– Это роман.
Сомнения отброшены, движение состоялось – это роман. Слышать собственные слова и понимать глубины, скрывающиеся за ними, чувствовать цвет и запах, видеть разряды молний, улавливать отголоски… Да, чёрт возьми, да – это роман!
– Как вы его назовёте?
Сосед, приятный человек лет сорока в костюме и очках, внимательно и учтиво заглядывал в глаза.
– Пока не решил, – ответил Александр Львович. – Названия не всегда приходят сразу. Они пробиваются постепенно, словно ростки сквозь слой грунта. Ты пишешь какой-то эпизод, может быть он – один из последних, слово скользит за словом – и вдруг, совершенно неожиданно рождается образ. Словосочетание, которое вмещает в себя всю твою задумку. Ты понимаешь, что оно может стать тем стержнем, тем звуковым воплощением, которое придаст смысл всему тексту. Так приходит название.
Пространство за иллюминатором очищалось от туч. Сквозь них уже проглядывали зелёные пятна земли. Самолёт шёл на посадку.
– Странно, – мотнул головой сосед. – Большая часть романа написана, сюжет и всё, что вокруг него строится, созданы – и вдруг совершенно новый образ. Он может разрушить все предыдущие.
– Дело в том, – объяснил Александр Львович, – что название, как правило, а в моих произведениях так просто всегда, является не пересказом сюжета, не констатацией замысла, а неким глубинным, я бы даже сказал астральным… заклинанием. Да, – щёлкнул он пальцами, – именно заклинанием! Оно не буквальное отражение текста, оно вонзается в него неожиданным и молниеносным росчерком. Порой он кажется чужим в этом образном и семантическом поле, порой абсурдным, но всегда ёмким, всегда цепким. Ёмким настолько, чтобы любой читающий смог увидеть за этим названием всё, что он захочет. В рамках предложенной темы, конечно. Цепким настолько, чтобы будучи услышанным раз, уже не покинуть сознание.
Земля стремительно приближалась. Стюардесса попросила пассажиров пристегнуть ремни.
– Объясню на примере, – продолжал, скрипнув пряжкой ремня, вдохновлённый вниманием собеседника Александр Львович. – Предыдущий мой роман назывался «Время мохнатых спин»…
– Очень сильное произведение, – сказал сосед. – На меня оно произвело огромное впечатление.
– Спасибо. Так вот, «Время мохнатых спин» – на первый взгляд название пошлое и вульгарное.
– Ну почему же…
– Не возражайте, не возражайте! Именно так – пошлое и вульгарное. Мне об этом и издатель мой говорил, и многие читатели. И я не против этой оценки. Название циничное, мерзкое, гадкое – но зато какое яркое! Какое сочное, какое запоминающееся! Что представляет читатель, видя на обложке книги это название? Человеческую спину, покрытую волосами. Причём волос настолько много, что они образуют шерсть. Спина движется, извивается, а чья-то рука гладит её, щекочет, чешет… Волосы обвивают пальцы, хрустят под ногтями – от всего этого просто передёргивает.
– Честно говоря, не представлял себе это именно так, но вы очень живописно рисуете. Действительно, делается неприятно.
– Так и должно делаться. А между тем, о чём повествует роман? Разве об этом?
Сосед понимающе закивал – нет, совсем не о том.
– Совсем не о том! – озвучил его мысли Александр Львович. – Что же тогда выражает название?
Сосед молчал, позволяя писателю самому закончить свою мысль.
– Оно выражает лишь настроение. Состояние духа. Сдвинутое ощущение реальности. Время голых, чистых спин, время Адама и Евы прошло! Они сгинули под натиском спин мохнатых! Злобные, яростные существа, полузвери-полулюди – вот кто явился к нам. Они рычат, скалят клыки, бьют себя в грудь кулаками и рыскают налитыми кровью глазами – кто ещё не оброс волосами, кому бы ещё свернуть шею?!
Самолёт коснулся земли. Кресла завибрировали, иллюминаторы задрожали, белые линии разметки неслись перед взором с лихорадочной скоростью. Вскоре бег их замедлился. Воздушное судно выруливало к зданию аэропорта.
– Жаль, что не хватило времени, – покачал головой Александр Львович. – Рассказал бы вам о сюжете романа. Несколько глав уже написаны, меня так и распирает поделиться с кем-нибудь.
– Вы рассказываете о ещё ненаписанном романе? А вдруг сглазят?
– Чушь! Писателю нужна обратная связь, причём непосредственно в момент работы. Только она позволяет принимать правильные решения.
– Это всё у вас? – кивнул таксист на дипломат.
– Да.
Автомобиль тронулся с места. Александр Львович опустил окно и закурил.
– Далеко летали? – спросил таксист.
– В Германию. Франкфурт-на-Майне.
– У-у, – покивал он. – По делам?
– Да, на ярмарку.
– Это которая книжная?
– Слышали про неё?
– А как же. Я служил в Германии. Под Дрезденом.
Дорога вела к одному из элитных подмосковных посёлков.
– Закупали что-нибудь? – продолжил разговор таксист.
– Нет, себя показывал. Лекцию прочёл, с читателями встречался.
– Так вы писатель?!
Александр Львович кивнул.
– А как фамилия ваша?
– Низовцев.
Таксист задумался.
– Что-то слышал вроде… Смутно правда.
Посёлок приближался. Вдоль дороги мелькали ровные ряды деревьев. Несколько лет назад, когда они с женой только начинали строительство дома, их ещё не было здесь, а во все края расходились зарастающие полынью поля. Многие, в том числе и он сам, поначалу не хотели скидываться на такую, как он полагал, блажь, но сейчас, проезжая мимо разросшихся и окрепших деревьев, Низовцев отмечал, что лесная посадка вокруг посёлка действительно облагородила местность.
– Не подарите что-нибудь из своих книг? – попросил таксист, когда они подъехали к дому.
Александр Львович достал из дипломата дежурную книгу – тот самый сборник рассказов, который продавался очень плохо (что его чрезвычайно удивляло – он считал эту книгу несомненной своей удачей, а некоторые рассказы и вовсе шедеврами) и которого на чердаке было навалено ещё штук двести. Единственное объяснение такой неудачи он находил в том, что его издателем в то время был ещё не Борис Чивин.
Расписавшись на книге и расплатившись с шофёром (который цену не сбросил, хотя показалось, что с подарком вроде как обязан) Александр Львович приблизился к воротам собственного дома и надавил на кнопку звонка. За забором послышалось движение. Раздались звуки торопливых шагов, донёсся и голос.
– Иду, иду! – кричала жена.
– Кто там? – спросила она, прежде чем открыть.
– Свои, – отозвался Александр Львович.
Заскрежетал засов, заскрипели петли, неторопливо отворилась калитка. В проёме её улыбалась и раскрывала руки для объятий любимая жена – Елена Васильевна. Лена. Любимая – совершенно без иронии и лукавства. Александр Львович был женат на ней двенадцать лет и ни минуты за все эти годы о своём выборе не жалел. Она была красивой, искренней и умной женщиной, приходилась дочерью знаменитому учёному Василию Андреевичу Потоцкому, заведовала кафедрой химии в Институте стали и сплавов, имела научное звание доцент и собиралась в самой ближайшей перспективе получить профессора.
У них обоих это был второй брак. Предыдущие оказались неудачными. Александр Львович ещё во времена нищего студенчества был женат на девушке по имени Аня – отношения с ней, ввиду полнейшего несоответствия характеров, а больше по причине бытовой неустроенности, не заладились с первого дня супружества. Сильно подкосило их и рождение мёртвого ребёнка. Они прожили вместе четыре года, но вынуждены были расстаться.
Лена же находилась замужем побольше – лет семь. Звали её первого мужа Максим и рассказывать что-либо о нём она категорически отказывалась. Как-то раз на одном приёме, куда Александр Львович пришёл вместе с Еленой, к ним подошёл какой-то лысеющий и страшно худой очкарик. Он поздоровался с ними, а Лена, смутившись вдруг и ответив скороговоркой на приветствие, быстро-быстро отвела Александра в противоположный угол. Александр Львович не поинтересовался, что это был за тип, но ему потом сообщили – это он и есть, первый муж Елены.
– Ну, здравствуй, развратница, – улыбался Александр Львович.
– Привет! Жив, здоров?
– Да вроде, – осматривался он.
Машина стояла у ворот гаража. Жена была в халате и влажной.
– Не успела поставить, – поймав его взгляд, сказала она. – Только что приехала. Вспотела, сразу в душ побежала.
Они зашагали к дому.
– Ну рассказывай, – взяла его за руку Елена Васильевна.
– Да нечего рассказывать. Всё как обычно. Стоял у павильона, автографы давал. Гельмут мне встречу с читателями организовал. От него тебе, кстати, большой привет.
– Много людей пришло?
– К моему удивлению, полный зал. Правда, вялые какие-то. Вопросов совсем не задавали. Пришлось монологом давить. У тебя-то как?
– Экзамены идут. Нервотрёпка. Потом аспирант один защищался.
– Защитился?
– Да. Умный парень, хорошая диссертация. Далеко пойдёт.
После душа Александр Львович присоединился к жене в столовой. Она накрывала на стол.
– Ничего не готовила, извини, – говорила Лена. – Беру то, что в холодильнике.
– Нормально, – кивнул Александр Львович.
– Борис звонил, – сообщила жена. – Сказал, на ночь приедет.
– Как он?
– Как обычно. Шутит, смеётся.
Елена Васильевна, будучи истинной вегетарианкой, съела лишь салат и булочку. Запивала яблочным соком. В последнее время она особенно тщательно относилась к еде, потому что доктор несколько месяцев назад сообщил ей, что у неё имеется подозрение на гастрит. Эта новость очень её всполошила – Елена была на удивление здоровой женщиной и за всю свою жизнь кроме невинных детских болезней ничем не болела. Она и сейчас, на сорок третьем году жизни, выглядела не больше, чем на тридцать с хвостиком. Гастрит был особенно несуразным заболеванием, потому что питалась она всю жизнь очень хорошо.
Александр Львович вегетарианцем не был, а потому с удовольствием разрывал зубами подогретый женой бифштекс.
– Я новый роман начал, – объявил он торжественно.
– Да?! Здорово!
– Несколько глав уже написал. Идёт неплохо. Ну и сюжет, как мне кажется, весьма нетривиальный. Тема, настроение: чувствую, моё.
– Когда успел начать?
– Во Франкфурте, в отеле. Я вообще-то не люблю в незнакомых местах писать, ты знаешь, но на этот раз прорвало. Вертелось, вертелось, прям жар какой-то по телу пошёл – не выдержал, сел за стол. Этот прилив эмоций меня порадовал – давно с таким желанием за работу не садился. Последние годы, честно говоря, побаиваться уже начал. И писания этого, и себя за ним, потому что практически ничего не чувствовал. И «Немезиду», и «Время» как-то механически написал. Хоть они и получились вроде, но для меня всегда был более важен сам процесс, чем результат. От этого кайф надо получать, сексуальное удовлетворение – а какое тут удовлетворение, если всё это превратилось в работу в самом худшем смысле слова. Встаёшь утром, садишься за стол, пишешь. Плохо ли, хорошо – но четыре часа обязательно. Потом переписываешь полученное, подстраиваешь, что да как – хоп, готово. Стандартный среднеталантливый продукт. Скучно это, уныло. Настоящая литература должна быть сырой, с кровью. Я себе такую цель поставил: написать роман с первого раза. Без всяких переписываний и повторных редакций. Помарки будут какие – предложение корявое, синоним неудачный – исправлю. А вот основную линию, сюжетные перипетии – ничего не буду менять. Куда выведет – тому и буду рад. Борис приедет сегодня – почитаю вам.
– О чём роман?
Александр Львович на секунду задумался.
– Он о восхождении человека, – подобрал он определение. – О преодолении трудностей, безвыходных обстоятельств, проклятия жизни даже. Он о том, как человек, от рождения лишённый всего, физически и психически нездоровый, вынужденный вести существование изгоя, шаг за шагом лепит из себя достойное человеческое существо.
Борис приехал в двенадцатом часу. Уже стемнело.