Гунсунь Цэ расследует запутанное дело и получает звание, создает орудия казни и отправляется расследовать злоупотребления
Итак, Гунсунь Цэ доложил обо всем, что ему удалось узнать в деревне Цилицунь, и Бао-гун велел без промедления доставить Ю Гоу-эра в суд.
Преступника ввели в зал и поставили на колени.
– Ты и есть Ю Гоу-эр? – спросил Бао-гун.
– Да, господин, – подтвердил тот.
– Ко мне являлась с жалобой душа Чжан Ю-дао, говорит, вы со своим хозяином его убили. У Чэнь Ин-цзе своя корысть была, ведь он связался с женой Чжан Ю-дао. Тебе же бояться нечего. Признаешься – помилую.
Ю Гоу-эр было перепугался, но, увидев, как милостив к нему Бао-гун, рассказал все без утайки.
– Как-то хозяин явился домой рассерженный: ходил к любовнице и ненароком наткнулся на ее мужа. С того дня он не переставал думать, как избавиться от Чжан Ю-дао, и однажды говорит: «Достань для меня трупную черепашку, она на червяка похожа, а величиной с гусеницу-землемера». – «Где же ее достать?» – спрашиваю. «В какой-нибудь могиле». Я растерялся. Хозяин заметил это, дал мне два слитка серебра и еще шесть му земли пообещал. Я перестал работать, чтобы не уставать, а по ночам раскапывал могилы. Целых семнадцать раскопал, пока нашел эту черепашку. Хозяин высушил ее и растер в порошок. Потом я узнал, что от этого порошка, если его подсыпать в еду, начинаются боли в сердце, а потом наступает смерть. При этом на теле никаких следов, только красное пятнышко между бровями. Когда Чжан Ю-дао умер, я сразу понял, что это мой хозяин, подлец, его отравил. А теперь судите меня, господин.
Как только Ю Гоу-эр подписал показания, Бао-гун велел привести Чэнь Ин-цзе.
– Повторишь при нем свои показания, – сказал Бао-гун Ю Гоу-эру. – Это смягчит твою вину.
Затем Бао-гун распорядился вызвать также любовницу Чэнь Ин-цзе и старуху с невесткой. Первым в зал ввели Чэнь Ин-цзе.
– Ты за что погубил Чжан Ю-дао? – спросил Бао-гун.
– Не губил я его, господин! – стал отпираться богач, бледнея от страха.
Бао-гун стукнул молотком по столу:
– Лжешь, подлый раб!
В это время в зал ввели Ю Гоу-эра. Богач задрожал всем телом:
– С женой Чжан Ю-дао я распутничал, признаюсь, а Чжан Ю-дао не губил. Не верьте Ю Гоу-эру, господин!
Но тут принесли орудия пытки, и Чжан сразу заговорил по-другому:
– Я все скажу, все скажу…
И он рассказал, как Ю Гоу-эр достал трупную черепашку, как он приготовил из нее яд, передал Лю и уговорил ее отравить мужа. Только подписал Чэнь Ин-цзе показания, как посыльный доложил:
– Лю и старуха Ю с невесткой здесь.
Сперва Бао-гун распорядился привести Лю. Та вошла с самодовольным видом, но, заметив своего любовника, изменилась в лице. Бао-гун не стал ей учинять допрос, лишь велел Чэнь Ин-цзе повторить показания.
– Душа мертвого пожаловалась господину начальнику, так что отпираться бесполезно, – сказал Чэнь Ин-цзе напоследок. – Лучше признайся, чтобы не пытали.
– Никчемный дурак! – в сердцах воскликнула женщина. – Напрасно я с тобой связалась! Но раскаиваться поздно. – Она поклонилась Бао-гуну. – Да, я отравила мужа. И его брата оклеветала.
В зал ввели старуху. Она стала молить о снисхождении:
– Господин, смилуйтесь над сыном! Не то мы с голоду умрем! Чэнь Ин-цзе обещал нам землю, да так и не дал. У меня даже бумага есть.
Старуха подала бумагу Бао-гуну. Тот узнал почерк Гунсунь Цэ и с усмешкой обратился к Чэню:
– Как же это ты не сдержал слова?
Чэнь Ин-цзе молча подписал дарственную.
Бао-гун объявил приговор: Лю – четвертовать, Чэнь Ин-цзе разрубить пополам, Ю Гоу-эра – повесить.
Покончив с этим делом, Бао-гун написал доклад императору и попросил Гунсунь Цэ переписать набело. Не успел Гунсунь Цэ закончить, как явился Бао Син с еще одной бумагой.
– Господин просит переписать и приложить к докладу. Обе бумаги он собирается подать государю завтра.
Гунсунь Цэ выпучил глаза и встревожился: Бао-гун писал, что император использует людей не по назначению, ибо оказание помощи пострадавшим от неурожая дело важное и нельзя поручать его фаворитам императрицы…
На следующее утро Бао-гун отправился ко двору. Император прочел доклад, и возникшее было недовольство быстро сменилось радостью, когда он подумал:
«Если человек честно говорит о злоупотреблениях, значит, он искренне печется о благе государства».
И Сын Неба пожаловал Бао-гуну звание великого ученого мужа[28] и повелел произвести расследование злоупотреблений в Чэньчжоу.
Бао-гун опустился на колени:
– Я не смогу выполнить ваше повеление, государь, ибо не облечен властью, и никто не станет мне подчиняться.
– В таком случае жалуем вам три ножа, – промолвил император.
Бао-гун поблагодарил за милость и покинул дворец.
Все подчиненные уже собрались в ямыне, чтобы поздравить Бао-гуна с почетным званием.
– Государь пожаловал мне три ножа. Подумайте, что еще нам надобно, и доложите, – обратился Бао-гун к Гунсунь Цэ и удалился во внутренние покои.
Гунсунь Цэ не мог взять в толк, чего добивается от него Бао-гун. Потом вдруг его осенило: «И как это я сразу не догадался?! Он задумал избавиться от меня, вот и поручил невыполнимое дело. Вот что я сделаю… Пусть знает, что я не из робких!»
Гунсунь Цэ обмакнул кисть в тушь, нарисовал три ножа, составил их описание и способ изготовления. Каждому ножу дал название: «голова дракона», «голова тигра» и «собачья голова».
С рисунками Гунсунь Цэ отправился к Бао-гуну. Но как велико было его удивление, когда Бао-гун не только не рассердился, но просиял от удовольствия:
– У вас поистине небесный талант, учитель!
Затем он велел вызвать мастеров и приказал изготовить образцы ножей, намереваясь показать их на следующий день императору.
Гунсунь Цэ в недоумении пожимал плечами. «Неужели он не догадался, что это шутка?»
Гунсунь Цэ вернулся к себе и сделал чертежи станков, в которых ножи должны крепиться. Мастера со всем усердием принялись за дело. К утру все было готово.
Бао-гун приказал поставить ножи со станками в большой желтый короб и отнести во дворец. А сам в паланкине отправился следом.
Представ перед Сыном Неба, Бао-гун доложил:
– Вчера, государь, вы удостоили меня величайшей милости: пожаловали мне три императорских ножа. Без высочайшего позволения я не посмел бы ими воспользоваться. Взгляните же!
Служители поставили у красного крыльца большой короб.
– Этими ножами я буду казнить преступников, – пояснил Бао-гун. – Знатных – «головой дракона», богатых, но незнатных – «головой тигра», простолюдинов – «собачьей головой».
Император догадался, что для устрашения провинциальных чиновников Бао-гун решил заменить дощечки ножами, и выразил полное свое одобрение.
Едва Бао-гун покинул дворец, как перед его паланкином опустились на колени какие-то старики. Один держал в руке прошение. Бао-гун велел остановиться, взял переданное Бао Сином прошение, пробежал глазами, хмыкнул и изорвал в клочки.
– Лезут тут со всякими пустяками!
Носильщики понесли паланкин дальше, а старики запричитали:
– С таким трудом добрались до столицы, думали защиту найти, но оказалось – здешний начальник тоже боится злодеев! Теперь некому больше жаловаться!..
Утирая слезы, старики побрели прочь из города. Но за городскими воротами их нагнал всадник. Это был Бао Син. Он отвел стариков в безлюдное место и сказал им:
– Господин нарочно порвал прошение. На улице слишком много глаз и ушей. Двоих из вас он велел привести. Остальные пусть укроются в надежном месте.
Выслушав стариков, Бао-гун велел им ждать, а когда он отправится в Чэньчжоу – идти за ним следом.
Спустя несколько дней Бао-гун стал готовиться к отъезду. На проводы собрались все чиновники из ямыня.
Бао-гун сделал последние распоряжения и тронулся в путь. Его сопровождали Тянь Чжун, Гунсунь Цэ и другие сановники, старики, подававшие жалобу, следовали на некотором отдалении.
К вечеру добрались до селения Саньсинчжэнь. Проезжая по улице, Бао-гун услышал, что какая-то женщина, стоя на коленях, жалуется на несправедливость. Бао Син взял у нее бумагу и передал Бао-гуну. Тот прочел и сказал женщине:
– Я вызову тебя в ямынь, а пока иди.
Паланкин двинулся дальше.
О дальнейших событиях вы узнаете, если прочтете следующую главу.