На лестничной площадке Эркюль Пуаро, немного задержавшись, чуть склонил голову набок с видом человека, прислушивающегося к чему-то. Снизу не доносилось ни звука. Он подошел к окну на площадке и выглянул наружу. Мэри Рестарик была внизу, на террасе, и снова занималась своими садоводческими делами. Пуаро удовлетворенно покивал и тихонько пошел по коридору, открывая по пути все двери, одну за другой. Ванная, шкаф с постельным бельем, гостевая спальня с двуспальной кроватью, еще одна комната, явно кем-то занятая, женская спальня с двуспальной кроватью (здесь спит Мэри Рестарик?). Следующая дверь вела в смежную комнату, как он решил, принадлежащую Эндрю Рестарику. Сыщик повернулся к противоположной стороне площадки. Дверь, которую он открыл первой, была в спальню на одного человека. В данное время, как понял бельгиец, ее никто не занимал, но, возможно, кто-то пользовался ею по уик-эндам. На туалетном столике лежали щетки для волос. Пуаро внимательно прислушался, потом вошел на цыпочках внутрь и открыл платяной шкаф. Да, в нем висела кое-какая одежда. Одежда для загородных прогулок.
Стоял здесь и письменный стол, но на нем ничего не лежало. Сыщик тихонько выдвинул его ящики. В них валялись всякие мелочи, пара писем, но письма эти были совершенно банальные, да и даты на них стояли давнишние. Он задвинул ящики обратно, спустился вниз, вышел из дома и попрощался с хозяйкой, отказавшись от приглашения к чаю, сообщив при этом, что обещал вернуться к своим друзьям, поскольку ему нужно успеть на поезд в город, а тот будет очень скоро. – Вам разве не нужно такси? Мы можем вызвать. Или я сама могу отвезти вас на машине.
– Нет, нет, мадам, вы слишком добры.
Пуаро пешком вернулся в деревню, свернул в переулок за церковью, прошел по небольшому мостику над ручьем и вышел к месту, где, укрывшись под березой, стояла большая машина с ожидающим его шофером за рулем. Шофер выскочил наружу и открыл ему дверцу; Пуаро забрался внутрь, уселся и стащил с ног лакированные ботинки, испустив при этом вздох облегчения.
– А теперь возвращаемся в Лондон, – сказал он.
Шофер закрыл дверцу, вернулся на свое место, и машина, тихо урча двигателем, неспешно тронулась с места.
Стоявший у дороги молодой человек, яростно махавший рукой с вытянутым большим пальцем, прося подвезти, не являл собой ничего необычного. Взгляд Пуаро почти без интереса задержался на этом члене бродяжьего братства, ярко одетом, с длинными волосами и довольно экзотической прической. Таких при дороге попадалось много, но когда они проезжали мимо него, Пуаро внезапно резко выпрямился и обратился к водителю:
– Остановитесь, пожалуйста. Да, и, если можно, сдайте назад. Там человек просит его подвезти.
Шофер обернулся и недоверчиво посмотрел на него через плечо. Такого он от своего пассажира никак не ожидал. Но Пуаро лишь слегка покивал ему, так что он послушался.
Молодой человек по имени Дэвид приблизился к машине.
– А я уж думал, что вы не остановитесь, – радостно заявил он. – Весьма признателен, весьма!
Он забрался в машину, снял с плеч небольшой рюкзачок, опустил его на пол и пригладил свои медно-каштановые волосы.
– Вы, стало быть, меня узнали, – сказал он.
– Вы, знаете ли, довольно заметно одеты. Бросаетесь в глаза.
– Правда? Вам так кажется? Да ладно, я всего лишь один из братства бродяг.
– Принадлежащих к школе Ван Дейка… Весьма впечатляет. Модно и изящно.
– Ох! Никогда об этом не задумывался. Да, верно, в этом что-то есть, в том, что вы говорите.
– Вам бы следовало носить еще и широкополую шляпу, как у кавалеров-роялистов прошлого, – сказал Пуаро. – И кружевной воротник, если мне позволено будет дать вам совет.
– Ну не думаю, что мы дойдем до такого! – Молодой человек рассмеялся. – Вот миссис Рестарик меня в упор не желает видеть! Вообще-то, я отношусь к ней точно так же, с такой же неприязнью, так сказать, взаимообразно. Да и наплевать мне на этих Рестариков! Есть ведь что-то определенно отталкивающее в этих успешных денежных тузах, вам не кажется?
– Это зависит от точки зрения. Вы, как я понимаю, больше внимания уделяете их дочери, не так ли? – Весьма изящно сказано, – заявил Дэвид. – «Уделяете внимание дочери…» Думаю, это можно назвать и так. Но в этом полным-полно всяких неопределенностей; всё, так сказать, пятьдесят на пятьдесят, понимаете? Она ведь тоже уделяет мне внимание.
– А где мадемуазель находится сейчас?
Дэвид обернулся к нему, довольно резко.
– А почему вы спрашиваете?
– Мне бы хотелось с нею познакомиться. – И сыщик пожал плечами.
– Не думаю, что она того типа, который мог бы вам понравиться, равно как и я сам, понимаете? Норма сейчас в Лондоне.
– Но вы сказали ее мачехе…
– Ох! Мачехам никогда всего не сообщают.
– А где именно она в Лондоне?
– Она работает в ателье, где занимаются оформлением интерьеров. Это на Кингз-роуд, где-то в Челси[22]. Не помню, как оно называется. Ателье Сьюзан Фелпс, кажется.
– Но она ведь не там живет, насколько мне известно. У вас есть ее адрес?
– О да! В таком огромном многоквартирном доме. Я только не понимаю, почему это вас так интересует. – Ну человека могут интересовать многие вещи…
– Что вы имеете в виду?
– Что именно привело вас в этот дом – кажется, он называется «Лабиринт»? Вы явились туда тайно и даже поднялись наверх.
– Я вошел туда через боковую дверь.
– И что вы искали наверху?
– Это мое дело. Не хочу быть грубым, но вам не кажется, что вы слишком любопытны?
– Да, я проявляю некоторое любопытство. Я хотел бы точно знать, где сейчас находится эта молодая леди.
– Все понятно. Милый Эндрю и милая Мэри – чтоб им в аду гореть! – наняли вас, не так ли? Они пытаются ее отыскать?
– Пока что, – ответил Пуаро, – я не думаю, что они считают, что она пропала.
– Но кто-то же вас нанял?
– Вы исключительно проницательны, – заметил Пуаро и откинулся на спинку сиденья.
– Я просто задался вопросом, чего вы добиваетесь, – сказал Дэвид. – Потому и помахал вам. Надеялся, что вы остановитесь и сообщите мне какую-то информацию. Это моя девушка. Вам это известно, не так ли?
– Насколько я понимаю, такова, надо полагать, была задумка, – осторожно ответил Пуаро. – И если так, то вы должны знать, где она. А если не так, мистер… простите, кажется, я так и не узнал, как вас зовут, – помимо, разумеется, того, что ваше имя Дэвид. – Бейкер.
– Возможно, мистер Бейкер, вы поссорились.
– Нет, мы не ссорились. Почему вы так подумали?
– Мисс Норма Рестарик уехала из «Лабиринта» вечером в воскресенье или утром в понедельник?
– Это зависит… Есть утренний автобус, уехать можно на нем. Приходит в Лондон чуть позже десяти. В этом случае она опоздала бы на работу, но не слишком сильно. Обычно она уезжает вечером в воскресенье.
– Она уехала в воскресенье вечером, но так и не появилась в «Бородин мэншнз».
– По всей видимости, не появилась. Так говорила Клодия.
– Мисс Рис-Холланд – так ее зовут, не правда ли? – разве она не удивилась и не забеспокоилась?
– Боже ты мой, нет, конечно! Да и с чего бы? Они там вовсе не следят друг за другом, эти девицы.
– Но вы-то полагали, что она уже туда вернулась?
– Нет. Она ведь и на работе тоже не появлялась. В ателье эти ее штучки уже всем здорово надоели, я вам точно говорю.
– А вы, мистер Бейкер, уже начали беспокоиться?
– Нет. Естественно – я хочу сказать… ну, черт бы меня побрал, если я знаю! Не вижу никаких причин, чтобы начинать беспокоиться. Только вот время-то идет… Что у нас нынче – вторник?
– Она с вами не ссорилась?
– Нет. Мы вообще не ссоримся!
– Но вы все же беспокоитесь о ней, мистер Бейкер?
– А вам какое до этого дело?
– Мне до этого нет никакого дела, но, как я понимаю, в доме случилась какая-то беда или неприятность. Она не любит свою мачеху.
– Совершенно верно. Она настоящая сука, эта женщина! Настоящий кремень! И Норму она тоже не любит.
– Она недавно болела, не так ли? Ей пришлось лечь в больницу.
– О ком это вы – о Норме?
– Нет, я не имею в виду мисс Рестарик. Я говорю о миссис Рестарик.
– Да, кажется, она была в какой-то частной лечебнице или санатории. Без всяких на то причин. Я бы сказал, что она здоровая, как лошадь!
– И мисс Рестарик ненавидит свою мачеху.
– Она иногда бывает не в себе… она вообще неуравновешенная, Норма. Ну, знаете, иной раз жутко выходит из себя, срывается с резьбы… Но точно вам говорю, все девицы всегда ненавидят своих мачех!
– А разве мачехи от этого всегда заболевают? Достаточно серьезно, чтобы лечь в больницу?
– На что вы, черт побери, намекаете?!
– На садоводство. Или на использование гербицидов.
– Что вы хотите этим сказать – использование гербицидов?! Вы что, предполагаете, что Норма… что она могла подумать… что она…
– Люди болтают, – сказал Пуаро. – По округе расходятся слухи и сплетни.
– Вы хотите сказать, что кто-то болтает, что Норма пыталась отравить свою мачеху? Это вздор! Совершеннейший абсурд!
– Это весьма маловероятно, я согласен. Вообще-то, именно этого никто и не утверждает.
– Ох! Извините. Я вас неверно понял. Но что именно вы хотели сказать?
– Мой дорогой юноша, – сказал Пуаро, – вы должны понять, что ходят определенные слухи, а такие слухи почти всегда касаются одного человека – мужа.
– Что?! Бедного старого Эндрю?! Совершенно невозможно, вот что я вам должен сказать!
– Да. Да, мне это тоже кажется не слишком вероятным.
– Ну а тогда зачем вы здесь оказались? Вы ведь все-таки детектив, не правда ли?
– Да.
– Ну и?..
– Мы с вами играем в вопросы и ответы, причем ответы не соответствуют вопросам, – сказал Пуаро. – Я приехал сюда вовсе не для того, чтобы расследовать какой-то сомнительный или возможный случай отравления. Вы должны меня простить, если я не в состоянии ответить на ваши вопросы. Дело-то весьма деликатное, не подлежащее огласке, понимаете?
– Что вы, черт побери, хотите этим сказать?
– Я приезжал сюда, – ответил бельгиец, – чтобы увидеться с сэром Родриком Хорсфилдом.
– Что? С этим старикашкой? Да он же практически выжил из ума, не так ли?
– Этот старикашка, – ответил Пуаро, – владеет множеством секретов и тайн. Я отнюдь не утверждаю, что он и сейчас принимает активное участие в подобных делах, но знает он очень многое. Во время последней войны сэр Родрик имел весьма широкие контакты и был связан со многими тайными делами. И лично знал многих важных людей.
– Ну это же было так давно…
– Да, да, его участие в подобных делах имело место давным-давно. Но неужели вы не понимаете, что есть некоторые вещи, которые весьма полезно знать и сегодня?
– Какие вещи?
– Кое-каких людей, к примеру, – ответил Пуаро. – Чье-то лицо, которое сэр Родрик может узнать. Опознать человека, его манеру поведения, манеру речи, характерные жесты, понимаете? Эти старикашки, они многое помнят. Помнят не то, что произошло на прошлой неделе, в прошлом месяце или в прошлом году, но они помнят события, случившиеся, скажем, почти двадцать лет назад. И они могут помнить кого-то, кто вовсе не желает, чтобы его помнили. И еще они могут рассказать вам некоторые вещи о некоторых мужчинах или женщинах или припомнить нечто такое, в чем они были замешаны. Я говорю общими словами, вы понимаете. Так что я ездил к нему за информацией. – Вы ездили к нему за информацией, да? К этому старикашке?! Он же давно с ума съехал! И он сообщил вам эту информацию?
– Скажем так, я был вполне удовлетворен результатами этого визита.
Дэвид продолжал недоверчиво смотреть на него.
– Интересно, – сказал он наконец. – Неужто вы и впрямь приехали повидаться с этим старикашкой? Или, может быть, вы приехали поглядеть на одну маленькую девицу, а? Может, вы хотели выяснить, что она делает в этом доме? Я и сам не раз и не два об этом задумывался. Как вы полагаете, может быть, она устроилась на это место, чтобы заполучить от старичка кое-какую информацию о прошлом?
– Я не думаю, – ответил Пуаро, – что это приведет нас к каким-то полезным результатам, если мы станем и дальше обсуждать подобные вопросы. Она, кажется, весьма преданная и внимательная – как бы ее назвать? – секретарша.
– Помесь больничной медсестры, секретарши, компаньонки и au pair, а еще помощницы для старого дядюшки, так? Да, можно подобрать для нее немало подходящих названий, не так ли? Он-то от нее просто без ума, вы заметили?
– Не вижу в этом ничего неестественного при данных обстоятельствах, – строгим тоном ответил Пуаро.
– Могу вам сообщить, что кое-кто очень ее не любит. И это наша Мэри.
– А мадемуазель, вероятно, в свою очередь, не любит Мэри Рестарик.
– Вы так полагаете, не правда ли? – осведомился Дэвид. – Что Соня не любит Мэри Рестарик? Тогда, возможно, вы пойдете еще дальше и станете думать, что она, возможно, предпринимала попытки выяснить, где в доме хранятся гербициды? Ба, ба, ба!.. Все это совершенно нелепо! Ну хорошо. Спасибо, что подвезли. Я, наверное, здесь вылезу.
– Ага. Именно сюда вы направлялись? Нам же до Лондона еще добрых семь миль ехать.
– Я выйду здесь. До свидания, месье Пуаро.
– До свидания.
Дэвид вышел из машины и захлопнул за собой дверцу, а сыщик откинулся на спинку сиденья.
Миссис Оливер ходила взад-вперед по своей гостиной, не в силах успокоиться. Час назад она запечатала в пакет рукопись, в которую только что закончила вносить правку. Теперь миссис Оливер намеревалась отправить его своему издателю, который с огромным нетерпением дожидался этого и постоянно напоминал ей об этом, звоня каждые три-четыре дня.
– Ну вот вам, – сказала писательница, адресуясь пустой комнате и воображая перед собой своего издателя. – Вот вам, пожалуйста! Надеюсь, вам это понравится. Лично мне – нет! Мне это кажется сущей дрянью! Я не верю, что вы понимаете, хорошо или плохо я пишу. Как бы то ни было, я вас предупредила. Я сообщила вам, что это ужасная дрянь! А вы заявили: «О нет, нет! Ни за что в это не поверю!» Вот погодите, сами увидите! – мстительным тоном продолжала миссис Оливер. – Сами увидите!
Она открыла дверь, позвала Эдит, свою прислугу, отдала ей пакет и заявила, что его тотчас же следует отнести на почту.
– Ну вот, – произнесла затем миссис Оливер, – и чем бы мне теперь самой заняться?
И начала снова ходить взад-вперед по комнате. «Да, – думала она при этом, – жаль, что у меня теперь нет на стенах тропических птичек и джунглей вместо этих идиотских цветущих вишен. В той тропической красоте я всегда чувствовала себя чем-то важным. Там тебе и лев, и леопард, и гепард… А чем я могу себя ощущать в вишневом саду? Разве что пугалом для птиц!»
Она снова огляделась по сторонам и мрачно произнесла:
– Щебетать как птичка, вот что я теперь должна тут делать. Клевать вишенки… Жаль, что сейчас неподходящее время года для вишен. Я бы не прочь поклевать их. Интересно, а что, если…
Она подошла к телефону. «Я сейчас узнаю, мадам», – ответил ей голос Джорджа. И сразу же с нею заговорил другой голос:
– Эркюль Пуаро к вашим услугам, мадам.
– Где вы были? – осведомилась миссис Оливер. – Вас весь день не было дома! Полагаю, вы отправились навестить Рестариков. Верно? Вы повидались с сэром Родриком? И что вы узнали?
– Ничего, – ответил Эркюль Пуаро.
– Как это ужасно и печально! – заявила миссис Оливер.
– Да нет, я вовсе не считаю, что это так уж печально. Это скорее удивительно, что я и в самом деле ничего не узнал.
– А почему это удивительно? Не понимаю!
– А потому, – ответил Пуаро, – что это означает либо что там вообще нечего было узнавать – а это, позвольте вам заметить, не соответствует имеющимся фактам, – либо что там нечто очень тщательно ото всех скрывается. И вот это уже очень интересно. Миссис Рестарик, кстати, не знает, что девушка пропала. – Вы хотите сказать… что она не имеет отношения к тому, что девушка пропала?
– Такое возникает впечатление. А еще я там познакомился с одним молодым человеком…
– Вы имеете в виду того непотребного молодого человека, который никому из них не нравится?
– Совершенно верно. Того самого непотребного молодого человека.
– И как вы считаете, он действительно непотребный?
– С чьей точки зрения?
– Ну не с точки зрения этой девицы, надо полагать.
– Та девица, что приходила ко мне, уверен, была бы крайне счастлива быть с ним.
– Он и впрямь так ужасно выглядит?
– Он выглядит очень красиво, – заявил Эркюль Пуаро.
– Красиво? – переспросила миссис Оливер. – Не думаю, что мне нравятся красивые молодые люди. – А девушкам нравятся, – заметил сыщик.
– Да, вы совершенно правы. Им – нравятся. Я не имею в виду внешне красивых молодых людей, или выглядящих умными молодых людей, или хорошо одетых или чистеньких и хорошо причесанных молодых людей. Я имею в виду или таких молодых людей, которые выглядят так, словно играют роль в комедии времен Реставрации[23], или же немытых, очень грязных молодых людей, выглядящих так, как будто они намерены взяться за какую-нибудь ужасную работу, годную только для бродяг.
– Мне показалось, что он тоже не знает, где сейчас эта девушка…
– Или же просто в этом не признаётся.
– Возможно. Он тоже там был. Зачем, интересно, он туда ездил? Он даже был в самом их доме. Имел смелость зайти внутрь, когда его никто не видел. Опять-таки, зачем? С какой целью? Девушку разыскивал? Или что-то еще искал?
– Вы думаете, он действительно там что-то искал?
– Да, он искал что-то в комнате девушки, – ответил Пуаро.
– Откуда вы знаете? Вы разве его там видели?
– Нет, я встретил его, когда он уже спускался по лестнице, но я обнаружил очень милый кусочек мокрой глины в комнате Нормы, который мог туда попасть только с его ботинок. Так что, вполне возможно, это она сама попросила его забрать что-то из своей комнаты – и тут возникает множество разных возможностей. Там есть еще одна девушка, в этом доме, – и хорошенькая. И он вполне мог туда приехать, чтобы увидеться с нею… Да, тут возникает множество возможностей.
– И что вы собираетесь теперь делать? – требовательным тоном осведомилась миссис Оливер.
– Ничего, – ответил Пуаро.
– Как это печально! – осуждающе воскликнула миссис Оливер.
– Я рассчитываю, возможно, получить кое-какую информацию от людей, которых нанял собрать некоторые сведения; хотя, вполне вероятно, вообще ничего не получу.
– Но разве вы не намерены хоть что-то предпринять?
– Нет – до того, как наступит подходящий для этого момент.
– Ну а вот я кое-что предприму, – заявила писательница.
– Умоляю вас, будьте очень осторожны! – взмолился маленький бельгиец.
– Какая чепуха! Да что со мной может случиться?!
– Там, где имело место убийство, случиться может все. Это говорю вам я, Эркюль Пуаро!