Чтобы было интересней читать, чтобы вы, так сказать, не соскочили с крючка, я сразу скажу пару важных слов о том, о ком будет написано дальше. Итак, Миша. Мой первый муж. Мой третий мужчина. Он был настолько своеобразным человеком, насколько вообще можно быть таким. Миша был кем-то когда-то очень глубоко ранен. Возможно, родителями. Точно я не знала. Но последствия этого ранения в полной мере ощутила на себе. Из этих отношения я чудом вышла живая, и с такой потерей, что писать об этом очень страшно. Точнее будет сказать, что писать о таком не следует. И рассказывать вообще. И просто забыть бы неплохо, как страшный сон. Писатель никогда наперед не знает судьбу своего повествования. Но он должен быть готов к тому, что его прочтут. Поддержат или осудят. На этом участке непростого текста много строк и абзацев может начинаться с «итак, Миша». Кроме того, что Миша был интересным и оригинальным, он был
жестоким
обидчивым
непримиримым
ревнивым
одиноким
эгоистичным
непонятым
снова жестоким, только уже исходя из всего вышеперечисленного. Как я могла связать с ним свою жизнь? Не знаю. Очевидно, по тому же принципу: жертва притянулась к тирану. Примоталась к нему цепью из арматурных стержней, укрепила эту связь колючей проволокой, и готова была упасть за ним, с ним в пропасть. Сейчас пишу, и думаю, сколько во мне силы, что я смогла разорвать эти узы. Сколько во мне силы, что я вообще живу. Какая цена была заплачена за то, что я ушла. Сбежала. Вырвалась. Заплачена, и платится по сей день. Могу ли я писать плохое о покойном? Не положено вроде как. Могу я сказать о нём правду? Уверена, могу. Имею полное право. Он-то благополучно свалил больше двадцати лет назад, а я тут расхлебываю до сих пор.
Когда Миша перешел со мной через дорогу, выяснилось, что он не курит.
– Хм.
– Ну… я думал, ты меня научишь.
– Вряд ли это то, чему стоит учиться.
– Но сама-то ты куришь!
– Привычка. Я курю с пятнадцати лет.
– Так это всего год…
– Полтора. – важно ответила я.
Курить ваша покорная слуга Мишу научила на раз, два… даже без три. Вообще, в детстве многим одноклассницам и подружкам родители запрещали со мной общаться под заголовком «она тебя научит плохому». Тогда меня это задевало, сейчас понимаю, что они были правы. Миша подавился дымом, покашлял, позеленел, пострадал тошнотой, и закурил. Всё заняло одну сигарету и две минуты времени. С тех пор он был курящим человеком до самой своей смерти.
Мишка с первого взгляда не понравился мне, как парень. А я – ему… как он говорил мне позже много раз – его поразила вспышка влюблённости ко мне сразу. Как только я вошла в класс. И больше уже не отпускала. После всего плохого, ужасного и отвратительного, что мы с ним пережили, за пару месяцев до своей смерти Миха снова звал меня замуж. Он был в отношениях, я была в отношениях. Мой роман в тот момент меня полностью устраивал. Миху не устраивали никакие связи, ни с кем, кроме как со мной. Я тогда отказала ему, а потом нам больше не пришлось увидеться. Но в 1988м году мы оба были вполне живы, здоровы, и между нами установился некий дружеский контакт. Я часто буду называть дальше в повествовании Мишу – Михой, потому, что собственно так все его и звали. По-моему, даже дома. Итак, мы стали друзьями. И Миха, поняв, что ничего большего ему пока не светит, терпеливо был другом. Притом я начала встречаться с одним местным гопником, который на время уходил в училище, но вернулся обратно. Ну, гопник из него был, конечно, так себе: в училище он не выдержал обстановку, получил там пиздюлей пару раз. Но на фоне положительных одноклассников Юра был первоклассным хулиганом. А мне всегда нравились плохие парни.