– Чарли, Моррисон, паскуда, не хочет печатать мои стихи.
– Ну, что он паскуда, я и без тебя знаю, а что за стихи, говоришь, дай-ка взгляну…
– Фу, Чарли, что это?
– А ты не видишь – бюстгалтер, мать твою… ты еще понюхай.
– Вернее то, что от него осталось… ты опять трахался с этой позорной шлюхой? С Хеленой, да?
– Ну, ты по-легче, сынок, лучше принеси-ка мне бутылку рому с кухни.
– Чарли, ты неисправим, – голос с кухни.
– Ну, уж не тебе меня перевоспитывать, сосунок.
– На, держи свое вонючее пойло.
– Так где стишки?
– Сейчас.
– Ох, куда запрятал, прям как девка целку.
– Вот, читай.
– Так…
Моя любовь столкнулась с ледяной стеной,
Безмолвно сердце, грудь окаменела, —
Украсть ее в чертоги призрачного неба…
Овеять огненным кольцом зигзаги молний.
Не остановлюсь я ни пред темным Стиксом,
А те смешные псы, их разрубить мечом…
И на Феррари, чудной колеснице, умчать,
Сверкая огненным щитом, подарком Зевса.
Ее окутал злой Морфей, Аид овеял сном,
И пеленой несчастья – спит, моя принцесса
Голубых кровей, проснись рассвет зардел,
Твой Аполлон готовит для тебя фиесту.
– Блять, про что это, никак не уразумею… щиты огненные, колесницы…
– Про любовь, Чарли, это любовная лирика, как у Данте, помнишь?
– Ты охренел, мать твою, Данте так не писал ни в жисть… У Данте терцина рифмованная, а это что?
– Кватроцина… я усовершенствовал, смотри, как классно выходит.
– Ты белены объелся, не пойму, ты чего нагородил, пострел окаянный?
– Да, ты просто уже стал полным маразматиком, не помнишь ни черта, старый осел!
– Все, иди в задницу со своей хлабудой, достал уже…
– Чарли, но ты даже не дочитал!
– Все, мое терпение лопнуло уже на том, что я посмотрел.
– Вот и Моррисон не стал дочитывать, скотина. Вы с ним похожи, Чарли…
– Правильно и сделал, что не стал их печатать.
– Почему?
– В них нет концепции, сынок. Пойми, стихи это не просто красивые слова с рифмой, это ткань…
– Ой! Чарли, не песди, ты сам-то не пишешь стихов, и откуда тебе знать тогда?
– И я не знаю, мать твою, но могу отличить настоящий стих от халтуры недоделанной. Возьмем Шекспира, к примеру.
– Я не о Шекспире тебе толкую, о Данте, размерность его ты хотя бы уловил?
– Ты мне еще будешь объяснять, кто такой Данте, сосун несчастный!
– Чарли, Вы с Моррисоном два твердолобых недотёпы, я, кажется, стал понимать Вас теперь.
– Ей, Богу, это он тебя ко мне послал, навозный выпердыш.
– Никто меня не посылал, я сам пришел узнать твое мнение.
– Ну, тогда ты его уже узнал – задрипанная, затасканная хлабуда… доволен?
– Ты специально так говоришь, потому что сам не можешь так написать.
– Не смеши мою задницу, сынок. Лучше залезь под юбку к какой-нибудь милашке.
– Да, ты прав, от тебя скоро останется одна огромная волосатая ухмыляющаяся задница, об которую пацанва будет окурки тушить.
– Но, но ты по осторожней с моей задницей, она у меня нежная и чувствительная. Ладно, я поговорю с Моррисоном, оставь свои записки.
– Спасибо, Чарли!..
– Ладно, ладно… пощипли девку, что ль какую-нибудь, сколько можно бумагу переводить.
– Нет, Чарли, я люблю единственную на свете, – слова с улицы.