За окном сумерки полярной ночи, в кабинете рассеянный свет лампы и пыхтение фарфорового чайника на лодочной электрогрелке.
На противоположной стене матово отсвечивает географическая карта Мира, а под ней два сейфа и пустых стола. Оба моих «сожителя» в Северной Атлантике.
Смяв очередной окурок в пепельнице, я встаю из-за заваленного бумагами своего, беру стоящую на нем чашку и наливаю туда очередную порцию заваренной до дегтярного цвета жидкости.
Несколько глотков крепкого чифиря вместе с новой беломориной проясняют голову, и в ней снова возникают мысли.
Завтра Новый Год и это радует.
Он первый из последних семи, который, наконец-то, я встречу дома.
Все предшествующие были в казармах, на плавбазах, общежитиях и гостиницах.
Всхлипнув от удовольствия, я тяну к себе очередную, с грифом «секретно» папку и продолжаю оперативное творчество.
Спустя час оно прерывается резким звонком и, чертыхнувшись, я поднимаю трубку.
– Здорово! – слышен в ней бодрый голос дежурного по Особому отделу флотилии, моего однокашника Васи Нечая. – Ну, как дела?
– Дела у прокорора, – бурчу я. – У меня делишки.
– Придется отложить, дуй к нам, тебя адмирал вызывает.
– Понял, – бормочу я, хотя ничего не понимаю.
Драть меня вроде не за что, показатели в порядке и через неделю предстоит автономка, а для инструктажа рано, он в день выхода.
– А ты не зна….
– Пи-пи-пи, – отвечает трубка, и я кладу свою на рычаг.
Спустя пару минут, очистив стол и заперев стальной сейф, я напяливаю на голову шапку (флотилийская контора в пяти минутах хода) и спешу по пустынному коридору к выходу.
– В отдел флотилии, – бросаю скучающему у тумбочки вахтенному и нажимаю кнопку автоматического замка.
Далее гул бетонных маршей лестницы, хлопок пружинной двери за спиной и легкие наполняются морозным воздухом.
Скрипя ботинками по снегу, я рысцой трушу между двумя рядами казарм в сторону высящейся на берегу залива светлой многоэтажки, изредка бросая взгляды по сторонам.
В базе завершается суточный оборот службы, из чернеющей вдали режимной зоны*, в направлении парящего на сопке камбуза целеустремленно шествуют экипажи, на высоком, темно-фиолетовом небе, зажигаются первые звезды.
Пересчитав скользкий гранит ступеней, я шаркаю подошвами по лежащему на крыльце резиновому коврику, тяну на себя упругую дверь и захожу внутрь.
Там тепло, блеск линолеума и усатый Нечай в комнате дежурного.
– Как он? – жму приятелю руку и киваю в сторону начальственного кабинета
– Нормально, – встает тот со стула и поддергивает тяжелую кобуру. – Давай быстрее, топай.
Я водружаю шапку на вешалку, быстро приглаживаю волосы и следую по длинному, с десятком выходящих в него дверей коридору.
Перед самой высокой и обитой черным дерматином останавливаюсь, вдыхаю в грудь воздуха, и ступаю в полумрак тамбура.
– Да, – глухо слышится после стука, и я вхожу в кабинет.
Он громадный, с бардового цвета ковровой дорожкой, светлой полировки мебелью и портретом железного Феликса на стене.
– Давай, Королев, присаживайся, – изрекает сидящий под портретом человек и, подойдя ближе, я осторожно усаживаюсь на один из приставных стульев.
Еще с минуту Василий Ефимович просматривает какую-то бумагу из лежащей перед ним папки, затем что-то пишет в левом верхнем углу и откладывает ее в сторону.
– Ну, как дела, к выходу готовишься? – вскидывает на меня серые глаза и барабанит пальцами по столу.
– Точно так, полным ходом, – киваю я, и делаю решительное лицо.
– Добро, – скрипит кожей кресла Худяков. – А квартиру как, обживаешь?
– Уже – отвечаю я. – Спасибо.
С месяц назад, его заботами, мы с Нечаем переселились из семейного общежития в две служебные квартиры, что по военным меркам дорогого стоит.
– Ну-ну, – благодушно гудит начальник, – а теперь перейдем к делу.
Две наших лодки стоят на ремонте в Сайде, утром 31 выедешь туда и обеспечишь наше присутствие. – Что б там был порядок и никаких ЧП.
– Понял, – отвечаю я. – Будет сделано.
– Дежурный к восьми подошлет тебе «УАЗ», ну а вернешься к вечеру первого. Вопросы?
– Вопросов нет. Разрешите идти?
– Можешь, – протягивает мне через стол руку адмирал. – С наступающим Новым Годом.
Только в коридоре я осознаю все в полной мере и тяжело вздыхаю.
Новый Год накрылся, и встретить мне его придется в прочном корпусе. Вместе с теми горемыками, что в Сайде.
Впрочем, к таким вводным я давно привык, только жаль Татьяны, она так надеялась.
– Что, уестествил? – сочувствующе встречает меня Нечай.
– Наоборот, поздравил, – напяливаю я на голову шапку. – И приказал завтра быть в Сайде, вроде Деда Мороза.
– М-да, – жует губами Василий. – Не повезло.
В десять вечера, покончив с бумагами и одурев от писанины, я опечатываю сейф, тушу свет в кабинете и, сдав ключи вахтенному, покидаю отдел.
Добраться в поселок можно двумя путями, низом – через режимную зону, вдоль залива, с выходом к центру, и верхом – по серпантину, а потом через сопку прямо на «вертолетку», где мы с Татьяной теперь проживаем.
Ночь выдалась погожей, и я выбираю серпантин, путь по нему короче.
Ночная тишина и безлюдность располагают к размышлениям, морозный воздух бодрит, а окружающий пейзаж впечатляет.
Справа, внизу, в легких волнах тумана, черная гладь залива с застывшими у пирсов телами ракетоносцев, слева, до горизонта, цепь заснеженных сопок, и над всем этим купол неба, с холодно мерцающими с высоты звездами.
Под каблуками визжит снег, мороз усиливается, и я опускаю уши шапки.
Спустя час, влажно паря ртом и смахнув иней с заиндевевших ресниц, я вхожу в подъезд своей пятиэтажки, поднимаюсь на второй этаж и давлю кнопку звонка на своей двери.
За ней тепло, запах чего-то вкусного и улыбающееся лицо жены в передничке.
Чуть позже я с аппетитом наворачиваю суп, потом свои любимые пельмени и думаю, как сообщить Тане о предстоящем вояже.
Она у меня с понятием, но все же.
Новость сообщается, улыбка исчезает, и я огорченно хлопаю глазами.
Это наш первый Новый год в новом качестве, так хотелось встретить его вместе, и теперь облом. Полный.
Перед утром я просыпаюсь от холода и воя ветра за окном, накрываю жену вторым одеялом, потом сую ноги в тапочки и чуть отодвигаю штору.
За расписанным морозом стеклом круговерть снега, неверные блики фонарей меж домами и сплошная пелена за ними.
Набросив на себя плед, направляюсь на кухню, щелкаю выключателем и трогаю батарею.
Она холодная, а у потолка, по углам, иней.
Все ясно. Где-то очередная авария.
В Заполярье это в порядке вещей. Теплотрассы проложены на ряжах* поверх скал, и при резких перепадах температур металл часто оказывается слабее.
Я включаю на электроплите все конфорки, ставлю на одну чайник, закуриваю и наблюдаю, как они становятся малиновыми.
В семь утра, одев на себя все теплое, мы слушаем по радиоточке «Маяк» и завтракаем, а потом ждем прибытия машины.
Ровно в восемь звонит телефон и в нем возникает голос нового дежурного Толи Федченко.
– Привет, Валер. Ну что, готов к труду и обороне?
– Вроде того, где транспорт?
– Пока откладывается. На Кольском объявлено штормовое предупреждение. Звонил адмирал, приказал ждать.
– Ясно, – говорю я и кладу трубку.
Таня вопросительно на меня смотрит, и я сообщаю ей о том, что услышал.
– А штормовое предупреждение это что? – широко распахивает она глаза.
Я подробно объясняю, и жена понимающе кивает золотистой челкой.
Потом начинаются томительные часы ожидания, и время словно бы замирает.
Точно сказал один из героев Шолохова. «Нет ничего хуже, чем ожидать и догонять».
С показным интересом мы смотрим недавно купленный телевизор, затем обедаем и выпиваем по рюмке коньяка, от простуды.
А метель между тем свирепствует.
На кухне тонко дребезжит одно из стекол, надо будет закрепить, за окном растут сугробы, а на крыше дома напротив гремит лист сорванного железа.
Если у вас нету дома,
Пожары ему не страшны,
И жена не уйдёт к другому,
Если у вас, если у вас,
Если у вас нет жены, нету жены…
с чувством поет в телевизоре похмельный Мягков, и мне становится грустно.
В отличие от него у меня все это в наличии, но есть еще и приказ – непременно быть в Сайде. А это не Москва или Питер. Там чудес не бывает.
Впрочем, как и раньше, комедия затягивает, и мы на время забываемся.
Потом смотрим «Белое солнце пустыни», с его неподражаемыми колоритом и диалогами героев, после чего я связываюсь с отделом, узнать обстановку.
Все по прежнему, никаких указаний не поступало.
– А еще баржа с елками и хлебом застряла в Полярном, – сообщает Толя. – Судоходство закрыли до особого распоряжения. – У тебя как, елка есть?
– Нету, – говорю я. – Откуда?
– И у меня нету, – вздыхает Федченко. – Все так ждали эту баржу.
Спустя полчаса в дверь кто-то звонит, и я открываю.
На пороге расстроенная соседка.
У нее муж в море и сорвало кран горячей воды на кухне. Нужна помощь.
– Щас, – говорю я и направляюсь к кладовке.
В течение следующего часа, перекрыв стояк, я вожусь с ее краном, устраняю поломку и проверяю – все в порядке.
Затем мы поздравляем друг друга с Новым Годом, а сидящая на руках у соседки малыш, радостно визжит и пытается схватит меня за нос.
– Хороший какой мальчик, – показываю я ему «козу».
– Девочка, – улыбается соседка. – Анечка.
Когда время приближается к двадцати трем, затянувшееся ожидание прерывает телефонная трель, и я поднимаю трубку.
– Отбой, лейтенант – слышен издалека голос Толи. – «Ветер раз»* отменили.
– Наконец-то, высылай машину.
– Ее не будет, – смеется Федченко. – Звонил адмирал, можешь праздновать.
– Точно?
– Точнее не бывает, с Новым тебя Годом!
– И тебя! – радостно ору я. – С меня причитается!
– Ты слышала? – оборачиваюсь я к жене и встречаюсь с ее лучистым взглядом.
Чуть позже мы начинаем вооружать праздничный стол, и тут обнаруживается, что в доме нет хлеба.
– Не беда, – напяливаю я на себя канадку, – щас смотаюсь.
Спустя минуту, прихватив авоську, я лихо скатываюсь вниз, с натугой отжимаю заметенную снегом дверь и изумленно застываю на пороге.
На дворе прекрасная лунная ночь, в небе сияют звездные россыпи, а под ними, в неподвижном воздухе, хаос мерцающих искрами сугробов.
Со стороны Дома офицеров доносятся звуки оркестра, и во всех концах поселка слышен веселый скрип снега.
Оставив позади широкий деревянный трап с поручнями и едва угадывающимися на нем ступенями, я направляюсь по уже проторенной кем-то тропинке к дежурному магазину и, войдя туда, спрашиваю у размалеванной продавщицы хлеба.
– Нету, – следует ответ. – Должны привезти в 13-й.
Тринадцатый это хлебный киоск, находится в самом центре поселка, сзади универмага, и я направляюсь в ту сторону.
Миновав заснеженную площадь, с установленной в центре мигающей огоньками елью, где уже орудуют лопатами пару десятков моряков, я обращаю внимание на то, что от разных домов, в том же направлении, движутся еще какие-то тени.
– Конкуренты, – мелькает в голове, и я прибавляю ходу.
Когда прибываю туда, у киоска, вдоль уже расчищенной трактором улицы, чернеет и змеится солидная очередь.
Вся без исключения мужского пола и весьма нервная.
– Давай, открывай! – орут впереди сразу несколько голосов, и кто-то гулко стучит кулаком в закрытое окошко.
В ответ тишина, очередь волнуется, дымится сигаретами и становится больше.
Вдруг с высокой снежной насыпи, что рядом, в ее сторону катится громадный, красного шелка мешок, за ним оттуда же горизонтально скользит визжащая Снегурочка, а вслед за ней кувыркается здоровенный Дед Мороз
– Лихо! – в один голос выдыхает очередь, и кто-то даже хлопает в ладоши.
Между тем сказочные персонажи поднимаются, Дед с минуту очумело пялится по сторонам, а потом замечает нас и оглушительно гаркает, – ЗдорОво дети!
– И тебе не кашлять! – смеются в очереди, и она добреет.
Потом Дед шмякает мешок на загорбок, Снегурочка обнимает его за талию и, вопя в унисон, «Хмуриться не надо Лада!» – парочка, вихляясь, следует к очередному дому.
– Не дойдут, – с сожалением говорит стоящий впереди меня бородач. – Хана подаркам.
– Дойдут, – потирая рукавицей замерзшее ухо, возражает его сосед. – Это наш минер, его хрен свалишь.
В следующую минуту окошко открывается, оттуда веет свежеиспеченным хлебом, и первые счастливцы живо рысят к своим домам, бережно унося желанную добычу.
Спустя минут двадцать, я тоже затариваюсь двумя теплыми «кирпичами», чуть отщипываю у одного, и, бросив душистый кусочек в рот, топаю в обратном направлении.
Когда взбираюсь на верхнюю площадку трапа, над поселком вверх взлетает каскад сигнальных ракет и где-то орут «ура!»
– Неужели опоздал?!
Я останавливаюсь, поддергиваю рукав и гляжу на фосфорицирующие стрелки.
До Нового Года еще целых пять минут.