На разрисованном морозом стекле перистые узоры, в углу кабинета, на раскаленной лодочной грелке побулькивает и исходит душистым паром фарфоровый чайник, а на свободном столе (его хозяин в автономке), на расстеленной газете благоухает десяток пирожков с мясом, только что доставленных дневальным из матросского кафе.
– Так, щас дернем чифирку, отпишемся и «море на замок», – довольно потирает руки Мариоз Галимыч, вскрыв сейф и брякнув на стол «литерное» дело.
Мы с ним только что вернулись с «объектов», Габидулин с Сайда-губы, а я из гарнизонного поселка и изрядно продрогли.
Когда, немного подкрепившись, мы прихлебываем обжигающий напиток, сопровождая действо глубокими затяжками беломора, на моем столе звонит телефон, и я снимаю трубку.
– Как дела? – возникает в ней голос дежурного по флотилийскому отделу, моего однокашника Валеры Шабрина.
– Дела у прокурора, – отвечаю я. – У меня делишки.
– Понял, – отвечает Валера. – Давай их в сейф и срочно к Василию Ефимычу.
– Озадачили? – интересуется Габидулин, выдувая вверх тонкую струйку дыма.
– Вроде того, – опускаю трубку на рычаг. – Адмирал зачем-то вызывает.
– Озадачит, – философски изрекает капитан 3 ранга. – Давай, топай, он ждать не любит.
Спустя минуту, нахлобучив на голову шапку, я сбегаю вниз по широкому трапу казармы, пихаю от себя заиндевелую, с пружиной дверь и выхожу наружу.
Легкие наполняются морозным воздухом, и, скрипя по свежему снегу, я топаю в сторону Особого отдела флотилии.
Он чуть сбоку от казарменного городка, в белом здании на берегу залива.
Взбежав на широкое крыльцо, с лежащим перед дверью резиновым ковриком, я шаркаю по нему ногами, вхожу в небольшую прихожую и давлю висящую на стене кнопку.
Внутри хрюкает ревун, потом щелкает автоматический замок, и я оказываюсь внутри.
Стоящий у входа матрос охраны со штыком на поясе бодро козыряет, я в ответ, и направляюсь к комнате дежурного.
За ее проемом навстречу поднимается Шабрин, мы пожимаем друг другу руки, и я киваю в конец длинного коридора, – как настроение?
– Вполне, – улыбается Валера. – Я бы даже сказал, благодушное.
Проследовав по длинной ковровой дорожке, окаймленной с боков двумя рядами дверей с табличками, я ступаю в расположенный в торце темный тамбур, стучу костяшками пальцев в отделанную шпоном дверь и, со словами «прошу разрешения», вхожу внутрь.
Навстречу мягкий свет жужжащих под потолком плафонов, громадный портрет «Железного Феликса» на стене, и под ним массивная фигура начальника.
– Присаживайся – кивает он на приставной стол, и мы пожимаем друг другу руки.
Василия Ефимовича я знаю давно, еще когда служил срочную на одной из лодок флотилии и он направлял меня на учебу, а потом, будучи в Москве, пригласил к себе на службу.
– Как идет подготовка к выходу? – отложив в сторону какой-то талмуд, интересуется начальник, и я обстоятельно докладываю.
– Ну-ну, – благодушно гудит он, – давай, готовься.
Через месяц у меня выход на боевую службу, и я «подчищаю» все береговые дела.
Затем Василий Ефимович наклоняется, выдвигает ящик в одной из тумб стола и на свет появляются сложенный в несколько раз крейсерский военно-морской флаг и офицерский кортик.
– У меня к тебе просьба, – чуть выдвигает клинок из ножен, и снова вщелкивает его на место. – Сегодня во Вьюжном мой старинный друг, полковник Колосков, отмечает перевод в Москву. А у нас, как на грех, вечером совещание у командующего. Навести его и передай мои поздравления, а заодно и эти сувениры, добро?
– Нет вопросов, – отвечаю я, после чего адмирал помещает подарки в специально приготовленную коробку и передает мне.
– Поедешь с Огневым, на грузовом ГАЗе, – добавляет он. – И возьми пистолет, на всякий случай.
– Есть, – поднимаюсь я со своего места. – Разрешите идти?
– Давай, – кивает Василий Ефимович, и я направляюсь к выходу.
Спустя полчаса, недавно полученный отделом новенький ГАЗ-66 с крытым тентом отъезжает от отдела и рулит в сторону опоясывающего базу серпантина. На землю опускаются ранние сумерки.
– За час доедем? – закуриваю я папиросу и протягиваю пачку водителю.
– Должны, – тянет тот оттуда пальцами вторую и прибавляет газу.
Натужно ревя мотором, грузовик взбирается на серпантин, слева, внизу, проплывает режимная зона с парящим от холода заливом и застывшими у пирсов черными телами ракетоносцев.
Потом мы спускаемся в окаймленную причудливо изогнутыми полярными березками и кустарником распадок, в центре которого замерзшее озерцо, водитель врубает очередную передачу и ГАЗ, завывая, берет очередной подъем.
За ним, в обширной, окаймленной сопками долине, раскинулся гарнизонный поселок со скальным плато и заснеженными пятиэтажками, и полого уходящая вверх, накатанная дорога, сливающаяся с горизонтом.
На въездном КПП я предъявляю укутанному в тулуп матросу служебное удостоверение, то машет рукой, и второй поднимает шлагбаум.
– Погнали наши городских, – довольно ухмыляется Огнев, и грузовик, плавно набирая ход, катит в белое безмолвие.
Оно открывается сразу, поражает своей безмерностью и мрачной красотой мироздания.
Я протягиваю руку к закрепленной на панели старенькой, в кожаном чехле «Селге», щелкаю колесиком и кабину наполняет тихая мелодия.
Мне не забыцца песні той даўняе вясны:
На мурамскай дарожцы стаялі тры сасны.
Цяпер магу прызнацца – тады пачаў кахаць,
Цябе з ніякай кветкай не мог я параўнаць.
под серебряные переборы гитар поют молодые голоса и безмолвие исчезает.
Кругом белые искрящиеся просторы, со все темнеющим вверху небом, первые, едва заметные звезды в вышине и очарование прекрасной музыки.
– Хорошо поют, – вздыхает Огнев. – Душевно.
– Хорошо, – соглашаюсь я, и мы слушаем дальше.
Разница в возрасте у нас лет семь и восприятие, по-видимому, одинаковое. Первая любовь, грусть и оставшиеся надежды.
Между тем колеса «шишиги» (так у нас почему-то зовут ГАЗ) исправно накручивают километры, звезд на небе становится больше, и Огнев включает т фары.
В их свете, по сторонам хорошо расчищенной трассы мелькают причудливые тени, перед ветровым стеклом возникает белый рой, откуда-то, с просторов Арктики, налетает снежный заряд.
Через минуту все исчезает в бешеной круговерти, мы сбавляем скорость, по стеклу со скрипом гуляют «дворники».
– Только на Севере такое, – то и дело выворачивая руль, недовольно бубнит Огнев. – Все наоборот. Кому расскажешь, не поверят.
Александрына, цяпер прыйшла зіма.
Александрына, шукаю я – няма..
Александрына, і з песьняй ты цьвіла.
Александрына, якою ты была?
выдает приемник последний куплет, после чего следует завершающая импровизация.
И, как по волшебству, за окном все прекращается.
Ветер с воем улетает в просторы тундр, метельный рой исчезает, фиолетовое небо становится выше.
Минут через десять грузовик подкатывает к нужной нам, заснеженной развилке.
Следующая от нее влево, дорога ведет в сторону Полярного и дальше в Североморск, вправо – к затерянной в сопках погранзаставе, а та, что перед нами, во Вьюжный.
Там расположен небольшой судоремонтный завод «Нерпа», гарнизон военных строителей и еще какие-то, неизвестные мне объекты.
Искрящиеся огни поселка возникают километров через десять, за очередным, опушенным редким ельником поворотом.
Ухабистая дорога за ним, тянется вдоль гладкой заснеженной поверхности, а далекие, желтеющие окнами пятиэтажки, расположены на противоположной стороне.
– Тут объезжать еще километра три, – оборачивается ко мне активно работающий рулем Огнев. – Может рванем напрямик, через озеро?
Грузовик с воем преодолевает очередную рытвину, нас бросает из стороны в сторону, и я ору моряку, – стой!
Рев двигателя тут же затихает, в ушах звенит приятная тишина, и слышно как что-то потрескивает под капотом.
Открыв дверцы, мы выбираемся из кабины, разминаем затекшие ноги и топаем к кромке берега.
– Во, – отгребя сапогом слой снега, стучит кованым каблуком в лед Огнев. – Хорошо промерзло, можно ехать.
Я делаю то же самое и соглашаюсь.
Неделю назад была оттепель, а потом грянули морозы.
– Давай, – соглашаюсь я, и мы направляемся обратно.
Через минуту ГАЗ трогает с места, потрескивая береговой кромкой выбирается на лед, и мы катим по белому полю в сторону огней.
– Ну вот, – довольно шмыгает носом Огнев. – А там бы всю душу вытрясло.
Когда до противоположного берега остается половина, мы видим на нем несколько автомобилей и какие-то мечущиеся тени.
– Что за черт? – переглядываюсь я с водителем и верчу рукоятку опускания стекла.
– …ад! – неясно доносится оттуда. – …ад, мать..ашу!!
– Назад поздно, – косится на меня матрос, и я киваю, – прибавь газу.
Вот, наконец, и пологий берег.
А в следующую минуту впереди возникает змеящаяся трещина, потов вторая, и они начинают набухать водой.
– Черт, – шипит Огнев, и его лицо бледнеет.
Трещины между тем становятся ветвистее, и зад машины проседает.
– Врубай передний мост! – бледнея подсигиваю я на сидении, – быстро!
Вслед за этим слышен скрежет передачи, «шишига», круша ледяной припай, с воем вползает на берег и останавливается.
– Мать вашу! – возникает в свете фар автоинспектор в белом полушубке, и выдает все, что о нас думает. Здесь же, рядом, на нас с интересом взирает морской патруль и несколько зевак, после чего его старший – мичман, требует предъявить документы.
Когда выясняется, кто мы и откуда, милицейский капитан добреет, сообщает, что он занаряжен для нашей встречи на КПП* и предлагает сопроводить к полковнику.
– Мероприятие уже началось, – доверительно сообщает он. – Прошу в мою машину, – и делает знак рукавицей в сторону гаишного УАЗа.
– Давай за нами, – оборачиваюсь я к старшему матросу и усаживаюсь на переднее сидение.
– Повезло вам, – говорит капитан, когда машины выруливают на заснеженный асфальт и следуют вдоль длинной череды освещенных фонарей пятиэтажек. Здесь прошлой зимой военторговская машина тоже чуть срезала дорогу. Кладовщика и шофера вытащили, а грузовик того, булькнул.
– Знать судьба, – отвечаю я и закуриваю. Информация не из приятных.
Минут через пять, свернув на какую-то улицу, мы останавливаемся перед освещенными окнами типового кафе, в военных городках они почему-то все похожи, после чего инспектор уезжает, а я, получив от Огнева коробку, направляюсь к двери под вывеской.
Внутри небольшой холл, со скучающей гардеробщицей и мерцание экрана портативного телевизора.
– Вы из приглашенных? – оживляется бабуля, я молча киваю, передаю ей шинель с шапкой, и, мельком взглянув в зеркало, направляюсь в сторону банкетного зала.
Там сияние люстр, приглушенный шум голосов и звяк посуды
– А вот еще один опоздавший! – кричит кто-то из гостей, и ко мне поворачивается десяток голов. За расставленными буквой «П» столами сидят человек двадцать, женщин и мужчин, отдавая дань кушаньям и напиткам.
Отыскав глазами виновника торжества, он восседает в центре, я подхожу к нему, представляюсь и вручаю коробку.
– Спасибо, – довольно сопит полковник, жмет мне руку и передает коробку, возникшему рядом майору.
Потом, невзирая на желание следовать обратно, он усаживает меня рядом и наливается «штрафная».
Делать нечего, встаю, провозглашаю короткий тост и выцеживаю стакан водки.
– Могет флот, могет, – шелестит среди гостей, и я наваливаюсь на закуску.
Утолив первый голод, вспоминаю про Огнева.
Товарищ, полковник, – наклоняюсь к Колоскову. – У меня в машине матрос, – и тот понимающе кивает.
По его знаку к нам подходит все тот же майор, теперь я знаю, что это замполит и получает ценные указания.
Спустя час, распрощавшись с радушными хозяевами, я покидаю набирающее обороты застолье, и наш заиндевелый ГАЗон направляется к выезду из поселка.
Огнев весьма доволен, его от пуза накормили, да еще вручили объемный пакет в дорогу.
– Давно так не шамал, – икает он. – Хорошо, однако, служить в милиции.
Потом мы минуем выездное КПП, со стоящим у него знакомым УАЗом, и объезжаем по ухабистой дороге коварное озеро.
На нем наш старый след, четко пропечатанный рубчатыми колесами, и мы молча переглядываемся. Хорошо все, что хорошо кончается.
А погода между тем явно изменилась.
Мороз упал, небо стало выше и светлее, к утру не иначе будет оттепель.
Я снова включаю «Селгу», оттуда тихо льется музыка, навевая лирические настроения.
Когда мы подъезжаем к развилке, то видим пританцовывающую там, группу. Двое военных в шинелях, и гражданские женщина и мужчина, с ребенком на руках.
– Тормози, – видя как они «голосуют», особождаюсь я от полудремы, и грузовик плавно плавно останавливается.
В следующее мгновение слышен быстрый хруп снега, и я открываю дверцу кабины.
– Не в Гаджиево? – возникают внизу два побелевших от холода лица.
– Точно так, – чуть улыбаюсь я, – садитесь.
– Грузимся ребята! – оборачивается старший, с погонами капитана 3 ранга.
Мы с Огневым выбираемся наружу, он гремит запорами кузова и откидывает заднюю стенку.
Женщину, с укутанным до глаз пацаненком, мы помещаем в теплую кабину, а все остальные, прихватив вещи, лезут в кузов.
Там, у противоположного борта, мы вооружаем откидную скамейку, тесно усаживаемся в ряд и я стучу рукой по кабине, – поехали!
«Шишига», урча, набирает ход, стенки кузова чуть подрагивают.
– Будешь? – отвинтив крышку, протягивает мне капитан 3 ранга мельхиоровую шильницу.
– Нет, – отвечаю, – спасибо. Я уже принял.
– Ясно, – делает тот глоток и передает флягу спутникам.
В светлом проеме роятся снежинки, вдаль убегает лента дороги, на душе легко и благостно.