Вернувшись из странного небытия, которое про себя окрестила лимбом, я не сразу смогла адекватно воспринимать реальность. И дело было не только в том, что прошло двадцать лет. Мозг был словно затуманен, я понимала, что мне нужно время на восстановление. А его у меня не было. Я спешила, остервенело вгрызаясь в действительность. Боялась за дочку, внучку. Больше никто и никогда не должен был так пострадать.
Маришка показала новинку – смартфон. Я развлекалась, осваивая новую технику, окончательно ломая себе мозг. Но это было кстати. Мир изменился, с каждой освоенной программой я словно подтверждала своё право в нём находиться.
Село, как ни странно, поменялось незначительно. А вот родители сильно постарели. Мне было больно смотреть на маму, особенно на её потухшие глаза. Но если прошедшие годы, оставившие свой след, сразу бросались в глаза, то только через несколько дней поняла, что вся моя семья совершенно несчастлива. Прежде всего Маришка.
Мама плакала, рассказывая, что произошло после моего исчезновения. Дочь просто сообщила мне важные вехи, не особенно вдаваясь в подробности. Её рассказ звучал легко и обыденно. И даже царапнувшая мне душу новость, что Виталий уехал в город, доверив воспитание дочери моим родителям, не сильно меня расстроила. Нужно было работать, чтобы всех содержать, а Маришка была слишком мала, её нельзя было оставлять без присмотра. Наверняка муж и помогал, и навещал, а устами дочери говорила детская обида. Но мамин рассказ ужаснул меня до глубины души: всё было совершенно иначе, чем я представляла.
– Мы были так потрясены, так напуганы, – причитала мама, – боялись потерять Маришку. Запретили ей гулять на улице, только во дворе. Твой отец запил. Я сумела его вытащить, ты ведь знаешь, до этого он был совершенно равнодушен к спиртному. Лечение потребовало всех моих сил, денег и времени. Пока вытаскивала отца из трясины, Маришка окончательно замкнулась в себе. Не могла её разговорить. Она очень хотела жить в городе, постоянно просила меня о переезде, но ты ведь понимаешь, мы не могли бросить дом! Училась внучка из рук вон плохо, закончила девять классов и всё-таки уехала в город. А там… связалась с одной компанией. Вышла замуж за бандита, – в сердцах бросила мама, – да развелись сразу после рождения Викуси.
Потрясённая, я погружалась в ужас, который пережили мои родные. Но…
– Мама, а как же Виталий, мой муж? Если Маришка так хотела жить в городе, почему вы не позволили ему забрать её? – тихо спросила я.
Обожание и заботу мужа я помнила очень хорошо. А дочь он любил куда сильнее меня. Редко мужчины воспринимают ребёнка частью себя, продолжением своего тела и души. Но Виталий любил Маришку именно так. Они были неразлучны. Он постоянно возился с ней, играл, опекал, воспитывал. Маришка не засыпала без папиной сказки на ночь. Если бы в тот несчастный день он не работал в городе, я уверена, всё сложилось бы иначе. Поэтому не могла допустить мысли, что он не захотел забрать её к себе. Тем более в такой трудный момент, когда дочка лишилась матери? Сразу не мог повесить всё на себя, это понятно, но дочка росла и уже года через два могла оставаться одна дома, могла разогреть, а то и приготовить еду.
Мама по старой привычке вытерла слёзы подолом, хотя я и многозначительно подталкивала к ней носовой платок, смущённо забарабанила пальцами по столу.
– Понимаешь, Виталий…
Она шумно высморкалась, на этот раз в платок. Протяжно вздохнула и отвела от меня глаза.
– Что? Что Виталий, мама? – нетерпеливо поторопила я.
–Он… тронулся умом.
– Что? – я ожидала чего угодно, но не этого, – Маришка сказала, он навещал её, хоть и не часто. Подумала, что ему нужно было работать.
Мама скорбно потеребила подол и подняла на меня заплаканные глаза.
– Мы не сразу это поняли. Ведь в тот страшный день именно Виталий нашёл и привёл домой зарёванную Маришку.
– Но ведь он был в городе!
– Он приехал. Девочку трясло от рыданий. Вместо того, чтобы просто уложить её спать, он заперся с ней в комнате и полночи о чём-то расспрашивал. Что мог рассказать ребёнок?
Онемев, я слушала маму и не могла поверить. А она продолжала:
– Утром, едва рассвело, Виталий ушёл из дома. Вернулся только к вечеру. Он не мог не понимать, что нужен дочери. Маришка неделю потом молчала, ни с кем не говорила. Я-то, старая, не сразу поняла, что твой муж уже не в себе. Сначала с упрёками кинулась: «Посмотри, говорю, что с твоей дочерью. А ты где шляешься?» А он только зыркнул на меня безумными глазами: «Занят. Дело важное у меня». Что может быть важнее ребёнка, что без матери остался? Увещевала, убеждала, уговаривала, пыталась по-хорошему поговорить с ним. В ответ только одно твердил, что я, мол, жену ищу. Не успокоюсь, пока не найду. А глаза пустые. Ушла из них душа, пропал человек. Так любил тебя, дочка, что в ту же ночь умом и двинулся.
Мама горестно вздохнула и продолжала, всё больше понижая голос:
– Дальше больше. Соседи-то девочку тогда удочерили, Марину. Он видать совсем того, детей перепутал. Дочь родную забросил, давай всё к соседям бегать, с Мариной той гулять, разговаривать. Много времени они вместе проводили, пока родители её не хватились, да взашей его не выгнали. Тогда дома он засел, исхудал весь, глаза дикие. В город, говорит, поеду. А что там делать? С работы-то его в то время уже уволили. Илью, говорит, искать буду. Помнишь Илюшу, что напротив нас жил? И чего, спрашивается, его искать? Виталий и не знал-то его никогда. Как я ни просила его, ни уговаривала, разве что в ногах не валялась. Собрался да уехал. На прощание обнял дочь, всё что-то шептал ей на ухо. Что говорил, так и не призналась. Только отворачивалась и слёзы вытирала, когда я допытывалась. На том и отстала. Что сумасшедший сказать может? Расстройство одно.
Значит, муж говорил с теми, кто, как и я, пропал по вине злосчастных песочных часов.
– Мама, а когда ты последний раз видела Виталия?
Мать устало махнула платком.
– Да вот за день буквально до твоего появления баба Маня говорила, что видела его на селе. К нам даже не зашёл, окаянный. Хотя, что грех на душу беру. Может и не помнит уже, болезный, что родня мы, что дочь у него здесь. И внучка.
Меня охватило страшное подозрение. Хотя я и далека от медицины, но поверить в то, что Виталий помнил про родное село, приезжал в него погостить, а вот о дочери и внучке ни разу не вспомнил, не могла. Не укладывалось такое у меня в голове. Да и с Маришкиным рассказом мамин бился плохо. Дочка говорила, что отец её навещал, пусть и не часто. И даже помог при переезде в город. А по маминому рассказу выходило, что Виталий вскоре исчез окончательно. Может, Маришка не хотела меня расстраивать? Вряд ли. Дочка к рассказу не готовилась, я свалилась на её голову совершенно неожиданно. Да и события все были такие, одно другого страшнее, тут что-то скрывать и не договаривать странно и нелогично.
Я успокоила маму, как сумела, и бросилась искать Маришку. Дотошно расспросила её, но дочка толком не сказала ничего нового. Она не помнила уже, ни о чём шепталась с отцом в ночь моего исчезновения, ни что сказал отец, перед тем как уехать в город. Я никак не могла привыкнуть, что дочь теперь выглядит так по-взрослому, а главное, стала почти ровесницей мне. Казалось, что это она так внезапно выросла, да ещё внучку откуда-то взяла, а не я всё пропустила.
Мы ещё немного поболтали, уже об отвлеченных вещах. Затем я решила немного прогуляться в одиночестве, чтобы проветрить голову и спокойно подумать о том, что сегодня узнала. Шагала по селу, кивая и улыбаясь всем встречным, но становилось всё тревожнее и тревожнее.
С одной стороны, абсолютно нормально, что ребёнок не помнит события, которые произошли в то время, когда ему было восемь лет. Только вот если они не такие яркие и судьбоносные. Воспоминания, подобные тем, что пережила Маришка, врезаются в память, даже если произошли в глубоком детстве. А дочка тогда была не так уж мала.
Ясно одно: дело тёмное, свидетелей не осталось. Но отступать я не собиралась. Попыталась найти тех, кто до меня побывал в лимбе. Марину и Илью. Но они покинули село, а родственники сообщить их местонахождение не пожелали. Добившись своей настойчивостью только того, что половина села стали провожать меня подозрительными взглядами, вернулась домой. Оставалось только одно место, где можно было попробовать поискать ответ: заброшенный колодец на краю села.
Решила не мешкать и отправиться в заброшенный сад немедленно. Смеркалось, неприятный сухой ветер дул в лицо, словно призывая одуматься, но я упрямо шла к колодцу. Особенных надежд не питала. Песочные часы являлись лишь тогда, когда хотели. И лишь тем, кого выбрали сами.
Дорогой вспоминала слухи о древней ведьме. Детская страшилка в свете последних событий перестала казаться мне надуманной. Так задумалась, что почти не заметила, как пришла к месту назначения и едва не налетела на сгорбившийся у колодца силуэт. Фигура пошевелилась. Очень-очень медленно подняла голову.
Марина. Я сразу её узнала. У неё был тот же самый странный отблеск в глазах, который я видела после возвращения, разглядывая себя в зеркале. Песочные часы метили свои жертвы. И всё те же большие ступни, невольно отметила я про себя, некстати вспомнив детское прозвище девушки.
– Что ты тут делаешь? – спросила я. Вышло хрипло и грубовато.
Девушка выпрямилась и насмешливо подняла брови, подчёркивая как неуместность вопроса, как и то, что отвечать на него не собирается.
–Была сегодня у твоих, сказали, что ты в городе, – пояснила я чуть более мягко.
Мы неотрывно смотрели друг на друга. У нас много общего. Обе выглядели моложе своих лет, снова ровесницами. Обе потеряли свои личности. Нам придётся жить под чужими личинами. Обе пропустили часть своей жизни. А главное, заглянули в глаза жуткой бездне. И выжили. Вернулись. Казалось, мы могли бы стать лучшими подругами. Но только в глазах Марины плескалась вполне осознанная ненависть. С чего бы? Вообще-то могла бы и поблагодарить. Именно я освободила её, перевернув песочные часы. Отправилась на её место. Да, сделала это неосознанно, но тем не менее.
Но Марина продолжала молчать, скользя по мне оценивающим взглядом.
– Значит, он всё-таки это сделал, – наконец процедила сквозь зубы подруга по детским играм.
Я не стала спрашивать, о ком она говорит, и что именно «он сделал». Это было очевидно. И очень больно. Мой дорогой муж. Искал меня, не нашёл способа вернуть, но сумел обменять свою жизнь на моё возвращение. Я начала подозревать это ещё при разговоре с мамой, а теперь Марина подтверждала мои догадки.
– Но как? Он всё время искал часы?
– Нет, – Марина посмотрела на меня странным взглядом, словно прикидывая, достойна ли я её доверия, – он искал ответы.
Я вопросительно подняла брови. Наверно, ненавидящий взгляд мне померещился в наступающей темноте.
– Ладно, – неохотно сдалась Марина, – слушай. Перебравшись в город, Виталька (меня сильно резануло столь панибратски названное имя мужа) обошёл всё библиотеки, собирая нужные сведенья. Когда этого оказалось недостаточно, с помощью всех своих накоплений («Наших! – про себя возмутилась я, – наших накоплений, Марина!») получил самые секретные допуски. Он выяснил, что песочные часы – не просто известный масонский символ, который демонстрирует конечность жизненного пути, а магический артефакт. Он может перенести человека сквозь время, заморозив его в неком таинственном пространстве («В Лимбе! Значит, угадала», – невесть чему обрадовалась я).
Масоны использовали это свойство артефакта для упрочнения своей власти, влияния и богатства. Адепты вполне осознанно перемещались во времени, следуя своим планам. Иногда песочные часы использовали как средство устрашения и демонстрации возможностей. Как только их переворачивали, человек исчезал, а его предшественник возвращался. Как выяснилось, случались и накладки, когда масон «терялся» и не мог вернуться. Почему такое происходило, понять так и не удалось. Но адепты всё равно сознательно шли на такие страшные риски. Более того, чтобы быть допущенным к таинству перемещения во времени, нужно было быть посвященным самых высоких ступеней. Но сто лет назад артефакт был утрачен. Подробностей про его исчезновение в архивах нет.
Виталька считал (я снова поморщилась), что сейчас часы приносят только несчастье и представляют для людей угрозу, ломая их жизни. Он решил уничтожить злонамеренный песок (я вздрогнула, удивившись единству наших мыслей с мужем). Но как не приманивал мужчина артефакт, часы не показывались. Тогда твой муж (тут почему-то поморщилась Марина) стал собирать сведения об этом месте. Оказалось, в саду действительно раньше жила ведьма. И избушка у неё была, не врут легенды. Но так всех достала старуха, что в какой-то момент её изгнали из села, а может и убили, избу уничтожили до основания, землю под избой перекопали. Кстати, нашли много странных закопанных предметов, о назначении некоторых из них можно было только догадываться. Сейчас то место поросло травой, никаких следов не осталось.
А вот колодец – остался. Ми… Виталий предположил, что колодец и песочные часы связаны.
Я во все глаза смотрела на Марину. Не знаю, что поразило меня больше. То, что слышала от неё, или то, что смотрела на любовницу своего мужа.