой макияж или подбирал одежду, не просто выполнял свою работу, а… по-своему заботился обо мне. Ух ты!
Видимо, он прочитал это в моих глазах и улыбнулся. Порылся в своей сумочке и достал расчёску.
– Давайте-ка мы вас причешем, можно?
Я покорно склонила голову, ожидая боли, неминуемой при распутывании таких колтунов. Осознание этой искренней заботы поставило меня в тупик, и я просто пыталась обдумать это открытие. Александр возился долго, приговаривая какие-то глупости, а мне на удивление было приятно.
– Ну? Так ведь лучше, правда? – заглянул он мне в лицо, когда закончил приводить мою голову в порядок. – Дашенька, вы уж простите меня за бестактность, но когда вы в последний раз мылись, а?
– Не помню… – досадливо ответила я, впервые ощущая стыд за своё поведение. – Только можно без макияжа?.. – я не успела договорить, как Саша перебил меня:
– Какой вам ещё макияж, душенька?! Вам это сейчас совершенно ни к чему! Вам нужно помыться и переодеться, и всё наладится, вот поверьте мне, кисонька! Вам ду-у-ушу нужно в порядок приводить, а не марафеты вот это вот!
Я задумалась, и правда, пора-пора в душ. Как это я раньше не поняла, что с меня уже струпья сыпятся? Чешется всё! И ведь и тут наплевательское отношение! Чьё распоряжение не водить меня в душ? И чьё же распоряжение не беспокоить меня, если сама не выхожу из палаты? Что это за стратегия такая? За что родители приплатили? За то, чтобы я быстрее превратилась в овощ?
– Ну как же это так?! – вновь всплеснул руками стилист. – Что за бездушные люди?! Знаете, Дашенька, вы не заслуживаете такого отношения! Вот это вот всё, это же ужасно!
Он обвёл руками помещение с мерзкими бежевыми обоями, закатил глаза и глубоко вздохнул. Но тут же взял себя в руки и улыбнулся:
– Слу-у-ушайте, я тут принёс вам вещички. Вот как чувствовал, как знал! Они, конечно, не ахти, но сейчас стиль гранж снова входит в моду. Вам нужно прекращать так себя изводить! Дашенька, пожалуйста, пообещайте, что сегодня же примете душ и больше не будете запускать себя так! И выкиньте эту пижаму – это китч!
Я засмеялась. Кажется, впервые после того, как оказалась здесь. Голосовые связки были удивлены не меньше диафрагмы. Это было так нереально и так забавно. Он же и вправду пытался мне помочь, как умел! И что самое удивительное – кажется, ему удалось это!
Тут он доверительно наклонился ко мне поближе и тихо сказал:
– Я бы на вашем месте не пил препараты, которые здесь дают,– я удивлённо посмотрела на него, а Александр ещё и бровями выразительно подвигал: – ничего хорошего от них не будет, уж поверьте! И вообще, выбираться вам отсюда надо!
– А мои родители вообще знают, что вы здесь, Александр?
– Да пошли они на хер! – вдруг воскликнул стилист. – Эти бессердечные люди и ноготка вашего не стоят! И вообще, я уволился и всем готов сказать, что к э-э-этим людям я больше ни ногой! Никогда! И никому не советую! Бесчувственные! Я пять лет на них пахал как проклятый, ночами не спал, по первому же зову летел, бросал всё! Никакой личной жизни, никакого отдыха! И что взамен? Да ничего! Только презрение! Мы с вами о-о-обое жертвы их произвола! Но я больше не дам им унижать меня, и вас тоже! Знаете, Дашенька, зовите меня просто Саша, мне кажется, что мы можем быть друзьями!
Я сидела как громом поражённая, и где-то в глубине души у меня вновь начала прорезаться вера в людей.
– А куда же вы пойдёте? – невпопад спросила я.
– Ой, не волнуйтесь, я уже нашёл себе работу, между прочим, лу-у-учше! Здесь, в Москве, меня друзья пригласили в один проект. И знаете что, Дашенька, если хотите, я попробую и вас туда пропихнуть! Но сначала вам надо выбраться отсюда, из этой тюрьмы! У вас отличные данные, такой характерный харизматичный образ, это просто нельзя так оставлять! Вы такая – своеобразная, у вас особый стиль, какой-то свой дух, понимаете, да? Послушайте, Дашенька. Я – человек искусства. И вы тоже, я вижу, уж поверьте мне! И всегда видел, что не из той вы породы, что ваши, с позволения сказать, маменька с папенькой. Я никогда себе не прощу, если вас загубят!
Он встал со стула и принялся ходить из угла в угол. Эта картина никак не вязалась с тем, что я привыкла видеть. Но он прав, мне действительно нужно выбираться, потому что ещё чуть-чуть – и уже будет поздно. Но как это сделать? Понятно, что по доброй воле меня не выпишут!
– Дашенька, – опять склонился Саша ко мне, бесцеремонно присев на кровать, – я вообще не просто так сюда прорывался. Интуиция, знаете ли – не миф, я прямо знал, что нужно подготовиться! Я там в сумочке с одеждой в кармашек положил денежек на всякий случай. Немного, но вижу, что понадобятся, – и он, будто самого себя убеждая, прибавил, выставив ладони вперёд: – На всякий случай! И ещё положил необходимое: телефон, салфеточки, заколочки. Из обуви поместились только кедики, но уж лучше, чем тапочки. Мы с вами чуть позже созвонимся и придумаем, как это всё лучше организовать, но вам отсюда нужно уходить! Я теперь точно это вижу! Сразу, как зашёл, понял!
– Вы мне бежать предлагаете? – удивлённо спросила я, в первый раз отчаянно радуясь, что в палате нет камер.
– Именно, душенька! – кивнул он. – И незамедлительно! Я сейчас проходил через холл, у вас там охрана только на входе сидит. Олухи те ещё! Сумку сверху посмотрели, меня всего просветили рамкой, а на дно даже не заглянули! – Саша засмеялся. – Хотя это везде так, я столько раз в клубы чего только не проносил! О-о-одна видимость от этой охраны! Так что если они куда отойдут, то можно будет смело выйти. Мы с ребятушками ещё посоветуемся и решим, как лучше бы это организовать! Но пока ни звука об этом! Поняли? Если вы готовы, душенька, то мы вас вытащим!
– Готова! – выдохнула я, вдруг разом обретая надежду, что что-то ещё будет в моей жизни хорошего.
– Ну вот и чудненько! – улыбнулся Саша и потрепал меня за щёчку. – Тогда смотрите: мы с ребятами попробуем на этой неделе вам организовать побег. Ещё не знаю как, может, с охраной за денежку получится, все же люди, правда? Это я беру на себя. А вы, душенька, приводите-ка себя в порядок, хватит кукситься. Помойтесь, переоденьтесь и погуляйте во дворе, чтобы всё хорошенечко осмотреть. Возможно, нам придётся в буквальном смысле организовывать вам побег, как в Шоушенке!
Саша засмеялся и пожал мои руки. Было видно, что затея ему самому нравилась, видимо, он в этот момент ощущал себя героем какого-нибудь эпичного боевика. А я глядела на него во все глаза и не могла поверить, что есть кто-то в этом мире, кто готов за меня вот так вступиться! Боги, да не был бы он геем, я б его расцеловала! Хотя какая разница-то? И я кинулась ему на шею и обняла.
– Саша, спасибо! Спасибо тебе огромное!!! Ты не представляешь, что для меня это значит!
– Ну-ну, душенька! – польщенно похлопал он меня по спине и, чуть погодя, отстранился и заглянул в лицо. – Ну что это, девочка моя?! Ну сейчас вытрем слёзки, и всё наладится, я вам обещаю!
– Давайте уж на «ты», – улыбнулась я.
– Ну давай, – кивнул он, отвечая на улыбку. – Значит так, Дашенька, я сейчас уйду, а ты займись собой: личико почисти, волосики помой, переоденься и покушай. Врачам скажешь, что я тебя отругал за плохой вид, но не показывай им и даже и не думай, чтоб никто не догадался, что мы тут что-то с тобой, хорошо? Что я уволился, я пока никому не говорил. Узнал про тебя, пришёл просто в ярость! Просто вот совсем! Оставил заявление у них на столе – и сразу на самолёт! – стилист хлопнул в ладоши в восторге от собственной смелости.
– Ничего ж себе! – присвистнула я, а Саша, довольный затеей, блеснул белозубой улыбкой и заключил:
– Ладно, дорогуша, я пойду, а ты уж тут не закисай. Я всё разузнаю, а ты на связи. Но так, чтобы телефон не нашли! Сможешь сделать?
Я послушно кивнула.
– Ну вот, – Саша подтащил ко мне сумку, достал оттуда телефон и засунул мне под подушку, – это старенький, заряда хватит на несколько дней. Стоит на беззвучном и без вибрации, так что поглядывай. Буду тебе писать!
И, чмокнув меня в щёчку, он удалился, строго от двери прикрикнув: «Чтоб в таком виде я вас больше не видел!» – и подмигнул на прощание.
Я ошарашенно выдохнула и начала неуклюже выбираться из постели. А куда же телефон-то запрятать? Ладно, я пока в палате «лёгкого режима», почти санаторий, так что если хорошо сыграть, то, может, и получится скрыться. Значит, морду грустную, в глазах пустота, и покорно плетусь мыться в душ.
Оказалось, что это было отличной идеей! Я разом сбросила половину своей хандры, и жить как-то прям захотелось! Хорошо, что морда опухшая и с синяками, а то и так сложно скрывать улучшения в настроении. Медсестра заглянула в душевую, но увидев, что я не собираюсь топиться, оставила в покое, только у дверей подождала, чтобы проконтролировать.
В палату я вернулась посвежевшая и довольная. И правда, не очень это всё круто – лёжа проблему не решишь. Надо жизнь налаживать, а уже после этого вспоминать все свои сны, раз они так важны для меня. Возможно, и правда, потом на сеанс гипноза схожу, вдруг что и выйдет? Только инкогнито! Так что привожу себя в годное для побега состояние и жду. Как же всё-таки хорошо, что меня в частную клинику упекли, а не в психушку обычную!
Саша принёс мне вполне носибельные вещи, даже приятно было. Тёмные джинсы, пару регланов, серый свитер крупной вязки, носки, трусы и прочую ерунду. Прям полностью упаковал! Даже кедики и те были не простыми, а на меху, так что в этом уже можно было, если что, бежать.
Надела это всё на себя за неимением чистой смены и хмуро выползла в столовую – может, ещё покормят, хотя обед только закончился по расписанию. Раздатчица, вопреки опозданию, обрадовалась и налила мне полную тарелку какой-то супообразной бурды и выложила хлебушка аж три куска. Наверное, она не в курсе того, что от меня нужно докторам, вот и отрабатывает честно. Может, даже переживала, что я плохо ем? Я ей незаметно улыбнулась и пошла сёрбать свой обед.
В столовой было уже пусто, я быстро доела, стараясь не поднимать головы и не показывать проснувшийся аппетит, и поплелась назад. По дороге в палату встретился мой лечащий врач и, стараясь скрыть интерес за показной небрежностью, сделал вопросительный комплимент моему внешнему виду. Я угрюмо ответила, как Саша велел:
– Этот заставил.
– «Этот» кто?
– Ну, стилист припёрся…
Этого оказалось достаточно. Врач удовлетворённо кивнул и отпустил. Лишь бы забыл и не начал выяснять, какого лешего этот свежеуволившийся стилист делал в его вотчине. Хорошо, что Саша не сказал ещё никому про увольнение, но ведь скоро это станет известно, что тогда? Надеюсь, что я успею свалить отсюда раньше!
Через пару часов эйфория начала проходить, и я опять захандрила. Одежда была на удивление удобной, но сидеть в ней мне не нравилось: сняла кеды и улеглась на кровать. Из-за погоды прогулки во дворе не получится – никого не выпускают. Да и куртки у меня нормальной нет. Та, что висела в шкафчике при входе, была коротенькой и лёгкой. О чём думали родители, когда перевозили меня сюда? Наверное, о том, что выйду я уже к концу весны «готовенькая». А пальто, в котором я ехала в Москву, забрали.
Интересно, как Саша решит вопрос с побегом? Теперь я остро чувствовала, что это делать нужно как можно скорее! Будто из-за своей апатии не заметила, что жареный петух уже подкрался. А теперь у меня внутри прыгала резиновым мячиком паника, что рвать когти нужно просто срочно, чуть ли не прямо сейчас!
Но за последние дни я так привыкла просто лежать, что особо сосредоточиться не получалось, сознание пыталось по привычке уплыть в омут апатии. А может, и в еде были какие-то препараты? Я так и сидела в темнеющей комнате, глядя в окно. Из-за туч вечер наступил так незаметно, что я даже не сразу осознала, как оказалась в кромешной тьме, и только фонарь, светивший в окно, давал призрачный свет.
Ужин я опять пропустила, но теперь уже не из-за «хандры», а потому, что всерьёз задумалась над тем, не подсыпали ли мне чего-то? Вечерний обход застал меня в той же позе. Меня уговорили снять свитер и лечь под одеяло, выключили свет, который сами же и включали, и дверь закрылась. Больница начала погружаться в сон. Я вслушивалась в звуки шагов по коридорам. Редко-редко проходил кто-то после отбоя, это был или медперсонал, или охрана. Уже привычная тишина.
Накатывающий сон внезапно отступил, я прислушивалась к ветру на улице. Захотелось выглянуть. Неловко подвернув колено, привстала и облокотилась на подоконник. Дождь перестал, ветер чуть шевелил ветки. Двор светлым пятном пожившего асфальта пестрел отметинами клумб и скамеек. Ни души, да и кто выйдет в это время наружу? Уже ближе к одиннадцати, в нашем тихом больничном уголке в это время все спали, как в детском садике.
Но вот я увидела тёмную фигуру, кто-то шёл по узкой дорожке между газонов, отсюда было слишком далеко, чтобы понять – кто это. На миг фигура остановилась, будто увидела меня, человек чуть развернулся в мою сторону и вроде как приветливо махнул рукой. Но я поняла, что показалось – тени ветвей играли не только с моим потолком. В руках тёмной фигуры мелькнул огонёк, вырвался еле заметный клуб дыма, и человек ушёл куда-то в сторону. Везёт кому-то. Видимо, это кто-то из персонала. Закончил смену и отправился себе домой в шумную и суетную человеческую пучину.
А может, это кто-то от Саши? Проверяет, как мне бежать?!
Я спохватившись достала телефон: два пропущенных. Он мне звонил! А я прошляпила! Дура дурацкая! Раззява апатичная!
Думала набрать его, но потом увидела, что, помимо звонков, там было ещё и смс: «Всё устроил! Скоро заберём тебя, душенька! Спокойной ночки!». Всё. И как быстро! Я выдохнула, со стоном падая на подушку. А вообще хорошо, что не разговаривали, а то вдруг бы кто-то услышал мой голос? Дала бы ещё петуха от волнения.
Осталось только выяснить: «скоро» – это когда? Сейчас? Или завтра? Или в течение недели? Но раз «Спокойной ночки!», то, наверное, не сегодня? Ладно, главное, не выдать себя.
Вообще, эта «больница» ставила меня в тупик. Как-то здесь всё было неправильно. В психушках, насколько я знала, вообще не бывает одиночных палат. Ну, не считая какого-нибудь «карцера» с обитыми стенами. Да в психушках вообще стен нет, какие палаты? Мама как-то в отрочестве напугала, а я решила узнать, как всё там происходит. Там всё на виду, все под присмотром. А я где? Санаторий строгого режима?
Задумалась, и стало интересно, а кто же ещё кроме меня коротает свои дни в нашей общей «тюрьме»? Я знала, что напротив в палате лежит чья-то бабушка, к ней часто приходили внуки и дети, шумели иногда, часто оттуда пахло какими-нибудь вкусностями. За стенкой лежал наркозависимый, а за другой, я не знала – там всегда было тихо, но врачи туда ходили.
Что это за место? Ведь не психушка классическая. Ну, может, какая-то элитная. Интересно, для каких целей она создавалась? Боги, вот почему я раньше не спрашивала? Мне стало интересно, что это за здание, что в нём было до этого? Судя по ширине подоконников, оно было старым, наверно, ещё в разгар становления Союза было построено. Может, здесь был детский садик? Или ещё какая-нибудь больница или санаторий? А кто уже лежал в моей палате? Что это были за люди? Кто из них так старательно отдирал обои клочок за клочком возле батареи? И понимаешь, что неважно всё, а с другой стороны, будто очнулась, огляделась по сторонам, и теперь любопытно.
Пациенты клиники, несмотря на её особость, выглядели похоже. Как было в фильме «Пролетая над гнездом кукушки»? Ну вот примерно так же: были и шизофреники, и маниакально-депрессивные. Старики с маразмом или Альцгеймером. Я в этом не разбиралась, но каждый был тут чем-то болен.
Я видела парней и девушек вроде меня. Под препаратами, с пустыми глазами. Выглядели с на первый взгляд прилично: молодые, симпатичные, но тоже что-то было не так. У одной девушки все руки располосованы шрамами, свежими и не очень. За ней неотступно следовали посменно два санитара. Суицидница. И что могло так довести человека, чтобы он захотел умереть?
Хотя ведь я знаю ответ на этот вопрос. И если бы не те самые чёрные пугающие глаза, вселяющие ужас, но дающие непонятную, рвущую душу надежду, я бы тоже сдалась. Какой смысл мне жить? Ну правда, какой? Кем я буду, чем я стану? У меня нет дома, нет семьи, нет друзей. В сердце зияющая пустота. Мне не за что зацепиться – ничего! Книги? Бред! Учёба – пф-ф-ф! Внезапный друг Саша? Неожиданно, конечно, но ведь это не то. Не то!
Но у меня всё же была надежда. Я знала, что есть что-то, что-то огромное, настолько большое, что вспомни я – разорвёт на куски! У меня была надежда! И боги, прошу, дайте мне найти его наконец! Этот чёрный пугающий взгляд!
Я легла обратно, натянула одеяло и закрыла глаза. Нужно заставить себя заснуть, иначе от волнения могу наделать глупостей! Нужно заставить!..
Сон, как послушный щеночек, подбежал, виляя хвостиком, и пристроился у груди. Я зевнула, сама не веря, что получилось расслабиться, и, уже засыпая, с надеждой подумала, что сегодня я опять увижу во сне хоть что-то, что согреет меня. И пусть даже я снова буду кричать от ужаса, но я бы хотела, чтобы мне приснился Он…
