Конни не знала, что вымотало её сильнее – долгое морское путешествие или эти бесконечные коридоры, лестницы, повороты и двери замка. Тем не менее, Ива спустя полчаса всё-таки довела её до южной стороны этого огромного дома. По архитектуре своей и расположению помещений она мало отличалась от того, что было уже пройдено, и эффект запутанного петляющего лабиринта от этого только усилился. Комната, подготовленная для Констанции, была расположена на третьем этаже и на самом деле представляла собой целый комплекс помещений. В принципе это можно было бы посчитать отдельной квартирой внутри большого жилого дома. Здесь была своя собственная прихожая с двумя дверьми и полукруглой аркой. Одна дверь вела в просторную кладовку, а вторая – в рабочий кабинет. Центральная арка прихожей вела непосредственно в спальню, а уже из спальни можно было попасть в ванную комнату и гардеробную.
Обставлено всё было соответственно масштабам: в кабинете стоял массивный стол на мощных дубовых ножках, к нему прилагалось столь же внушительное кожаное кресло и два высоких, но полупустых книжных шкафа. Главной героиней в спальне выступала огромная кровать с высокой замысловатой спинкой, в композицию которой сложнейшей ювелирной резьбой был вписан герб семьи Ди Гран. Её форма, конструкция и совершенная красота манили Конни к себе, как сирены зазывают на скалы корабли. Оставив чемодан в прихожей, девушка направилась сразу к ней.
– О-о-ох, Ива, знала бы ты, как я об этом мечтала… – развалившись на узорчатом покрывале, выдохнула Констанция и раскинула в стороны руки и ноги. Взгляд её упёрся в потолок – там не было люстры, но украшал его бледный рисунок с какими-то райскими птицами и цветами. Долго разглядывать это великолепие девушка не могла – глаза её закрывались сами собой. Она заставила себя привстать и встряхнула головой, прогоняя сон.
– Вы очень устали, да? – рыжая девчонка неуверенно мялась в арке между спальней и прихожей. Возможно, она всё ещё чувствовала себя виноватой за то, что повела новую хозяйку невесть каким путём.
– Именно, – кивнула Конни и не смогла сдержать зевок. – Мы долго плыли, а я просто ужасно переношу морские путешествия. Да и по замку ты меня поводила немало!
– Я же говорю вам, госпожа Маршан, это сам дом! Он запутал меня! – воскликнула Ива, оскорблённая неверием Конни, отказавшейся принимать тот факт, что старинные здания на Сен Линсее – это очень даже живые, а временами ещё и весьма вредные существа. – Позавчера я сломала во внутреннем дворике ветку магнолии, а садовник Годфри говорит, что за это замок меня проучит и запутает! Вот он и запутал…
– Садовник Годфри над тобой подшутил, – спокойно констатировала Констанция. – А сколько человек постоянно проживает в поместье, помимо мадам Сапфир и Виолетты Ди Гран?
– Годфри со своей женой Руфь живут в отдельном домике за оранжереями, – подумав немного, затараторила Ива, – Он – садовник, а она помогает на кухне господину Орману, повару, но он живёт в доме только по будням, а на выходные уезжает к своим детям в Порт Моро. Еще здесь живём мы с моим братом Леоном, у нас есть кот Лунатик. А горничные и другая обслуга приходят из Линсильвы утром и уезжают вечером. Здесь не очень далеко до города.
– Понятно, – кое-как переварила эту информацию Констанция. Она с трудом сорвала с плеч кожаную куртку и откинула её в сторону, затем, не расшнуровываясь, попыталась сбросить кеды. Ива молчаливо наблюдала за этим сложным процессом.
– Дом и вправду меня запутал… – наконец буркнула она себе под нос и принялась с очень обиженным видом ковырять стену.
– Раз ты так говоришь, то ладно, – смирилась Конни. В конце концов у детей всегда пользовались популярностью домыслы и фантазии, особенно если живёшь в таком живописном месте. Сейчас девушка не удивилась бы, если б выяснилось, что по версии Ивы в замке имеется собственный набор родовых привидений.
Она вспомнила, как однажды побывала на очередной выставке отца, отличавшейся от всех остальных его проектов кардинальной сменой стиля. Внезапно на смену живописным сказочным пейзажам и прекрасным изображениям разномастных красавиц пришли какие-то брызги, обмотанные марлей грязные холсты и просто разного рода мазня, которую в тот период обзывали модным словосочетанием «современное искусство». В день открытия в галерее яблоку негде было упасть, шампанское лилось рекой, а критики, то и дело останавливаясь возле очередного «шедевра», ахали, охали и подолгу замирали в одной позе, пристально вглядываясь в это странное месиво на белых стенах.
Конни и Берту тогда было по четырнадцать лет. Уже перед самым закрытием галереи они оба стояли возле большого прямоугольного холста, насквозь пропитанного красной, как кровь, краской. Казалось, кто-то просто прикрыл в стене глубокую кровоточащую рану, и с этого «пластыря» вот-вот начнёт капать на пол.
– Пап, что это такое? – спросил Берт, тыкая пальцем в жуткую картину. – О чём это?
– Ни о чём, сынок, – чуть заплетающимся от избытка шампанского языком отвечал отец. – Ну или о деньгах. Всё, что ты видишь в этом зале, только о деньгах…
– Разве это продаётся? – ещё больше недоумевал подросток, уже тогда отличавшийся своей въедливостью. Отец лишь рассмеялся в бороду и похлопал паренька по плечу. Так и не получив ответа, Берт ушёл, не забыв осуждающе покачать головой.
– Я знаю, о чём она, пап, – тяжело вздохнула Конни, когда брат отошёл на достаточное расстояние, чтобы не слышать их. Отец взглянул на неё своими мутными от алкоголя глазами и тепло улыбнулся.
– Правда знаешь, милая?
– Это не о деньгах, – дочь кивнула. – Это про маму Берта. Ведь правда?
– Дорогая моя Констанция, – произнёс Маршан так чётко, как был на тот момент способен, и положил обе своих массивных ладони Конни на плечи, – у тебя есть редкий дар видеть смысл там, где его не видят другие. И даже тогда, когда кажется, что его и быть-то не могло. Знаешь, мне твоя бабушка всегда говорила
– «у всякой тайны есть человеческая душа»…
– Что это значит?
– Это ты мне скажи, моя умница! – Ян Маршан пригнулся так, что его лицо было вровень с лицом дочери. Конни почувствовала запах алкоголя и неприятного одеколона, который в тот период регулярно дарила ему новая жена. Сложно было сказать, какой из этих ароматов раздражал девушку сильнее, но она всё равно подалась вперёд и крепко обняла отца. Все полотна с той выставки были распроданы в течение нескольких месяцев, и это позволило художнику отправиться в очередное путешествие за вдохновением, чтобы начать писать всё те же прекрасные пейзажи и портреты красивейших женщин. А через пять лет его не стало.
И примерно тогда же Конни начала забывать, каково это – во всякой тайне видеть человеческое лицо. Она больше не ходила на выставки, не рассматривала картины и старалась не задумываться о потайном смысле вещей. Так было правильнее, ведь с уходом из жизни Яна Маршана её собственная жизнь стала стремительно усложняться по всем фронтам. Ей не досталось ни одной его картины, только несколько черновиков, которые она вынуждена была распродать в следующие несколько лет. Время от времени мир вспоминал о великом Яне Маршане, и тогда в её повседневность с шумом врывался тот или иной журналист, режиссер-документалист или писатель. Все ждали от неё эксклюзивных интервью, откровений и тайн. Сначала это оскорбляло, но впоследствии стало неплохим финансовым подспорьем. Но ни одному биографу она так и не рассказала, что же на самом деле означала та странная картина. Не сказала даже брату, во многом ещё и потому, что сама перестала в это верить.
– Здесь в прихожей есть телефон, вот, – тоненький голос Ивы вырвал Констанцию из подступающей дрёмы. Кажется, она была вымотана настолько, что засыпала даже сидя.
– Чем вам мобильная связь не угодила? Зачем эти сложности? – сонно проворчала Конни.
– Сотовая связь здесь не работает, госпожа Маршан, – рассмеявшись, выпалила Ива. – Вы не знали?
– На всём острове?!
– Не-е-ет, только в поместье. Мадам Сапфир говорит, это какая-то электромагнитная аномалия или что-то в этом роде… – девочка пожала плечами. – Если спуститься в город, в Линсильву, то связь появится. Там и интернет есть, а у нас нету…
– М-да, Берта это не обрадует, конечно, – протянула Конни, оценивая перспективы. Получается, ему предстояло не только жить в своей огромной части замка в одиночестве, но ещё и без сотовой связи и интернета. Будучи личностью весьма экстравертной, парень уже сейчас должен был бы заходиться в истерике.
– Впрочем, может это пойдёт ему на пользу! Снова начнёт читать книги и рисовать, если не сойдёт с ума в следующие сутки…
– Господин Маршан умеет рисовать? – Ива чуть осмелела и решительным шагом прошла в спальню, усаживаясь в мягкое кресло у окна. – Он художник?
– По профессии – нет, но талант у него имеется. Наш отец был художником и многому Берта научил, – ответила Констанция, с ногами забираясь на постель. Ей хотелось бы спровадить девочку и без каких-либо свидетелей похрапеть в своё удовольствие, но пока она не решалась это сделать. – Берт рисует портреты, натюрморты, даже пейзажи. У него хорошо получается.
– А почему он этим не занимается профессионально?
– Не знаю, – пожала плечами Конни, хотя всё же догадывалась, в чем причина. Берт был внешне и по характеру очень похож на Яна Маршана, но меньше всего на свете ему хотелось бы становиться им окончательно. – А теперь скажи мне, Ива, во сколько у вас тут принято обедать?
– В половине второго, госпожа Маршан.
– Супер! – хлопнула в ладоши девушка и звёздочкой раскинулась на своем ложе.
– Вот тогда меня и разбудишь!
– Хорошего вам отдыха, госпожа Маршан, – Ива была немного разочарована тем, как внезапно оборвался её разговор с новой хозяйкой, но навязываться не стала. Тихонько она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, а Констанция мигом провалилась в бездну долгого и глубокого сна.
Снилось ей, как всегда, что-то очень странное и, на первый взгляд, совершенно бессмысленное. Тем не менее, проснувшись от удушающей жары, первым делом девушка полезла в свой чемодан за пухлым кожаным блокнотом и ручкой. Перед глазами всё плыло (видимо, она слишком резко встала с кровати), дышать было тяжело, а двигаться ещё сложнее. Воздух в спальне был густым и горячим, как смола, помещение заполнял яркий свет полуденного солнца. Футболка и брюки прилипли к взмокшему от пота телу девушки, и она сильно пожалела, что поленилась раздеться перед сном. С большим трудом ей удалось стянуть с себя эти влажные тряпки, но не помогло. В горле першило. Каждый новый вдох обжигал лёгкие. Волосы спутались и бесформенными клоками облепили лицо.
Быстрыми кривыми линями Конни вписала в блокнот дату и время сна, а затем добавила его краткое описание: «Призраки бродили по лабиринтам, фиолетовый кот спрыгнул с Луны, а Берт срывал с кустов алые розы, одну за другой». Даже не перечитывая эту бессмыслицу, Конни сползла с постели и, проплывая сквозь плотный жаркий воздух, направилась в ванную. Голова её гудела, а тело подчинялось с трудом, суставы ломило – сказывались последствия долгого путешествия в тесной каюте парома.
Прохладная напольная плитка в ванной порадовала ступни. К счастью, окно здесь было закрыто плотной римской шторой, и поэтому помещение не нагрелось так сильно, как спальня. С минуту Конни стояла напротив умывальника, упершись руками в раковину, и не шевелилась. Она ни о чём не размышляла, её голова была чиста от посторонних дум, а неподвижность была связана с появившейся необходимостью возыметь прежний контроль над телом и немного отдышаться.
Наконец, когда подвижность и ясность ума более-менее вернулись к ней, Констанция залезла в глубокую белоснежную ванну и просто позволила холодной воде из душа поливать её снова и снова, пока не стало нестерпимо больно. Как ни странно, метод контрастного душа срабатывал безотказно, и уже через пятнадцать минут Конни была бодра и даже весела, она бесстрашно вернулась в свою раскалённую спальню и, приложив немалые усилия, зашторила большие окна тяжёлыми синими портьерами. От всего этого процесса поднялась волна пыли, и девушка несколько раз звонко чихнула, но боевого настроя не растеряла. В её чемодане было совсем немного вещей, но Симеон В. предупредил их, что климат на Сен Линсей довольно тёплый, поэтому она взяла с собой, в основном, летнюю одежду и обувь. Нырнув в простенький хлопковый сарафан и сунув ноги в удобные босоножки, она рухнула в разогретое солнцем мягкое кресло у окна. Настенные часы в узорчатой деревянной рамке показывали время – «13:24». Через минуту в прихожей раздался пронзительный телефонный звонок.
– Констанция, я не разбудила вас? – в трубке послышался бархатный голос мадам Сапфир.
– Нет, я уже проснулась, – отвечала Конни. – Уже время обеда, я правильно понимаю?
– Если вы пришли в себя и голодны, то мы с Виолеттой будем рады, если вы составите нам компанию за обедом, – почти пропела домоправительница. – На втором этаже, в северной части дома есть чудесная столовая. На карте в выданной вам инструкции она обозначена как «малый теневой обеденный зал». Удобнее всего будет, если пройдёте через внутренний дворик, но обязательно возьмите инструкцию с собой. Договорились?
– Да, конечно.
– Превосходно. Мы будем вас ждать. Ваш брат также обещал прийти, поэтому постарайтесь не задерживаться.
Проблем с ориентированием на местности у Констанции никогда не было. Так уж сложилось, что она прекрасно запоминала улицы, осознавала направление сторон света и вообще никогда нигде не терялась. Более того, когда они с Бертом были совсем детьми, стоило невнимательному парнишке потеряться, и именно его сестру отправляли на поиски. По какой-то неведомой причине она всегда знала, где брат мог бы засмотреться, замечаться, задуматься и, как следствие, заблудиться. Он был полон ярких идей, и они всегда заманивали его на самые запутанные и туманные тропинки. Она же была его спасительным маячком, способным вернуть с небес на землю. Или хотя бы из бакалейного отдела в супермаркете обратно к родителям.
И не было ничего удивительного в том, что Конни с лёгкостью нашла лестницу, ведущую ко внутреннему дворику, в котором вовсю цвели нежно-розовые магнолии, украшая собою кривые ветви тюльпановых деревьев, пересекла его неторопливо, любуясь на каменные колонны галерей, да так и очутилась на северной стороне. Подробная инструкция мадам Сапфир вывела девушку на одну из внутренних лестниц, а затем и к распахнутым дверям малого теневого обеденного зала.
Не зря его назвали теневым – света сюда проникало мало, а вся мебель, включая обеденный стол, стулья и ковры, была под стать – тёмного винного цвета. В странном для столь раннего часа и жаркого дня полумраке царила атмосфера таинственности. Констанция с интересом шагнула за порог и осмотрелась, надеясь, что глаза скоро привыкнут к таким перепадам освещения.
Стол был уже сервирован на четверых, но никого за ним не было. Возможно, мадам Сапфир не рассчитывала, что Констанция разыщет это место так скоро?
– Вы быстро добрались, – раздалось из темноты, и Конни звонко вскрикнула от неожиданности. Она оглянулась в сторону, откуда исходил звук и чуть было не вскрикнула снова. Оказывается, там, в самом дальнем углу комнаты в узком кресле сидела фигура, которую запросто можно было бы принять за привидение. Она никак не отреагировала на столь бурную реакцию девушки и продолжала неподвижно восседать на своем месте.
– П-простите… – запнувшись, пролепетала Констанция, мелкими шажками приближаясь к своей загадочной собеседнице. Во мраке начали вырисовываться более чёткие очертания бледного лица и облачённого в чёрную одежду тела. Наконец, незнакомка шевельнулась и подалась вперёд. Слабое мерцание одной из ламп выхватило на свет необыкновенного фиолетового цвета кукольные глаза, обрамлённые длинными шёлковыми ресницами. Конни вспомнила слова Ивы о том, что другая наследница Августа не очень любит солнечный свет. – …вы Виолетта Ди Гран, верно?
– Верно, – совершенно бесстрастно отвечала девушка в кресле, напоминавшая всем своим видом ожившую фарфоровую статуэтку. – А вы Констанция Маршан. Мадам Сапфир отправилась на поиски вашего брата.
– Ясно. А почему вы сидите в темноте?
– Мне нравится, – Виолетта не шевельнулась, но в уголках её маленьких бледных губ мелькнуло что-то отдалённо похожее на улыбку. По крайней мере, Конни так показалось. Давать развёрнутое объяснение юная Ди Гран не стала, и в обеденной комнате повисло неловкое молчание. Впрочем, неловким оно было в основном для Констанции, а вот лицо Виолетты по-прежнему не выражало никаких эмоций, пугая своей бледной неподвижностью. От сердца у Конни отлегло лишь тогда, когда из коридора послышались голоса Берта и мадам Сапфир.
– Констанция, вы уже здесь! Я в вас не сомневалась, – приветливо произнесла Севилла, войдя в зал. Женщина сменила наряд, и теперь на ней было аккуратное синее платье классического кроя, одновременно сдержанное и элегантное. Чёрные волосы её были собраны в сложный пучок на затылке, но несколько волнистых прядей по-прежнему обрамляли вытянутое лицо. – А вот вашему брату всё-таки понадобилась кое-какая помощь… – Сапфир еле сдержалась, чтобы не закатить глаза и игриво улыбнулась.
– Я бы справился… – пробубнил под нос братец, появляясь следом. Бегло он осмотрел помещение и с опаской остановил свой взор на сестре. – Как-то здесь мрачновато, не находите?
– Да, так и есть, – согласилась Севилла охотно и решительным шагом направилась к столу, – но Виолетта вбила себе в голову, что солнечный свет с полудня до четырёх часов дня может быть для неё чрезвычайно губительным, не так ли, мой дорогой ипохондрик?
– Всё так, – лениво отозвалась Виолетта из своего тёмного угла, и теперь настала очередь Берта визжать от испуга. Короткий крик оказался на удивление высоким, и хрустальные бокалы на обеденном столе звенящим эхом подхватили его. Маршан ухватился за сердце и нервно рассмеялся, осознавая, что в комнате всё это время пряталась незнакомая ему родственница.
– Прошу прощения! Я…я вас не увидел, – чуть ли не хохоча (так всегда проявлялись у него последствия лёгкого шока), поспешил объяснить он. – Как вы меня напугали, чёрт возьми!..
– Берт, – сквозь зубы процедила Конни, надеясь, что братец не станет её позорить, и слегка подтолкнула его к столу, – не выражайся, пожалуйста!
– Да-да, ты права. Я был груб, – отдышавшись выпалил он.
– Ох, не стоит извиняться, господин Маршан, – небрежно отмахнулась от брата и сестры мадам Сапфир. – Это всё дурная манера Виолетты сидеть по тёмным углам! Сколько раз я просила её так не делать!
– А я всё равно буду, – поднимаясь со своего места, произнесла Виолетта и плавучей походкой присоединилась к гостям за столом. Усевшись напротив Констанции и Адальберта, она апатично взглянула на них из-под своих шёлковых ресниц и добавила загадочным тоном, – …это научит наших новых жильцов быть внимательнее…
– Перестань, – настойчиво попросила Севилла. Она явно не собиралась соблюдать субординацию, о которой говорила прежде, в отношении Виолетты Ди Гран. Более того, поведение девушки заметно утомляло и даже раздражало её.
– Вы с Виолеттой родственники? – догадалась Конни, оценивая внешнее сходство. Хотя Сапфир была загорелой и улыбчивой прекрасной дамой лет сорока пяти, а Виолетта больше походила на фарфоровую куклу викторианской эпохи, всё же лёгкое родство между ними просвечивало и в форме носа, и в необычном цвете глаз, а теперь в свете ламп было видно, что у юной Ди Гран были такие же чёрные, как смола, вьющиеся волосы.
– Да, Ви – моя племянница, – улыбнулась Сапфир, – а вы очень наблюдательны, госпожа Маршан. Мало кто замечал, что мы похожи. Многие очень удивляются, узнав о нашем родстве.
Через несколько минут был подан обед. Его на сверкающей серебряной тележке привезла приветливая дама в аккуратной униформе, которую мадам Сапфир представила как Руфь. Позже домоправительница обещала познакомить наследников с поваром, господином Орманом, который, по её заверениям, был одним из лучших поваров на всём острове.
Поскольку последствия морской качки давно прошли, Конни ощутила острый приступ голода, лишь взглянув на еду, которую аккуратно расставляла Руфь перед ними. В качестве первого блюда недолго пробыл на столе сливочный суп из морепродуктов, вкуса которого ни брат, ни сестра потом вспомнить так и не смогли – настолько быстро он исчез из тарелки. Вторым блюдом оказался стейк из тунца, щедро приправленный какими-то местными травами, и овощной салат, осыпанный сочными гранатовыми семечками. По хрустальным бокалам Сапфир с гордым видом разливала местное вино насыщенного рубинового цвета.
– Покойный Август Ди Гран, как и его предшественники, был совладельцем очень многих предприятий на острове, – рассказывала она с нескрываемой гордостью. – В том числе виноградников и виноделен. Один из важнейших продуктов экспорта на Сен Линсей – совершенно изумительное гранатовое и ежевичное вина. Технология производства не имеет аналогов в мире. Эти напитки подают президентам и королевским особам по всему свету.
– Как интересно… – внимательно разглядывая жидкость в бокале, отозвался Берт. Осторожно он поднёс бокал к лицу и вдохнул аромат вина. Это могло бы показаться очередной его театральной выходкой, но на самом деле нюх у Маршана был отменный, почти собачий, и в качестве вин он на удивление хорошо разбирался. Конни замерла в ожидании его вердикта. – Действительно гранат, а ещё есть оттенок розмарина и…не могу понять…похоже на смолу какого-то дерева. Очень сложный букет. Ни на что не похоже.
– Господин Маршан, вы меня приятно удивляете! – расплылась в восторженной улыбке Севилла.
– У Берта вообще много талантов, – подтвердила Констанция. – Он ещё не раз вас удивит…
– Теперь и у вас есть доля в этом бизнесе, – впервые за всю трапезу Виолетта вновь подала голос. Она отложила в сторону ложку, которой всё это время без энтузиазма водила по тарелке с супом, и подняла взгляд на Берта. – Если вам нравится виноделие и всё, что с ним связано, могу уступить вам и свою долю. Хотите?
– Да! – выпалил парень, не раздумывая.
– Нет! – сию же секунду Сапфир и Конни воскликнули хором, но если первая рассчитывала пресечь странное поведение племянницы, то вторая в очередной раз поспешила одернуть чрезмерно лёгкого на ответы братца. Он лишь рассмеялся.
– Конни, успокойся ты! – улыбаясь, отмахнулся он. – Она же не серьёзно…
– Почему же? – юная госпожа Ди Гран пожала своими худенькими плечами. – Я не шутила. Я готова пожертвовать этой частью дядюшкиного наследства, если вы взамен взяли бы на себя кое-какие мои обязательства…
– Так. Ладно, – теряя свою ухмылку, напрягся Берт. – В чём подвох?
– Берт! – Конни чуть не опрокинула свой бокал в очередной попытке дотянуться до плеча брата и хорошенько стукнуть его. – Даже не думай!
– Да уймись ты! – выпалил он, уворачиваясь от сестры, и, подавшись вперёд, обратился к Виолетте. – Госпожа Ди Гран, я не приму ваше предложение, но оно звучит так заманчиво, что вы просто обязаны рассказать нам все детали. И так, в чём же подвох?
– О боже…как же я устала! – Севилла закатила глаза и одним махом опустошила свой бокал. Видимо, это её чуть успокоило, и, откинувшись на спинку стула, она лениво дала племяннице отмашку, мол, она может говорить всё, что пожелает.
– Упоминала ли мадам Сапфир, что наш с вами общий предок, Линсей Ди Гран, был основателем первого поселения на этом острове, который теперь носит его имя? – после долгой паузы, во время которой Виолетта то ли нагоняла таинственности, то ли собиралась с мыслями, девушка всё же заговорила с присутствующими вновь.
– Святой Линсей, ага, – кивнул Берт с нескрываемым интересом.
– Святым он не был, – поспешила поправить его Виолетта, – по крайней мере, не официально. Ни одна христианская конфессия его так и не канонизировала. Я даже не уверена, что такие попытки всерьёз предпринимались…
– Но остров-то назван в честь святого…
– Да, это довольно мило, – Виолетта почти улыбнулась. Точнее, это почти стало заметным, но в остальном её манера речи оставалась всё такой же безымоциональной и однотонной. – Местное население настолько крепко было убеждено в величии и невероятном чудесном даре Линсея Ди Грана, что иначе как святым они его и не считали. А любые попытки гостей с материка и всяких горе-колонизаторов переубедить их пресекались самым категоричным образом. В общем и целом, здесь образовалось что-то наподобие секты или даже отельного религиозного учения, согласно которому Линсей был чуть ли не божеством. Звучит угрожающе для современного человека, но, уверяю вас, это всё довольно безобидно, если не пытаться вмешиваться и кому-то что-то доказывать.
– Мило, – проговорила Конни с сомнением. – И…какое это имеет отношение к винодельням?
– Всё, что связано с Линсеем Ди Граном, имеет отношение ко всему на этом острове, – ответила Виолетта, – к винодельням, к шахтам, фабрикам, к лесам, охотничьим угодьям и озёрам. Дольщиками каждого второго предприятия на Сен Линсей является семья Ди Гран. То есть теперь это вы и я. Но у вас, в отличие от меня, есть два преимущества.
– И каких же?
– Во-первых, вы оба – типичные Ди Граны. Позже мадам Сапфир покажет вам фамильные портреты, и вы поймёте, что похожи не только на своего отца. Перед вами предстанет вереница светлоглазых белокурых людей, в каждом из которых вы узнаете и себя, и вашего покойного батюшку, и почившего Августа, и самого Линсея Ди Грана, конечно же. По местным представлениям, лишь те потомки, что наследуют черты своего великого предка, являются подлинными хранителями его чудесных талантов. Уж не знаю, умеете ли вы исцелять больных или просто хорошо поёте в караоке, но любое проявление вашей одарённости население острова непременно воспримет, как чудо из чудес. Что касается меня, то мне не повезло или, наоборот, повезло родиться совсем не солнечной блондинкой, поэтому меня местные воспринимают то с опаской, то с лёгкой брезгливостью.
– …это должно быть довольно неприятно? – проявляя сочувствие, произнесла Конни осторожно. По каменному лицу Виолетты невозможно было понять, огорчает её сей факт или нет.
– Меня не сильно это волнует, – объяснила она, и, надо признать, поведение её полностью соответствовало этому утверждению. – Возможно, моя мать нагуляла меня на стороне. Но какая теперь разница?
– Ох, Ви, следи за языком… – подливая в бокал вина, лениво проявила себя мадам Сапфир.
– Прошу прощения, тётя, – голосом робота извинилась юная госпожа Ди гран и столь же хладнокровно продолжила свой рассказ. – Ваше первое преимущество в сходстве с Линсеем, а второе в том, что вы привыкли к жизни в обществе. Пока был жив дядя Август, он брал на себя все обязательства по общению с населением. Я предпочитаю жизнь максимально уединённую, и он меня в этом поддерживал, но понимал, что острову нужны Ди Граны. Нужны на открытиях крупных производств, на важных праздниках, в местных новостях и просто на виду. Когда его не стало, я с ужасом осознала, что теперь эта ноша перейдёт ко мне. Поверьте, я готова отдать многое из своей доли наследства лишь бы избавить себя от этого. Не говоря уже и том, что местные жители вряд ли захотят видеть именно меня в качестве символа святого рода Ди Гран.
– Поверьте, это совсем не такое обременительное дело, как говорит Виолетта, – заговорила Севилла, когда её племянница окончила свой монолог. – Эта девочка настолько ненавидит бывать на людях, что даже этот обед она, должно быть, считает вечеринкой.
– Будь нас вдвое меньше, мне было бы комфортнее, – согласилась та мгновенно.
– Вот видите? – мадам Сапфир неуклюже взмахнула рукой. Три бокала вина слегка убавили изящества в образе женщины. Она попыталась выровняться на стуле и принять уверенную позу, но это только сильней подчёркивало её пьяненькое состояние. – На самом деле, Август максимум раз в месяц участвовал в каком-нибудь празднике или открытии, а бывали периоды, когда его по полгода никуда особо не звали. Люди здесь ценят приватность в целом, но всё же и очень любят Ди Гранов…кхе…в целом.
– Знаете, Виолетта, – подумав немного, заговорил Берт, – я совсем не против взять на себя этот труд. И мне даже не нужна ваша доля наследства.
– Вы говорите серьёзно?
– Абсолютно, – кивнул молодой человек. – Мои финансовые проблемы решены, работа и друзья остались на материке, а ещё сегодня я узнал, что в замке нет ни сотовой связи, ни интернета. Так что если у меня не будет здесь никаких дел и обязательств, то я уже через недельку покончу с собой от тоски, а вы ещё долго не найдёте моё бездыханное тело в этих жутких коридорах и лабиринтах.
– Я не понимаю вас, как не поняла бы существо с другой планеты, – честно призналась Виолетта, – но вы стали бы моим спасением, Берт.
– Смелое заявление, господин Маршан, – подхватила Севилла с интересом. – а вы что скажете, Констанция? Стоит ли вашему брату браться за это? И, быть может, вы составите ему компанию?
– В принципе, я не против, – Конни немного расслабилась. Судя по всему, брат вовсе и не собирался позорить её. Более того, его отношение к Виолетте и её проблеме показалось ей очень даже трогательным. Оказывается, был на свете кто-то, более противоположный по характеру Берту, чем сама Конни, и даже с этим человеком он умудрился наладить контакт. Как бы сильно он не раздражал порой, а не любить этого юношу было невозможно. – И когда, по-вашему, нас начнут обожать?
– Сразу же, как увидят, – усмехнулась Севилла. – Виолетта права, вы типичнейшие потомки Линсея! Как только о вашем приезде станет известно, островитяне голову потеряют от восторга. И очень многие захотят на вас поглазеть, поэтому советую вам сегодня спуститься в город, в Линсильву, и погулять в своё удовольствие. Пока есть возможность остаться незаметными.
– Неплохая мысль, кстати говоря, – задумалась Констанция. – Мы прекрасно пообедали, а теперь можно и прогуляться. Наверняка в Линсильве есть на что посмотреть. К тому же погода весьма хороша…
– В самый раз для тех, кому нравится жариться на сковороде, – не забыла озвучить своё мнение Виолетта и еле заметно нахмурилась. – Но если пойдете в Линсильву, то на самом подходе к городу есть лавочка под названием «тюльпановое дерево», зайдите туда обязательно.
– А что там продают?
– Травы и цветы, в основном, – поспешила вновь вступить в разговор Севилла, – на Сен Линсей весьма популярна древняя народная медицина, наравне с современной.
– Как интересно, – Конни допила своё вино и только теперь в полной мере ощутила его вкус – на удивление сладкий и немного терпкий с необыкновенным пряным шлейфом. От такой непривычной гаммы ароматов и впечатлений у неё немного закружилась голова, а жаркий полумрак обеденной комнаты это состояние только усугубил.
– Что ж, решено! – рядом звонко хлопнул в ладоши брат. – идем в Линсильву! Поскорее к цивилизации…
– Раз так, – Виолетта в последний раз за время обеда подала голос, – принесите мне из «тюльпанового дерева» подарок по случаю знакомства. Я буду рада симпатичному букету розового бессмертника, Берт.
– Всё, что пожелаете, Виолетта! – обаятельно воскликнул Маршан и поднял бокал за свою новую родственницу. Конни показалось, что этот его жест заставил фарфоровую девушку на мгновение просветлеть и улыбнуться, но это видение испарилось так быстро, что за его подлинность Констанция поручиться не решилась бы.
– Госпожа Сапфир, – в дверях обеденной комнаты вновь появилась Руфь и нерешительно позвала домоправительницу.
– Надеюсь, ты не насчёт десерта, дорогая? Не думаю, что наши гости осилят ещё одно блюдо, – улыбнулась Севилла.
– Нет, мадам, – Руфь виновато посмотрела на присутствующих и коротким поворотом головы вновь подозвала начальницу, а затем скользнула в коридор так, что теперь присутствующим было видно лишь её плечо и края униформы.
– Прошу меня извинить, друзья, – нехотя поднялась со своего места госпожа Сапфир и на тяжёлых от избытка вина ногах вышла из комнаты. Отошли они не очень далеко и шептаться тоже не особенно пытались, поэтому странные обрывки их разговора долетели и до ушей Конни с Бертом.
– Это прислали из городского управления, мадам, – боязливо произнесла Руфь. С мгновение они молчали, и по контексту стало понятно – Севилла что-то читает.
– М-да…неприятно… – вздохнула домоправительница, и послышалось шуршание бумаги. – Посыльный ещё здесь?
– Да.
– Отправьте с ним обратно сообщение с нашими сожалениями по поводу случившегося и надеждами на скорое разрешение ситуации, но не более. Избегайте любых упоминаний приезда наследников. Господин и госпожа Маршан хотят сегодня выйти в город. Незачем беспокоить их раньше времени.
– Но…мадам, разумно ли отпускать их на прогулку по местности, когда такие вещие… – запинаясь и мямля, попыталась возразить Руфь, но постепенно сникла. Видимо, пронзительный взгляд васильковых глаз Севиллы умел отдавать приказания весьма красноречиво и без помощи слов.
– Не драматизируй, Руфь, – с нажимом отвечала дама. – Иди и сделай, как я сказала.
– Да, мадам.