– …У кого-нибудь есть вопросы?
Напряжение в конференц-зале стояло такое, что хоть топор вешай. За последние два часа никто, кроме Грейс, не произнес ни единого слова. Мы все просто неловко сидели, слушали, как тренерский состав освещает последние детали грядущего сезона, и неуверенно кивали. Никому не нравилось тратить время на разговоры, когда хотелось играть.
Виновник странного поведения команды стоял в углу у проектора, скрестив на груди руки. Никто не сказал этого вслух, но все прекрасно все понимали.
Виноват он.
Поскольку на вопрос Гарднера так никто и не отреагировал, я покачала головой и ответила:
– Не-а.
Нахмурившись, главный тренер обвел нас взглядом, ожидая, пока кто-нибудь еще подключится к обсуждению.
Но все молчали, и судя по тому, как Гарднер напрягся, он явно не понимал почему. Во-первых, мы в целом не страдали от неуверенности в себе. Во-вторых, если у кого-то и возникали проблемы, обычно их не боялись озвучивать. Только теперь наша проблема обретала форму.
Та-да-дам.
Никто не собирался ничего объяснять.
– Что, нет вопросов? – недоверчиво переспросил Гарднер.
Тишина.
– Ладно. Если всем все понятно, тогда можем заканчивать. Встречаемся завтра в восемь здесь же, на игру поедем все вместе, – объявил он под дружные кивки команды, и все потихоньку начали расходиться.
Я немного задержалась, обсуждая с Женевьевой ближайшие места для пробежек, и только собрала свои вещи, как услышала:
– Сэл, есть минутка заглянуть ко мне в кабинет?
Несложно догадаться, о чем пойдет речь. Я же видела, каким взглядом на нас смотрел Гарднер: он явно подозревал, что в команде что-то стряслось.
К сожалению, еще я знала, что буду единственной, к кому он решит подойти с этим вопросом.
Блин. Все потому, что я не умела врать.
– Ага, – ответила я, хотя совершенно не хотела перед ним объясняться.
Усмехнувшись, он поманил меня за собой.
– Ну, пойдем.
Черт. Закинув сумку на плечо, я пошла следом, и буквально несколько минут спустя мы завернули в знакомый коридор, ведущий к его кабинету.
Гарднер задернул занавески на небольшом окне, выходящем в коридор, – оно было нужно по протоколу, – сел за стол и, дружелюбно улыбнувшись, приподнял брови.
– Сама знаешь, с тобой я не буду ходить вокруг да около. Рассказывай, в чем дело.
Ну, я же говорила.
С чего бы начать?
Я уважала Гарднера и доверяла ему, но мне все равно не хотелось обсуждать с ним чьи-либо проблемы и уж тем более свои собственные, потому что я понимала: он использует меня в качестве информатора. Или, скорее, стукача. Одна фигня. Опустившись на стул и поставив сумку на пол, я приподняла брови. Притворюсь дурочкой – может, прокатит.
– Ты о чем?
– О команде. Что случилось?
– Джи, я не понимаю, о чем ты.
– Сэл. – Он моргнул, будто чувствовал, что я притворяюсь. Так оно и было, но наверняка он не знал. – Вы странно себя ведете. Постоянно молчите. Не беситесь вместе, как раньше, практически не разговариваете. Такое ощущение, будто вы только встретились. Я просто пытаюсь понять, что происходит.
Стоило об этом задуматься, и я поняла, что зря удивлялась беспокойству Гарднера. Конечно, его волновало состояние команды. То мне не нравилось, что Култи на нас наплевать, то я ныла, что Гарднер о нас слишком печется. Мне не угодишь. Пора принять тот факт, что Гарднер переживал за нас и замечал напряженную атмосферу.
Мы всегда подходили к тренировкам серьезно, но вместе с тем немного игриво, особенно во время разминок. Мы в целом ладили, и в том числе поэтому хорошо вместе играли. Среди нас не было великих звезд с раздутым эго. На поле мы действовали как один организм.
Разумеется, все равно время от времени кто-то желал неприятельнице подвернуть ногу, но такова уж человеческая природа.
И да, в последнее время тренировки проходили все тише и тише. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что это не вина новичков. Их все любили.
Дело было в немце. Уж если даже Харлоу не решалась пожаловаться на его пассивность, проблема налицо. Раньше Хар никогда не задумывалась о последствиях, которые могли повлечь за собой ее слова, – настолько она была прямым и честным человеком. И все же я замечала, как она отходит в сторону и качает головой, пока братвурст молча расхаживает по полю.
А тут еще и наша с ним ссора…
Наклонившись, я уперлась локтями в колени и лениво пожала плечами.
– Скажи, что мне делать, – серьезно попросил тренер. – Я тебе доверяю, и мне нужно понять, с чего начать.
Ох уж это слово на букву «д», мать его. Доверие было моим криптонитом.
Решительный настрой разом схлынул, и я низко повесила голову, сдавшись.
– Ну… – почесав щеку, я спокойно посмотрела на тренера. – Что мне можно сказать, чтобы не попасть в неприятности?
– В смысле?
– За что меня не накажут? Не хочу вылететь на скамью запасных, – осторожно ответила я, будто несколько дней назад не назвала немца сарделькой.
Гарднер посмотрел на меня с недоумением. Будто я в него плюнула.
– Это связано с Култи?
Учитывая, что он пока не уточнил, что именно мне можно и нельзя говорить, я просто кивнула. Потом можно будет оправдываться, что он первым упомянул Култи, а я молчала.
– Да ты издеваешься.
Я пожала плечами.
– Объясни. Ты же знаешь, как я тебя уважаю. Я не собираюсь тебя сдавать и устраивать неприятности за то, что ты расскажешь мне правду, серьезно. – Он реально обиделся, что я не хотела с ним чем-то делиться.
Но все же…
– Сэл, ты ведь знаешь: я не слепой и не тупой. Расскажи, что случилось. Я только частично слышал головомойку, которую ты ему устроила. Я знаю, что он нагрубил твоему отцу, но думал, что на этом все и закончилось. Я хочу помочь, и я вижу, что все идет наперекосяк. На поле вы сразу напрягаетесь, на собраниях молчите, это совсем на вас не похоже, – сказал Гарднер. – Господи, да раньше вы даже из-за плохо накачанных мячей были готовы ругаться.
Хотелось откинуться на спинку стула и уставиться в потолок, но я сдержалась. Вместо этого повыше натянула взрослые носочки и решила не бегать от правды.
– Я же не спорю, Джи. Обстановка отстойная, что тут сказать. Но ты сам знаешь, что мы взяли за правило не ныть о проблемах, так что никто не пожалуется.
– Тогда скажи, в чем дело. Это я виноват?
– Ну почему ты такой, а? – простонала я.
Он рассмеялся.
– Потому что меня не обманешь. – Манипулятор, вот кто он. Причем отличный манипулятор. – Я хочу вам помочь, так что скажи, что нужно исправить.
Да как он не понимал? Мы не собирались попусту рисковать карьерой, ради которой стольким пожертвовали. Мы пропускали дни рождения и праздники, отказывались от гулянок, отношений, общения с семьей и многого другого, чтобы оказаться там, где были сейчас. Я дорожила работой и не собиралась разбрасываться, как дура. И остальные девушки мое мнение разделяли, пусть каждая в собственной мере.
– Я все понимаю, Джи, но и ты нас пойми. Конечно, мы осторожничаем, чего ты ожидал? Нас же с самого начала предупреждали следить за тем, как мы отзываемся о Култи, а нам от него никуда не деться – что на тренировке, что в магазине. Он же везде.
Вздох Гарднера напомнил мне звук, который издает проколотый воздушный шарик. Он все еще не мог в это поверить. Люди делились на две категории: одни брали ситуацию в свои руки, а другие ждали, когда кто-нибудь решит все проблемы за них. Обычно я предпочитала поступать так, как считаю нужным, но в этой ситуации проявлять инициативу совсем не хотелось.
Мне вдруг стало немного совестно, что я скрывала от Гарднера правду. Совсем капельку – пока я не вспомнила, как вместо благодарности за помощь немец начал мне угрожать, и меня захлестнуло гневом и раздражением.
– Ладно. – Я глубоко вздохнула. – Я думаю, что никто не знает, как себя с ним вести, Джи. Наверное. Я могу говорить только за себя. Все молчат, потому что боятся ляпнуть что-нибудь не то и нарваться на неприятности. Он в целом не самый дружелюбный человек, что тоже не помогает.
Гарднер слегка улыбнулся.
– Я серьезно. Думаю, мы все сталкивались с кошмарными тренерами, которые орут на тебя и называют бесполезным говном, которому давно пора бросить футбол. Но почему-то оказалось, что равнодушие даже хуже ругани. Он ничего не говорит, ничего не делает. Просто… существует. – Разве что влезает иногда, как на фотосессии. И еще угрожает в благодарность за помощь, но об этом я предпочла умолчать. Не из-за его слов, а потому что не хотела жаловаться, такой уж я человек.
Но это факт: Култи ничего не делал. Ничего никому не сказал. Он не делился ни знаниями, ни замечаниями, кроме того единственного раза, и даже разговорами нас не одаривал.
– Боже. – Гарднер кивнул и провел рукой по голове. – Понятно.
Что, я наговорила лишнего? Видимо, да.
Надув щеки, как рыба, я залепетала:
– Нет, слушай, он отличный игрок. Я этого не отрицаю. Но разве он не должен нас тренировать? Ругать? Хвалить нас, когда мы хорошо справляемся, или хотя бы делать замечания? Ну хоть что-то? Я думала, он просто не привык к женскому коллективу, но времени прошло предостаточно, уж пора бы. Тебе так не кажется?
– Я понимаю, о чем ты. Разумное замечание. – Он потер макушку и глянул в потолок. – Не знаю, почему раньше об этом не подумал. Хм. – Кивнув собственным мыслям, он поглядел на меня. – Ну, теперь я как минимум знаю, с чего начать.
Поерзав, я выпрямилась и кивнула.
– Вроде все.
Задумчиво щурясь, Гарднер обдумал мои слова и коротко кивнул.
– Спасибо, что рассказала. Буду разбираться, – пообещал он, и я рассудила, что это отличный момент, чтобы побыстрее отсюда убраться.
– Хорошо. Тогда я пошла. До завтра, – сказала я, подхватывая сумку и поднимаясь.
Гарднер бросил на меня удивленный взгляд.
– Дай знать, если тебе что-нибудь понадобится. А то ты в последнее время выглядишь так, будто хочешь откусить кому-нибудь голову. Не думай, что я не заметил.
Понятно. Нужно научиться лучше держать себя в руках. Приняла к сведению.
Я улыбнулась и кивнула ему:
– Все хорошо, Джи. Но спасибо.
Его лицо чуть смягчилось, а во взгляде мелькнули незнакомые мне эмоции.
– Я тобой горжусь, Сэл. За то, что не побоялась дать ему отпор. Особенно учитывая, как вы к нему относитесь… Просто знай, что ты молодец.
Слышать такие слова от Гарднера одновременно приятно и совестно. Слегка улыбнувшись, я пожала плечами.
– Надо было сразу сказать тебе про девочек, Джи.
– Ничего. Лучше поздно, чем никогда.
Ой ли?
Еще раз попрощавшись, я вышла из кабинета и, забросив сумку на плечо, медленно направилась к выходу. Правильно ли я поступила? Не знаю, но что оставалось делать? Я бы могла еще пять месяцев ходить на цыпочках вокруг немецкого засранца, но то я; другое дело, что от него страдали все остальные.
Я столько раз возвращалась от Гарднера, что помнила дорогу как свои пять пальцев. Два коридора, потом лифт – все знакомо и просто. Перекатываясь с пятки на носок, я ждала, пока откроются двери лифта, и вдруг услышала тихий скрип линолеума под чужими кроссовками. В самом звуке не было ничего особенного: в кроссовках здесь ходили практически все, кроме игроков в день матча и женщин на каблуках. Но когда я заметила кроссовки RK из ограниченной серии, черные с ярко-зеленой прострочкой, то напряглась.
Подняла взгляд.
Разумеется, тот же чертила, про которого мы только что разговаривали.
Подсознательно я потянулась проверять, не растрепались ли у меня волосы, но вовремя остановилась. «Он срет, не забываем». И вообще, какая разница, что у меня с волосами? Да никакой.
Он остановился в метре от меня, и наши взгляды пересеклись. Я кашлянула. Вблизи его глаза оказались неожиданно ясными: медово-карими с легкой примесью болотной зелени. А взгляд – цепким, острым, внимательным и невероятно, невероятно тяжелым.
Боже, охренеть, каким же он был высоким. Какие мышцы скрывались под небесно-голубой рубашкой-поло. Я снова посмотрела ему в глаза и поняла, что он все еще на меня смотрит. Смотрит, как я разглядываю его.
Черт.
«Он какает, Сэл. Какает!»
«И писает. Хватит. Заканчивай!»
«Ты на собственном хребте притащила его из бара в отель, а он даже спасибо не сказал. Даже не улыбнулся. Только накинулся на тебя с угрозами».
Мне резко полегчало.
Сглотнув, я одарила его самой приторно-сладкой улыбкой, на которую только была способна с наполовину онемевшим лицом.
– Привет, – сказала я, а потом быстро добавила: – Тренер.
Тяжелый взгляд скользнул к номеру на моей футболке, а потом вернулся к лицу. Култи моргнул – медленно и лениво.
Вздернув подбородок, я моргнула в ответ, натянув самодовольную неискреннюю улыбку.
Двери лифта звякнули и открылись; с видом человека, которому общение с жалким ничтожеством вроде меня стоило как минимум десяти лет жизни, Култи произнес:
– Здравствуй.
Мгновение мы смотрели друг другу прямо в глаза, а потом я вскинула бровь и вошла в лифт. Култи двинулся следом и занял место в самом дальнем углу.
Сказал ли он еще что-нибудь? Нет.
А я? Тоже нет.
Уставившись прямо перед собой, я ждала окончания самых неловких тридцати секунд в моей жизни.
За свою жизнь я поняла, что главная проблема общения с парнями – то, что они не умеют держать язык за зубами. Никакая сплетница не сравнится с мужчиной в компании пары друзей, вот серьезно.
Но я сама виновата. Честно. Сразу должна была догадаться.
Отец, брат и его друзья обучили меня реалиям мужской дружбы, но я забыла эти сакральные знания.
Я сама виновата, что доверилась Гарднеру.
Тренировка даже не успела закончиться; мы с командной защитницей только доиграли матч один на один, и я шла к краю поля, чтобы не мешать остальным. За своими мыслями о том, что можно было сделать по-другому, чтобы быстрее забить мяч в ворота, я совсем не обращала внимание на окружение, и тут кто-то вырос прямо у меня перед носом.
Просто шагнул в сторону, преграждая дорогу своим массивным телом.
Точно не Гарднер. Когда я играла, я видела его на другом конце поля, а в штабе было всего трое мужчин. Только двое из них – слишком хорошими людьми, чтобы так грубо вставать у меня на пути.
Немец. Король всея идиоток. Ну разумеется.
Как только наши взгляды пересеклись, я все поняла.
Гарднер – заботливый, прямолинейный ублюдок – сболтнул немцу, что это я про него рассказала.
Сердце забилось в ушах.
Ему даже не пришлось говорить, что он все знает: по взгляду стало понятно. Он даже бровью не повел, когда я отчитывала его за отца, но было видно: в этот раз мои слова задели его за живое. Подобные люди не любили, когда их критикуют. Куда их, таких идеальных…
А ведь я не грубила, не называла его никчемным европейским говном в отставке, не заявляла, что он ужасный игрок и не заслуживает этой работы. Ничего подобного. Но я представила себя на его месте и подумала: каково было бы мне, будь у меня самолюбие размером с планету?
Наверное, я бы жутко разозлилась, что какая-то девчонка указывает мне на ошибки.
Но я не собиралась отказываться от своих слов. Я не называла его ни Фюрером, ни козлом и в целом вела себя прилично. Что мне теперь, извиняться перед тем, кто этого не заслуживал? Еще чего.
Я сделала то, что считала нужным. Не попыталась обойти его, а просто остановилась на месте, успокаивая истошно колотящееся сердце. «Спокойно, спокойно, спокойно. Он писает. Какает. Какает, он какает».
Брюки, а не ползунки? Красивые, прямые, как у взрослых? На месте.
Голос? В порядке.
Собравшись с духом, я насилу расправила плечи и посмотрела ему прямо в глаза:
– Слушаю.
– Собираемся на забеги, девочки! – крикнул кто-то.
На этом моя решимость иссякла, потому что в следующую секунду я уже развернулась и бежала к стартовой линии. Забеги проходили в несколько этапов, каждый раз увеличиваясь в дистанции. Я их любила и вместе с тем ненавидела – бегала быстро, но и восторга они у меня не вызывали.
Я заняла позицию между двумя девушками помоложе, которые всегда старались меня перегнать. Перед стартом мы стукнулись кулаками с той, что стояла по правую руку.
– Сегодня мой день, Сэл, – улыбнулась она.
Я покрутила лодыжкой и медленно перенесла вес на полную стопу.
– Не знаю, я сегодня в отличной форме, но можешь попробовать.
Мы еще раз стукнулись кулаками, и раздался свисток.
Десять метров туда и обратно. Двадцать, туда и обратно. Сорок, туда и обратно. До середины поля, потом назад. Потом все поле и тоже назад.
Под конец легкие начали гореть, но я собрала волю в кулак и вырвалась вперед на последнем отрезке. В итоге добралась до финиша с неплохим отрывом, достойным поощрения, и подумала, что не зря стараюсь каждый день подстегивать себя во время утренних тренировок.
Вытирая ладони о бедра и переводя дыхание, я улыбнулась финишировавшей девушке, которая бросала мне вызов. Та посмотрела на меня с легким раздражением, но и с улыбкой тоже.
– Не понимаю, как тебе это удается, – задыхаясь, сказала Сэнди.
– Я бегаю. Много, – в ответ пропыхтела я. Она посмотрела на меня взглядом, в котором явно читалось «спасибо, Шерлок», и я фыркнула. – Каждый день в половину седьмого выхожу на велосипедные дорожки в Мемориале. Можешь составить мне компанию, если проснешься. Я, конечно, с утра пораньше не самая добрая, но лучше так, чем одной, согласись?
– Серьезно? – недоверчиво спросила она.
– Ну да.
Она вытерла лоб и как-то странно на меня посмотрела.
– Ну ладно. Хорошо. Давай.
На всякий случай я объяснила, где паркую машину, если вдруг она собиралась сдержать слово, а не пыталась от меня отвязаться. К тому моменту все уже прибежали – даже самые медленные игроки добрались до финиша. На самом деле совсем медленных среди нас не было, скорее просто не самые быстрые.
На этом тренировка подошла к концу, и я пошла собирать вещи, попутно высматривая Гарднера, чтобы вынести ему мозг. Натянув чистые носки и переобувшись, я направилась к главному тренеру, занятому подсчетом мячей.
– Готова к игре? – первым делом поинтересовался тот.
– Готова, – кивнула я, выискивая в хитром лице хоть толику раскаяния.
– Все в порядке? – спросил он, выпрямляясь, когда я не двинулась с места.
Оглядевшись по сторонам, чтобы нас никто не подслушал, я вновь посмотрела на ходячего сплетника и нахмурилась.
– Ты что, рассказал про меня Култи?
Старому засранцу хотя бы хватило совести, чтобы смутиться.
– Мы с ним сегодня поговорили. Я решил, что пора, – уклончиво ответил он.
– Ты упоминал, что это я на него пожаловалась?
Он внимательно посмотрел на меня.
– Наверное, он сам догадался. Один раз ты его уже отчитала.
Я не стала это отрицать. К тому же Култи видел меня у офиса Гарднера. Мог сам сложить два и два. Вдобавок я действительно наорала на него из-за папы. Опять же: сама виновата.
Что сделано, то сделано. Поздно из-за этого волноваться.
– А что, какие-то проблемы? Я всегда готов выслушать, – сказал он тоном, в искренности которого тяжело усомниться.
Вот и что делать? Не говорить же, что Култи на меня пялился? Или что я как-то раз вытащила его из бара? Вот уж увольте.
Поэтому я ободряюще ему улыбнулась, хотя сама ничего подобного не испытывала.
– Все нормально, мне просто… интересно, сказал ты ему или нет. Забей.
– Нет. Не говорил.
– Вот и отлично. Спасибо, Джи. Пока.
Вздохнув, я развернулась и пошла в уборную, ощущая на плечах вес всего мира.
Ну вот.
Мне совершенно не хотелось привлекать к себе лишнее внимание, особенно когда дело касалось Култи. Команда рассчитывала на него, и хотя в Хьюстоне я, как уроженка Техаса и ведущий бомбардир команды, считалась одним из лучших игроков, я понимала приоритеты. Несмотря на отставку Култи, он был куда популярнее и получал гораздо, гораздо больше.
Мне с ним не сравниться.
Нащупав в сумке телефон, я подумала было позвонить отцу, чтобы повозмущаться, но потом отказалась от этой идеи. Братвурст достаточно его расстроил. Я не хотела лишний раз о нем напоминать. Мама? Дженни? Нет, не вариант. К тому же им бы пришлось все объяснять, чтобы они вошли в положение, а мне такое не по душе.
Поэтому, взвесив альтернативы, я окончательно убедилась, что держать свое мнение при себе – лучшее решение проблемы.