Старые, поблекшие и кое-где заштопанные шторы были плотно задёрнуты. Лишь по полосе света над гардиной можно было определить, что начался день и что день этот солнечный. В однокомнатной квартире с трескучими полами и облезлыми обоями, которые так и норовили отклеиться, спали трое. Разнообразием мебелировки квартира не блистала: старый платяной шкаф, ещё более старое трюмо с помутневшим от времени зеркалом, два стула, чёрно-белый телевизор и металлическая кровать, пружины которой безбожно скрипели не только при каждом движении, но и при каждом вздохе. На ней лежала Ольга. Сон почти покидал её. Она открывала глаза, щурясь, переводила их с потолка на стену и снова закрывала.
Марина с Колей спали на полу. Матрас был тонким, как бумага, полноценного одеяла для них не нашлось – они укрылись рваным пододеяльником. В квартире было жарко, Коля отчаянно потел. Марина спала, прижавшись к нему и обвив рукой талию. Оба сопели. Два ручейка слюны стекали по их подбородкам.
Ольга всё больше ворочалась. Лежать надоедало. Наконец она поднялась, слезла с кровати и направилась в туалет.
От скрипа пружин проснулась и дочь. Вставать, однако, она не торопилась.
– Сколько время? – спросила у вернувшейся в зал матери.
– Десять, – отозвалась Ольга. – Поднимайтесь.
– Коля спит ещё.
– Буди его.
– Да пусть поспит.
– Я убираться сегодня хотела.
– Сегодня не суббота.
– В субботу дела будут. Сегодня надо.
Ольга распахнула шторы. Квартиру залил солнечный свет.
– А я слышала, – бормотнула Марина, – как он к тебе ночью залезал.
– Чё ты выдумываешь?! – отозвалась мать.
– Слышала, слышала. Шум такой стоял – невозможно было не услышать.
– Это я ворочалась во сне.
– Ничего подобного. Вы потом на кухню пошли трахаться, чтобы меня не будить.
– Тебе это приснилось.
– Знаешь что, мамочка, – заявила Марина. – Ты его не трогай. Он – мой муж!
– Заткнись!.. – врезала ей затрещину Ольга. – Как с матерью разговариваешь?!
– А-а-а… – заскулила Марина. – Сука!
– Поговори у меня! – выдала Ольга очередную затрещину. – Я тебя придушу на хер!
– Не буду, не буду, – закрылась руками Марина.
Ольга ушла в кухню.
– Я тебя, идиотку, и так рожать не хотела, – доносился оттуда её голос, – так что я долго думать не стану. Чуть набычишься – и всё.
– Хоть бы ты быстрей на работу вышла… – прошептала Марина.
Коля постепенно размыкал ото сна веки. Пробуждение было долгим и мучительным. Обычно, ночуя на улице, он пробуждался в одно мгновение, да и сам сон был неглубок. Здесь же, в тепле, тело расслабилось. Такого крепкого сна он не знал давно. Разноцветные пятна плясали перед взором, чудное ощущение раздвоенности не покидало сознание и ему никак не удавалось вырваться из приятного и бестревожного забытья.
– С добрым утром! – приветствовала его Старая Сука. – Как спалось?
– Отлично, – ответил он.
– Вот и славно.
– О, Коля проснулся! – обрадовалась Марина. – Как спалось?
– Хорошо. Давно так не спал.
– Доброе утро! – кричала с кухни Ольга. – Завтрак почти готов, скоро позову.
Коля поднялся на ноги. Голова была тяжёлой, тело слабым и вялым. Ноги едва держали. Хотелось есть.
– Ты всю ночь пердел, – сообщила Марина, едва он вышел из туалета. – Я отворачиваться заколебалась.
– Ты тоже, – только и нашёл, что ответить он.
– Не ври!
– Точно говорю.
– Я во сне не пержу.
– Я лучше знаю.
– А, ну тебя! – отвернулась Марина.
Из-за двери доносилось мяуканье и царапанье.
– Впустите кошку! – крикнула Ольга.
Марина бросилась к двери.
– Машка, Машка! – взяла она на руки облезлую рыжую кошку. – Кушать хочет. Мам, она кушать хочет!
Марина отнесла её на кухню, где Ольга налила ей в блюдце молоко. Голодная кошка жадно припала к нему.
Коля одевался. Одежду ещё вчера ему выделили новую. Новую относительно – это были подержанные брюки и рубашка, неизвестно как и от кого оставшиеся в этом доме. Вещи вполне подходили по размеру и что самое главное – оказались крепкими и чистыми. Коля испытывал настоящее блаженство, одевая их. Старое его тряпьё Ольга замочила.
– Не знаю, отстирается ли, – сказала она. – Да и зашивать много придётся. Вряд ли ты это снова наденешь, ну да ладно.
– Ты, Коль, солидным становишься, – глядела на него Старая Сука. – Никогда тебя таким не видела.
Коля действительно выглядел странно. Промытые волосы, чистое лицо, свежая одежда – он ловил своё отражение в зеркале и безмолвно удивлялся.
– Тебе не нравится? – спросил он старуху.
– Что ты, что ты! – замахала та руками. – Я очень рада. Всегда приятно видеть своего любимого красивым и опрятным. Просто мне грустно немного.
– Почему?
– В твоей жизни появились другие женщины. Меня это печалит.
– Не расстраивайся, – проснулась в нём секундная жалость к старухе. – Я от тебя не ухожу.
Старая Сука захихикала.
– Ещё бы ты от меня ушёл! – сверкала она редкими зубами. – Разве я тебя отпущу?!
Жалость тотчас же улетучилась. Коля захотел сказать ей что-то резкое, но побоялся её мести.
– Я думаю, мы сможем жить все вместе, – дипломатично высказался он. – Вы не помешаете друг другу.
– Не знаю, не знаю, – качала головой старуха. – Ты не хочешь меня больше.
– Почему ты так решила?
– Раньше ты был со мной нежный, даже звал, если меня не оказывалось поблизости. Я ласкала тебя, нам было хорошо вдвоём. А сейчас ты даже в мыслях стараешься отогнать меня от себя.
– Неправда!
– Правда, правда. От меня ничего не скроешь.
– Ну и хрен с тобой! – не выдержал Коля. – Достала ты меня уже!
Старая Сука поморщилась.
– Не груби, Николай! Только я могу придти тебе на помощь, когда все тебя бросят. Только я буду рядом с тобой. Не отталкивай меня и не зли. Это плохо кончится.
Из кухни выскочила Марина.
– Коля! – позвала она. – Ты любишь кошек?
– Нет.
– Почему?
– Не знаю. Не люблю, и всё.
– Зря. А я обожаю. Классная у нас кошка, да! – показала она на животное, что свернулось калачиком у неё на руках. – Вы ещё не знакомы? Знакомься, Машка, это – Коля. А это – Маша. Она девочка, так что не обижай её.
– Обязательно обижу, – сказал Коля.
– Фу, – надулась Марина, – какой ты гадкий.
Коля взял лежавшую на телевизоре газету с программой и пробежался по ней глазами. Телевизор он не смотрел давно, с самого детского дома. Название передач ничего ему не говорило.
– Иди-ка, Машка, погуляй, – отпустила Марина кошку.
С хитрым выражением лица она подошла к Коле.
– А я знаю, чем вы ночью с мамашкой занимались.
Коля нехотя перевёл на неё глаза.
– Чем?
– Трахались!
– Тебе приснилось.
– Ладно, ты-то уж не ври. Я же всё видела и слышала.
Коля пожал плечами.
– Ну и что из этого?
– Она тебе нравится?
– Нет.
Марина ободрилась.
– А я?
– И ты нет.
– Ну вот, – погрустнела она тут же. – А кто из нас лучше?
– Обе вы одинаковые. Обе суки.
Марина обняла его за талию.
– Коль, я ведь не против, если тебе с ней хочется. Я всё-таки ещё маленькая, у меня всё маленькое, а тебе наверно нравится, чтобы побольше, как у неё.
– Не нравится, не волнуйся.
– Не нравится?! Здорово! А у меня?
– Нет, не нравится.
– Вот ты какой… Я знаю, ты назло это говоришь. Так не может быть, чтобы вообще ничего не нравилось.
– Может.
– Коль, скажи, что я важнее для тебя, чем она. Что я твоя жена, а не эта овца.
Какое-то время Коля молчал.
– Ты моя жена, – сказал он наконец.
– Ура! – запрыгала Марина. – Я тебя люблю!
Ольга позвала всех на кухню. Завтрак был готов.
Он состоял из одной большой яичницы, приготовленной из пяти яиц и хлеба. Яичницу слопали быстро. Девушки старались, чтобы Коле досталось побольше – ему и досталось больше. Потом пили чай. У Ольги даже нашлось варенье – какое-то древнее и испорченное, но никто от него не отказался. Ольга ела его с ложечки, а Марина с Колей намазывали на кусок.
– Скоро тебе на работу? – заглядывала матери в глаза Марина.
– Неделя ещё.
– У-у, так мало!
– Да, ещё бы отдохнуть.
– Мама у нас торгашка, – объяснила Марина. – На рынке стоит.
Ольга обиделась на её слова.
– Думаешь, из тебя что-то путное получится?
– Получится, – говорила обмазанная вареньем Марина. – Я балериной стану.
– Кому ты на хер нужна?!
– Я объявление видела. Набирают девочек в кружок балерин.
– Туда совсем маленьких девочек берут, а не таких кобыл, как ты.
– Не, меня возьмут.
Коля ел молча.
– Вот Коле бы ещё на работу устроиться, – сказала Ольга, наливая ему чай.
– Да, деньги бы зарабатывал, – согласилась Марина. – Мне бы подарки покупал.
– Какие тебе подарки, дура! – продолжала злиться на неё мать. – Жить не на что, а ты подарки.
– Не, Коля обязательно мне подарок купит, – сказала Марина. – Он меня любит.
Коля допил чай, поставил чашку в раковину и, секунду подумав, решил её помыть.
– Оставь, оставь, – махнула рукой Ольга. – Я сама.
Он оставил.
В зале, оставшись один, Коля пристально и с неким подозрением оглядел комнату. Квартира не казалась гостеприимной. Лёгкая, но весьма жгучая грусть опустилась вдруг на плечи. Старая Сука тоже усугубляла ситуацию – стояла у окна и, покачивая головой, нехорошо посматривала на него, словно говоря: «Не приживёшься ты здесь…»
Девушки заканчивали завтрак.
– Я пройдусь, – сказал им Коля, надевая в прихожей ботинки.
– Ты на улицу? – спросила Ольга.
– Да.
– Ну ладно, прогуляйся. Подожди, подожди! – поглядела она на его обувь. – Не надевай эти. Я найду тебе что-нибудь.
Она забрала у него ботинки, дырявое месиво кожи вперемежку с засохшей грязью и, распахнув темнушку в коридоре, принялась искать в куче барахла приличную обувь.
– Вот смотри, – достала Ольга две пары обуви. – Сандалии хорошие, крепкие ещё. Или вот кеды одевай мои.
– Кеды одену, – выбрал Коля.
– А сандалии что?
– Не, – сморщился он.
– Летом очень хорошо. Ноги дышат, не жарко.
– Кеды.
Кеды пришлись впору.
Владивосток наслаждался летом. Температура воздуха составляла не менее двадцати пяти градусов. Люди выглядели вполне дружелюбно и совсем не косились на Колю, как это обычно бывало раньше. Его это взбодрило.
Он выбрался из района серых пятиэтажек на ближайший проспект. Проспект шумел автомобилями, движение было плотным, и этот шум почему-то заставил его улыбнуться. С каждой секундой ему нравилось здесь всё больше: и машины, и люди, которых он всегда предпочитал сторониться, не являлись сейчас угрозой для него, он был одним из них – такой же серый, неприметный.
– Не подскажите, сколько время? – решился он вдруг на отчаянный для себя шаг, подступив к какой-то женщине.
Она не отпрянула, не скривила лицо в гримасе, не прикрыла нос от неприятных запахов – просто взглянула на свои часы и ответила:
– Без двадцати двенадцать.
– Спасибо, – поблагодарил Коля и наверное даже покраснел от тех эмоций, что нахлынули на него в это мгновение. Такая естественность общения была для него дика, но оказалась вдруг необычайно приятна.
– Врёт баба, – поморщилась Старая Сука. – По моим уже без десяти.
– Её часы точнее, – сказал Коля.
– С какого хрена?
– Просто точнее, и всё.
– Ты это брось, – усмехнулась старуха. – Точнее моих часов ничего быть не может. Я ими мерю не только время.
Коля не стал с ней спорить.
– Да и вообще, – продолжала Старая Сука, – чё это ты у людей время начал спрашивать? В друзья им что ли набиваешься?
– Они совсем не злые сегодня.
– Притворяются!
– Нет, не притворяются. Видишь, они даже не смеются надо мной. Они думают, что я такой же, как все.
Лицо Старой Суки выражало полное и всеобъемлющее негодование.
– Э-эх, Коля! Да ты никак готов поступиться своими принципами?! Пойти на сговор, продать свои идеалы!
– Они не агрессивны. Почему я должен их ненавидеть?
– Должен! Должен! Разве я не говорила тебе, что люди – самые гнусные притворщики на свете. Они могут казаться добрыми, отзывчивыми, но всё это – ложь! В них нет ни капли добра. Они злы и вероломны, они пытаются казаться вежливыми лишь для того, чтобы успокоить тебя, сбить с толку. Ты расслабишься, будешь считать их своими друзьями, но в один прекрасный момент они проявят свою истинную сущность и сожрут тебя. Ты хочешь, чтобы они тебя сожрали?
Коля морщился от её слов.
– Какая ты всё-таки гадкая, – сказал он старухе. – Впервые за долгое время мне стало хорошо, а ты готова всё испортить.
– Да откуда тебе хорошо, с чего? Какая-то бабёнка, видите ли, брякнула сколько время, а ты готов сопли распустить от счастья. Да, я гадкая, но это для того, чтобы спасти тебя, Николай. Поверь моему слову, люди ещё не раз заставят тебя разочароваться.
Коля не отвечал. Продуктовый магазин, рядом с которым он находился сейчас, впускал и выпускал вереницы людей. У Коли не было денег, но его тянуло внутрь. На входной двери он прочёл объявление: «Требуются уборщицы, грузчики». Сердце яростно сжалось, едва он вчитался в эти слова. Его даже кинуло в жар – дверь открылась, он вошёл внутрь и на негнущихся ногах подошёл к прилавку.
– Дурачок… – бормотала где-то за спиной старуха. – Думает, его на работу возьмут.
– Вам грузчики нужны? – заплетающимся языком спросил он у продавщицы.
Та недоумённо посмотрела на него.
– Грузчики? Не знаю. Наверно нужны. Но это вам к директору надо.
Коля огляделся по сторонам.
– А где директор?
– Вон туда пройдите, – показала продавщица. – В подсобное помещение. Там табличку увидите на двери.
В коридор подсобного помещения Коля заходил с чувством, что его вот-вот схватят и вышвырнут, но никто его не остановил. Коридор показался ему длинным и извилистым, дверь с табличкой «Директор» обнаружилась в самом его конце. Коля приблизился к ней, усилием воли поднял руку и заставил себя постучаться.
– Войдите! – донеслось из-за неё.
Коля потянул на себя ручку, но дверь не открывалась. Он дёрнул сильнее – никакого результата.
– Внутрь открывается, придурок! – ржала Старая Сука.
Дверь открылась наконец. Директором оказалась женщина средних лет с осветлёнными волосами и в очках.
– Здрасьте, – буркнул Коля.
– Здравствуйте, – ответила женщина. – По какому вопросу?
– Я насчёт работы, – вырывались из Колиной груди хрипы.
– Грузчиком?
– Да, – закивал он.
– Ну присаживайтесь, поговорим.
Коля уселся на обитый потёртой кожей стул и, сжавшись, стал ждать вопросов.
– Где вы раньше работали? – спросила директор.
– Я не работал, – замотал головой Коля. – Я ещё маленький.
– Маленький? – улыбнулась она. – А сколько вам лет?
Лихорадочно Коля стал вспоминать свой возраст.
– Двадцать, – буркнул он наконец, хотя и не был уверен в правильности.
– После армии?
– Нет.
– Учитесь?
– Нет, что вы.
– Документы есть какие-нибудь?
– У меня есть паспорт! – гордо ответил Коля, но тут же застеснялся своей гордости.
– Давайте, посмотрим.
– Я не взял его, – смутился Коля.
– Ну, что ж вы так! Пришли на работу устраиваться, а паспорт не взяли.
– Я принесу. Сбегаю сейчас.
Женщина пристально и задумчиво поглядела на Колю.
– Знаете что, – сказала она. – Как-то боязно вас брать. Взгляд у вас странный.
Коля опустил глаза.
– Я вам вот что посоветую, – продолжала директор. – Здесь недалеко, на краю города, строят коттеджи. Там нужны рабочие. Вы попробуйте туда обратиться, наверняка вас возьмут.
Коля молчал.
– Там и платят больше. А к нам… – помолчала она. – Ну, если туда не возьмут, зайдите и к нам. Только паспорт не забудьте.
– Ну что, доволен? – говорила ему Старая Сука, когда Коля, вспотевший и подрагивающий, сел на металлическую ограду у дороги, чтобы отдышаться. – Это же люди, Коля! Люди! Разве они пойдут тебе навстречу, разве протянут руку помощи?
Сердцебиение постепенно восстанавливалось.
– Где эти коттеджи, ты знаешь? – спросил он у старухи.
– Какие коттеджи, Николай!? – возмутилась она. – Ты что, ещё раз пробовать хочешь?
– Да, надо пробовать, – ответил Коля.
– Да ты с дуба рухнул! Хочешь, чтобы тебя ещё раз унизили?
Коля ей не отвечал.
– Мне паспорт нужен! – выпалил он Ольге, едва переступив порог. – Куда ты вещи убирала?
– Сейчас, сейчас, – засуетилась та. – Паспорт специально в шкаф спрятала.
– Коля, купил мне подарок? – крикнула с кровати Марина.
– Вот, – принесла Ольга паспорт. – Что, на работу берут?
– Нет, – покачал он головой. – Без паспорта не берут.
– А куда ты хочешь?
– В одно место.
– Хорошо там платят?
– Не знаю.
Коттеджи он нашёл быстро. По дороге заглянул в паспорт и по дате рождения подсчитал свой возраст. Оказалось, что ему уже двадцать два. Паспорт выглядел очень непрезентабельно – помятый, грязный. Коле вдруг стало совестно, что его единственный документ выглядит так некрасиво.
Работа на коттеджах кипела. Их строилось штук десять одновременно. У одного из рабочих Коля спросил, с кем можно поговорить насчёт трудоустройства. Его направили к усатому мужику в костюме и галстуке, который, прищурившись, критически обозревал строительство.
– Извините, – подошёл он к мужчине. – Мне сказали, вы на работу можете принять.
– Могу, – растянулся в зубастой улыбке мужчина. – А могу и не принять. Работать хочешь?
– Да, очень.
– Какая специальность у тебя?
– У меня нет специальности, – ответил Коля, холодея.
– Ну, это только разнорабочим тогда.
– Разнорабочим, – закивал Коля.
– Где раньше работал?
Новая волна паники охватила парня.
– С рыбаками, – соврал он. – Но я там не числился.
– Понятно, – кивнул мужчина. – Документы есть какие?
– Да, паспорт.
Начальник взял из колиных подрагивающих рук документ, небрежно полистал его и отдал обратно.
– Здесь ты тоже числиться не будешь, – сообщил Коле, – поэтому если кто подойдёт, спросит – ты здесь так, в гости пришёл. Понятно?
– Вы берёте меня? – изумлёнными глазами смотрел на него Коля.
– Беру! – рассмеялся начальник. – Сегодня что у нас, понедельник? Ну, значит, завтра, к восьми часам приходи. Одежду найди какую-нибудь соответствующую, мы спецовок не выдаём. Зарплата на первое время четыре тысячи, потом посмотрим. Сейчас я тебя с бригадиром познакомлю. Юра! – крикнул он одному из копошившихся у фундамента рабочих. – Подойди сюда на минуту!
Юра, коренастый, широколицый мужик, зашагал к ним.
– Видишь его?
– Да, – кивнул Коля.
– Вот он будет твоим непосредственным начальником. Где он завтра будет, туда и иди. Он тебе работу даст.
На обратном пути Коля нашёл рубль и купил стакан семечек. В довершении счастливого дня он украл в книжном магазине весьма толстую книгу, стоила которая аж шестьдесят три рубля. Такого восторга одновременно он ещё не испытывал.
– Вот видишь, – говорил он Старой Суке, – как всё удачно сложилось! Теперь у меня свои деньги будут… Чёрт возьми, даже не верится!
– Ловушка, – отвечала старуха. – Очередная ловушка! Ты ещё не работал и не знаешь, что это такое. А я тебе скажу – это каторга!
– Я не боюсь работы.
– Скоро ты не то запоёшь, поверь мне. Да и с чего ты решил, что они тебе заплатят? Будешь на них горбатиться, а они потом вышвырнут тебя, да ещё вломят как следует!
– Зачем им так делать? К тому же я не один там буду работать.
– Им может и заплатят, а тебе нет. Как ты не понимаешь, ведь они все сговорились, чтобы уничтожить тебя! Они тебя ненавидят.