Погожее июльское утро.
Синь неба над сопками. Ультрамариновая гладь залива. Застывшие у берега, черные тела ракетоносцев.
Над ними, радуя глаз, под легким бризом трепещут флаги расцвечивания, а рядом, на пирсах, выстроены экипажи в парадной форме.
Затем тишина утра нарушается размеренными ударами метронома со штабной плавбазы и, с последним, усиленным динамиками, бодрым голосом дежурного по флотилии.
– На-а Фл-аг и Гю-йс, смир-рна!
Шеренги чуть вздрагивают и замирают.
– Фл-аг и Гю-йс поднять! – несется над заливом, и команду сменяют бравурные звуки Гимна.
Союз нерушимый республик свободных,
Сплотила навеки великая Русь.
Да здравствует созданный волей народов,
Единый, могучий Советский Союз!
торжественно несется в высокое небо, и по флагштокам кораблей вверх ползут сине-белые и алые полотнища.
– В-о-льно! – следует после завершения Гимна очередная команда, и флаги величаво реют в прозрачном воздухе.
Далее экипажи перестраиваются в колонны по четыре, выходят через лодочные КДП* на бетон вьющегося под скалами серпантина, и следуют походным шагом к выходу из режимной зоны*.
Впереди, с угнезденным на плече флотилийским знаменем, двухметровый, в белых перчатках лейтенант, с двумя, сопровождающими его здоровенными старшинами с автоматами, далее лучший в соединении экипаж, недавно получивший приз Главкома, и за ними остальные, всего полторы тысячи.
Лучи солнца играют на золоте офицерских погон, кортиков и шевронов, празднично синеют матросские гюйсы, в такт шагам взблескивают якоря на муаровых лентах бескозырок
– Не растягиваться, прибавить шагу! – изредка бубнят следующие сбоку экипажей старпомы, и черная волна минует широко распахнутые ворота контрольно-пропускного пункта.
За ним гудрон уходящей вверх дороги, и открывающийся сверху вид на поселок.
Он раскинулся в окаймленной сопками обширной долине и радует глаз почти городской перспективой.
Пяти и девятиэтажные дома вдоль заасфальтированных улиц, обширная площадь перед центральным универмагом, базовый Дом офицеров и школа неподалеку.
Улицы и площадь чисто подметены, дорожные бордюры и стволы молодых деревьев побелены известкой, на забранном в гранит, небольшом озере, свежей краской отсвечивает белый кораблик.
Перед универсамом, увенчанным лозунгом «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», длинная, обтянутая кумачом трибуна с воинскими начальниками, а по обеим сторонам от нее гражданская часть населения, представленная, в основном, гостями, женами моряков и их чадами.
Здесь же, на противоположной стороне площади, весело сияет медью сводный духовой оркестр, а в ее дальней части, откуда ожидается появление маршевых колонн, хмуро прохаживается военный комендант с помощником, и по всему периметру, с равными интервалами, бдит стоящий в оцеплении караульный взвод.
Вообще-то, исходя из ранга, коменданту полагается стоять на трибуне, пятым справа от командующего, но в прошлый День флота случился досадный казус, и волей единоначальника полковник лишился такой чести.
А всему виною была компания гражданских специалистов из «почтового ящика», которая неожиданно возникла из близлежащего ресторана и, распевая «Варяга», пыталась принять участие в параде.
– Курвы, – морщится комендант, вспомнив ту историю и обводит тяжелым взглядом подведомственную территорию.
Она, как говорят, соответствует, за исключением стайки собак, вольготно расположившейся на прогретом солнцем гранитном берегу озера.
Братья меньшие с интересом наблюдают за необычным скоплением двуногих, почесываются и звонко выкусывают блох друг у друга.
– Убрать, – бурчит полковник и тычет в них пальцем.
– Есть! – козыряет помощник и отдает соответствующее распоряжение.
Вслед за этим туда рысит ближайший боец из оцепления, псам выдается команда, «Пошли на хрен отсюда!» и стая неспешно трюхает в дальнюю часть озера.
А спустя минуту, из-за ближайших домов показывается длинная, с плывущим впереди знаменем, парадная колонна.
Следуя заранее определенной дислокации, экипажи занимают отведенные им места на противоположной части площади, а в празднично расцвеченной толпе зрителей, нарастает радостное оживление.
В отличие от них, стоявшие на трибуне хранят невозмутимое спокойствие и многозначительно надувают щеки.
– Ну что, будем начинать? – обращается один из адмиралов к командующему, и тот величаво кивает золотом шитья на фуражке, – можешь.
Далее следует начальственная отмашка, в наступившей тишине звонко щелкают мощные динамики и с крыши школы, в небо срывается стая голубей.
– Товарищи! – делает шаг к микрофону начальник политотдела соединения. – Митинг, посвященный Дню Военно-Морского флота Союза Советских Социалистических республик, – объявляю открытым!
Вслед за этим военный дирижер взмахивает палочкой, оркестр исполняет Гимн, и все проникаются важностью события.
– Слово предоставляется командующему флотилией, вице-адмиралу Батюшкину! – торжественно продолжает начпо, когда затихает завершающий аккорд.
– Товарищи североморцы! – неспешно обозревает пространство командующий. – От имени руководства Страны, Главкома и себя лично, поздравляю вас с Днем Военно-Морского флота!
Далее возникает короткая пауза и троекратное «ура!» уносится к кувыркающимся в небе голубям.
Затем командующий толкает подготовленную накануне речь, акцентируя ее на вопросах боевой и политической подготовки, выражает уверенность в дальнейшем их повышении в пику мировому империализму, после чего передает слово представителю штаба Флота и местной общественности.
Те тоже предметно высказываются, и наступает кульминация.
Застывшие на своих местах парадные расчеты напрягаются, зрители с интересом на них пялятся, и слышно как где-то в заливе кричат чайки.
– Смир-рна! – нарушается возникшая идиллия металлическим лаем из висящих на столбах репродукторов.
– К торжественному маршу, поэкипажно! На одного линейного дистанции! Первый экипаж прямо, остальные направо, шаго-м..арш!
С последней командой парадные расчеты оживают, медь оркестра взрывается «Прощанием славянки», адмиралы и иже с ними приосаниваются, а первый экипаж рубит строевым в направлении трибуны.
Сине – белое, с серебряным наконечником, знамя чуть колышется впереди строя, двести сорок, в надраенных до зеркального блеска ботинках ног, мерно попирают брусчатку площади, и в унисон им фонят стены близлежащих домов.
На подходе к трибуне в офицерских шеренгах дружно рявкают «и раз!», руки марширующих прижимаются к бокам, а нимбы белых чехлов на головах, вздергиваются вверх и вправо.
В ответ военачальники прикладывают руки к козырькам и делают подобные египетским сфинксам, лица.
Вслед за первым, перед трибуной и бурно выражающими удовольствие зрителями, теперь уже под звуки «Встречного марша» проходят второй и третий экипажи.
– Хорошо идут! – наклоняется представитель штаба флота к командующему и тот величаво кивает, – хорошо.
Когда же на площадь ступает последний, в дальнем ее конце возникает какая-то суета и крики.
Они привлекают всеобщее внимание, и в толпе зрителей раздается смех.
В нескольких метрах от последней, четко отбивающей шаг шеренги, виляя хвостами и довольно улыбаясь, гордо шествует собачья стая.
Впереди, согласно иерархии, громадный сенбернар со своей подругой колли, а за ними прочие, самых разных мастей и окраса.
Замыкают шествие несколько совсем юных щенков, дружно семенящих маленькими лапками.
– Мама, мама, смотри, военные собачки! – оглушительно визжит какая-то малышка, и смех перерастает в хохот.
А спустя час, на фуршете в Доме офицеров, отдавая дань армянскому коньяку и пайковым деликатесам, стоявшие на трибуне обмениваются мнениями по поводу завершившего парада.
– На достойном провели уровне, – солидно констатирует адмирал из штаба флота, обращаясь к командующему. – У тебя, Лев Алексеевич, – даже собаки службу знают.
– Само – собой, – отвечает тот и делает знак официанту, – повторить.
Вечером, над гремящем музыкой гарнизоном, в небо раз за разом уносятся разноцветные серии корабельных ракет.
..р-р-а! – сопровождают их восторженные крики.
И за всем этим с сопок, наблюдают «братья меньшие».
Которые тоже знают службу.
Примечания:
КДП – контрольно – дозиметрический пункт.
Режимная зона – зона особого режима, в которой стоят АПЛ