Глава 7

Было уже далеко за полночь, но Констанции совсем не хотелось спать. С досадой она осознавала, что это может сбить её устоявшийся режим, поэтому подумывала о том, чтобы заставить себя уснуть. В маленькой дорожной аптечке нашлась пара таблеток успокоительного с эффектом снотворного. Могло помочь, конечно, но пока Конни не спешила их принимать.

Плюхнувшись на свою шикарную кровать, она листала блокнот, пока не нашла последнюю запись с кратким содержанием своего сна: «призраки бродили по лабиринтам, фиолетовый кот спрыгнул с Луны, а Берт срывал с кустов алые розы, одну за другой».

– Берт срывал с кустов алые розы, одну за другой… – шёпотом повторила девушка и ухмыльнулась. Решительным движением она обвела эту строчку синей ручкой. Параллель с реальностью получалась забавная, хоть и случайная. Констанция Маршан нисколечко не верила в вещие и пророческие сны, но верила в слаженную работу сознательного и бессознательного, способную создавать причудливые и весьма содержательные образы посредством сновидений. Отец говорил ей, что в периоды, когда у него отсутствовало вдохновение и желание творить, он всегда записывал свои сны в надежде увидеть в этих образах нечто такое, что смогло бы вернуть ему интерес к работе. Он искренне верил, сны – это бесконечный источник самопознания, диафильм лучшего и худшего, что в нас есть. Надо лишь установить со своими сновидениями какое-никакое взаимопонимание, а там и пойдут ответы на все вопросы. Другой же момент заключался в том, чтобы уметь задавать правильные вопросы. Констанция хорошенько призадумалась, закусив кончик шариковой ручки, а затем медленно вывела слова на бумаге:


«Кто убил Исидору Совиньи?»


Обозвав себя тупицей, она чуть было не зачеркнула всё тут же. Впрочем, быстро одумалась. Конечно, вопрос был не в тему, ведь сны не могли рассказать ей о том, что именно произошло в доме нотариуса. Слишком многого Конни не знала изначально. Например, были ли у убитой враги? Роза сказала, что Исидора была сложной женщиной, а Севилла не стала изображать скорбь даже из расхожих приличий. Вполне возможно, что госпожа Совиньи могла нажить себе массу недоброжелателей. И кто вообще мог посещать дом нотариуса в тот день? Быть может, у кого-то были ключи и постоянный доступ, что называется, к телу?

Решив не упускать эту мысль, Констанция спустилась на строчку ниже и написала список тех вещей, которые, по её мнению, теперь предстояло разузнать. В итоге получилась следующая запись:


«Кто убил Исидору Совиньи?

Каким человеком была Исидора Совиньи?

Кто был у неё в день убийства?

Кто мог прийти в любой момент?

Что в кабинете нотариуса делал мальчик по имени Гай?

Были ли у Совиньи очевидные враги или конкуренты?

Что она писала перед смертью?»


Ещё немного подумав, Конни переборола себя и в качестве последнего штриха внесла в список вопрос, в положительный ответ на который совершенно отказывалась верить:


«Исидора Совиньи могла покончить с собой?»


Конечно, Констанции Маршан не мешало бы задаться ещё одним важным вопросом. Иногда он проскакивал где-то в районе затылка, еле слышным шёпотом интересуясь, какое ей вообще дело до смерти женщины, которую она даже не знала. Да, это печально. Да, зрелище было не из приятных. И да, с полицией на острове явно не всё в порядке, но почему конкретно она, Конни, вдруг решила, будто её это как-то касается?

Задумавшись, девушка сильней сжала челюсти, отчего тонкий пластиковый корпус ручки треснул и раскрошился. Вещица пришла в негодность, и Констанция лениво сползла со своего ложа, направляясь в ванную. Там она метким броском отправила ручку в урну и принялась умываться.

Казалось, гроза за окном было пошла на убыль, но уже через некоторое время она разбушевалась даже с большей силой. Окна комнат дрожали от напора ветра и дождя, а вспышки молний озаряли помещения замка всё чаще. С улыбкой Конни подумала о том, как всё, что её окружает сейчас, похоже на декорацию к мрачным викторианским романам – и полупустой старинный замок, и эта погода. Словно в дополнение к набору этих клише электрический свет в комнатах принялся нервно мерцать. И хотя Конни не относилась к числу пугливых и впечатлительных особ, даже она не сдержалась и боязливо поёжилась. Всё же в словах Берта был кое-какой смысл: огромное безлюдное пространство этажей замка, петляющие коридоры, старые стены и мелкие шорохи в звенящей тишине с непривычки давили на них, привыкших жить в квартирах, окна которых выходят на тесные, под завязку набитые людьми, городские улочки. Пусть и за стеной, но где-то всегда был сосед или соседи, а теперь до ближайшей живой души не довелось бы и докричаться. И только сейчас, под громкие раскаты грома, до Констанции дошла эта некомфортная мысль. Особенно с учётом того, как решительно она уверила себя в существовании некоего убийцы в окрестностях. Во рту как-то неприятно пересохло.

«Надо просто лечь спать!» – нашла выход девушка и смело схватилась за пачку с успокоительными таблетками. Свет в ванной ещё пару раз моргнул, но теперь мгновения темноты длились заметно дольше. Конни это ни капельки не понравилось.

А потом она услышала стук. Нет, это был не тот уверенный стук в дверь, как если бы в её комнату постучал Берт, а далекий и приглушённый, еле-еле различимый на фоне шума дождя. Осторожно Констанция вернулась в спальню и замерла на полпути к прихожей. Возможно, ей это показалось, а, если и нет, то это вполне мог быть какой-нибудь естественный и вполне обоснованный звук, к которому она уже через пару дней привыкнет. Или, к примеру, в одной из множества комнат открылось окно, и теперь раму колотит порывистый ветер. Правда, колотил он её совсем недолго, но мало ли что…

Стук повторился. С тем же ритмом, но только заметно ближе. Звук его был чётким и вполне различимым, и он совсем не был похож на удары оконной рамы. На что же он был тогда похож? Констанция экстренно подбирала варианты, когда услышала его вновь. Теперь она точно понимала, что это был стук в двери соседних комнат. От этой мысли внутри у неё всё похолодело, а все идеи и логические доводы почему-то рассыпались, как песок. Может, всё же сквозняк?

«Тук-тук-тук» – отвечал ей коридор замка.

Или чья-то шутка?

«Тук-тук-тук!» – в этот раз он оказался пугающе близко.

Конни хваталась за обрывки мыслей, как за спасительный мостик между иррациональным страхом перед неизвестностью и здравым смыслом. Наконец, это случилось – после совершенно невыносимой паузы ночной гость добрался и до её двери. Без всяких сомнений Констанция услышала, как кто-то решительно постучал в её дверь. А затем двинулся дальше. Пока холодный пот проступал на лбу и шее госпожи Маршан, стук переместился. Очевидно, ночной визитёр вовсе не надеялся, что ему откроют.

«Да успокойся же ты!» – одёрнула саму себя Конни. – «Может, это Берт ищет тебя? Плутать и ломиться во все двери вполне в его стиле!»

Стук продолжил удаляться, сохраняя при этом чёткий ритм и размер интервалов. Берт бы так не смог, но ментальная пощёчина подействовала отрезвляюще. Не поспевая за собственными догадками и мыслями, девушка уверенно направилась к дверям и, распахнув их, смело шагнула в коридор. Тусклый свет в редких настенных плафонах пару раз моргнул и погас, погружая замок в абсолютную тьму. Конни от души выругалась, не сдержав порыв.

«Совершенно несправедливо, когда такое происходит в столь напряжённый момент!» – имела она в виду.

Словно принимая во внимание данное замечание, свет вновь загорелся. Констанция огляделась по сторонам и тут же громко взвизгнула от ужаса.

В конце коридора она увидела удаляющуюся фигуру в белом одеянии и с чёрными, как смола, длинными волосами. Этот жуткий призрак медленно плыл вдоль стен, не оглядываясь и не реагируя на посторонние звуки. Лишь на мгновение останавливаясь у очередной двери, он поднимал свою худенькую руку и три раза стучал. Кое-как подавив ужас, от которого кровь стыла в жилах, Конни вгляделась в этот потусторонний образ, удалявшийся от неё всё дальше. К своему собственному удивлению, она довольно скоро сообразила, что эта плывущая походка ей очень знакома…

– Виолетта, чёрт бы тебя побрал! – гаркнула девушка раздражённо, не особенно беспокоясь о вежливости. – Это ещё что за шутки?!

Фигура остановилась у последней двери, постучала и, ничего не говоря, свернула за угол, пропадая из виду. Успешно преодолев первую волну ступора, Конни поспешила последовать за ней. С изумлением она наблюдала за тем, как юная Ди Гран, больше похожая теперь на персонажа какого-нибудь корейского фильма ужасов в этой светлой ночной рубахе и с растрёпанными чёрными волосами, методично простукивает каждую новую дверь. Постепенно это перестало пугать и начало утомлять. Поравнявшись с Виолеттой, Констанция попыталась рассмотреть её. Кукольные глаза девушки были лишь слегка приоткрыты и казались совершенно затуманенными, а губы еле заметно шевелились, беззвучно что-то проговаривая.

– Виолетта… – позвала Конни сначала неуверенно, а затем повторила с нажимом, – Виолетта! Очнись!

«Тук-тук-тук!» – юная Ди Гран в очередной раз постучала в дверь и шагнула вперёд, но теперь Констанция преградила ей дальнейший путь и удержала девушку за плечи.

– Проснись! – велела она и пару раз с слегка тряхнула Виолетту. Затуманенный взор странной ночной гостьи постепенно просветлел, и девушка принялась часто моргать и хмуриться.

– Что…опять?… – растерянно пролепетала она, пытаясь прийти в себя. – Где я?..

– В южном крыле, – ответила Конни.

– Ох, далековато… – вздохнула девчонка и поднесла ладонь к лицу. Констанция увидела теперь, как покраснели костяшки её худеньких пальчиков. – Почему рука так болит?

– Ты стучала в двери.

– Всю дорогу? – удивилась Виолетта. Её мимика была невероятно живой и подвижной теперь, и эта разница в образах поразила Конни. Оказывается, госпожа Ди Гран очень даже умела выказывать эмоции, и сейчас она, вытаращив свои прекрасные кукольные глаза, с неподдельным изумлением смотрела на свою собеседницу.

– Полагаю, что да, – Конни кивнула.

– Гадство какое! – в сердцах выпалила девушка и прикусила губу. – Это всё вы со своими церемониями и болтовнёй, а еще книга…да, дурная книжка опять меня встревожила!..

– Ясненько, – протянула Констанция, ничего не понимая, и потянула Виолетту за собой, – пойдём-ка ко мне. Нечего тебе тут шарахаться одной…

– Мне надо будет выпить какао, – покорно следуя за своим проводником, пролепетала девушка.

– У меня нет какао, даже чайника нет.

– Есть. В кабинете в нижнем отделении книжного шкафа есть электрический чайник, три чашки, чайные пакетики и пачка какао с сухим молоком.

– Откуда ты это знаешь?

– Это стандартный набор для жилых спален, – зевнула Виолетта лениво, – если повезёт, мы и печенье найдём…

Им повезло. Среди всего того, чем Севилла Сапфир предусмотрительно наполнила нижнее отделение шкафа в кабинете, обнаружилась масса всего необходимого для полноценного чаепития с гостями. Здесь были пачки солёных орешков, какие-то ванильные бисквиты местного производства, шесть видов травяного чая в льняных мешочках и с ярлычками магазина «тюльпановое дерево», небольшой сервиз с красивым цветочным узором и то самое какао с сухим молоком, о котором так грезила юная Ди Гран. Устроившись на бархатном диванчике здесь же, в кабинете, Виолетта укуталась в плед и ждала, пока Конни гостеприимно сервирует кофейный столик.

– Давно ты ходишь во сне? – поинтересовалась Констанция.

– Лет с пяти, – отвечала ей гостья. – По ночам я чувствую себя лучше и бодрее, чем днём, поэтому обычно я ложусь спать не раньше трёх-четырёх часов ночи, а то и под самый рассвет, но сегодня меня сморило. Вот и последствия.

– Тем не менее, ты первым делом обвинила во всём меня и какую-то книжку, – заметила Конни, подавая девушке чашку с какао. Себе она заварила немного чая с ромашкой, чтобы унять нервное возбуждение от их странной ночной встречи.

– Старая привычка винить во всём дневной стресс, – Виолетта отпила немного своего горячего напитка. – Наш семейный врач долгое время полагал, что у меня неустойчивая психика, поэтому сильные впечатления, пережитые днём, могут провоцировать лунатизм. Пару лет назад я перешла на ночной образ жизни, предпочитая ложиться спать под утро, и мои хождения во сне прекратились. Это даёт мне повод поставить его теорию под сомнение. Я прошу прощения, если мои слова прозвучали грубо, когда я обвинила вас. Наверняка вы здесь совершенно не причём.

– Так ты спишь весь день?

– Нет, только до обеда, но всё равно в дневное время я не могу преодолеть апатию. Разве что в пасмурные дни мне становится легче, – пояснила гостья. – Прошу вас, Констанция, не рассказывайте об этом тётушке, а то она устроит по этому поводу совершенно напрасную шумиху и начнёт причитать, что я могла пораниться и всё такое…

– А ты и впрямь гораздо болтливее, чем днём, – усмехнулась Конни. – Ладно. Скажем ей, что ты пришла ко мне вечером попить чай и поболтать. В конце концов, в завещании Август выражал надежду, что мы подружимся.

– Это очень в его духе, – печально улыбнулась Виолетта, и Констанция быстро поняла, что с этой темой лучше быть поосторожней. Август Ди Гран был всеми любим и обожаем, а эта девочка и вовсе могла относиться к нему, как к отцу. Не стоит лишний раз ковыряться в этой свежей ране. Уж очень хорошо знала Конни, каким болезненным этот процесс может быть.

– Ты вроде говорила про какую-то книжку, когда очнулась… – аккуратно она отвела разговор в сторону.

– Да, она называется «Дети магнолии». В нашей домашней библиотеке есть штук пятнадцать экземпляров разных годов издания, – охотно отвечала собседница. – Самая старая версия датируется тысяча семьсот двенадцатым годом и хранится в музее Линсильвы. В этой книжке собраны все истории и легенды острова, в том числе о жизни святого Линсея и разных его потомков.

– Звучит мило, – задумалась Конни, вспоминая книжку, которую специально для них с Бертом написал и проиллюстрировал акварельными картинками их отец. – Когда мы с братом были ещё детьми, папа в подарок сделал нам книгу с картинками и странноватыми сказками. Она называлась «Страна магнолий», а после его смерти её даже стали издавать для массовой печати…

– О, да. Я знаю, – Виолетта часто закивала. – Я читала её, он прислал нам копию, когда был жив. Мы с вашим отцом никогда не встречались, но ещё до моего рождения он бывал здесь, на Сен Линсее, а позже поддерживал переписку с дядей Августом и моими родителями. Многие истории в его книге перекликаются с «детьми магнолии», а пейзажи очень похожи на местные.

– Теперь понятно, почему Порт Моро показался нам таким знакомым, – Конни вспомнила, как они с Бертом с изумлением разглядывали приморский городок и набережную. – У вас ещё осталась та копия его книги?

– Конечно, она хранится в малой библиотеке в северной части дома на втором этаже. Но я должна заметить, что ваш отец серьёзно переработал многие сюжеты, добавил им сказочности и парочку счастливых концов легендам, которым это и не снилось. Как это часто бывает, подлинные истории всегда сложнее, мрачнее и пугающе реальны при том. И, в сущности, этим-то они ценнее и прекраснее. А вот «Печать зверя» он вообще в сборник не включил. Видимо, эту историю сложно перекроить так, чтоб она стала хоть немного светлей…

– Что за «печать зверя»? Страшилка какая-нибудь?

– Представьте себе, эта «страшилка» тёмным пятном лежит на истории целого рода и поныне живущего на острове, – покачала головой Виолетта и непроизвольно поёжилась, но явно не от холода. – Это её я читала сегодня. И в её правдивости местные жители уверены настолько же, насколько вы уверены в том, что небо голубого цвета, а трава – зелёного.

– Ну, ты, конечно, умеешь создать напряжённую атмосферу. Чего стоит только твоё сегодняшнее появление у моих дверей среди ночи, – фыркнула Констанция, отпивая своего ромашкового чая. – Сильней ты меня уже не напугаешь. Так что давай – рассказывай, про что эта твоя жуткая легенда!

– Хм, почему бы и нет? – девушке эта идея явно понравилась.

Привыкшая бодрствовать и вести активную деятельность по ночам Виолетта чувствовала себя хорошо и вполне комфортно, а личико её, разукрашенное лёгким румянцем и живой человеческой мимикой, казалось теперь совершенно очаровательным, как у принцессы из какого-нибудь диснеевского мультфильма. Подумав немного и сложив в голове все сюжетные линии, ночная гостья начала свой рассказ:

– Вам с братом, конечно же, известно, что Линсея Ди Грана на острове считают святым чудотворцем. Есть множество историй и легенд о том, как он творил невероятные вещи, заглядывал в самую суть вещей и защищал первые поселения от великого зла, посягавшего на души людей. И хотя монотеизм и классические христианские традиции вместе с ним влились в жизнь островитян, неожиданным может показаться тот факт, что возлюбленная жена Линсея открыто признавала себя наследницей древнего магического культа, почитавшего силы матери-природы. Проще говоря, Морелла Ди Гран была самой настоящей язычницей и ведьмой. Вместе с супругом она выбрала путь добра и света, но не изменила многим своим верованиям и обычаям. Во многом именно по этой причине в наших краях люди привыкли гармонично сочетать в своём быту такие несовместимые, казалось бы, вещи, как веру в единого Всевышнего Господа и старые суеверия, нередко граничащие с фетишизмом.

У Линсея и Мореллы было четверо детей. Двое мальчиков и двое девочек. Старший сын позже посвятил себя строительству церкви и помощи людям, он жил, как монах, и не создал своей семьи, но его доброе имя навсегда вошло в историю острова. Его звали Адальберт Ди Гран. Полагаю, твоего брата назвали в его честь?..

– Похоже, что да, но вряд ли Берт об этом знает, – Конни криво усмехнулась.

– Второй сын Линсея и Мореллы, Вильгельм Ди Гран, стал прямым продолжателем нашего рода. Он тоже был очень интересным и просвещённым человеком, но в этой истории речь пойдёт не о нём. Средняя сестра его умерла в достаточно юном возрасте, а вот самая младшая дочь Линсея и Мореллы – красавица Корделия – восхищала собою всех вокруг несколько дольше…

Как только её не описывали в разных изданиях «детей магнолии», но все сходились в одном – девицы, краше Корделии, не сыскать было на всём белом свете. И голос-то её звучал, как песня, и волосы вились золотом до самых пят, и глаза сверкали ярче, чем звёзды. В общем, не женщина, а чистейший ангел с небес. Впрочем, характер у девушки был не то чтобы совсем уж ангельским. Корделия, избалованная всеобщим вниманием и любовью, нередко проявляла упрямство и непокорность. Бывало, она смотрела на людей свысока, а бесконечных претендентов на свои руку и сердце жестоко отвергала. Её родители, уже познавшие горечь утраты одной любимой дочери, прощали ей эти капризы и на многое закрывали глаза. Так продолжалось до тех пор, пока на острове не объявился некто Октавиан Тенебрис.

Загрузка...