Выйдя от отца, Марко обнял Данку за талию и спросил:
– Ну, как тебе мой старик?
– Не такой уж он и старик. Между прочим, я заметила, что ты ни разу не обратился к нему «папа».
– Я рос без него. Это понятно.
– Ты на него в обиде?
– Нет. Я ведь знаю, как это все произошло… Его постоянно долбали, моя мама и бабушка… Они не видели никакого смысла в его интересе к науке и требовали заняться репетиторством, которое приносило бы реальные заработки. В конце концов это его достало, и он ушел.
– Ты так и не назовешь его папой?
– Не знаю. Мне с трудом дается обращаться к нему на «ты».
Они сели в машину, и Марко нажал на газ.
– Может, еще в центр заедем, выпьем шампанского?
– С меня хватит. Я уже выпила вина. Отвези меня домой, – сказала она сухо, наблюдая, как сизая поволока вечера начинает опускаться на улицу.
– Да ведь рано еще.
– Ну и что?
– Ничего. Тогда, может, остановимся где-нибудь в укромном местечке.
– Зачем? – сказала она таким холодным тоном, что он удивленно посмотрел на нее, а потом положил руку на ее бедро и засмеялся:
– За тем самым.
Но Данка сбросила его руку:
– Ты бы лучше руль держал, а не мою ногу.
– Что с тобой? Неужели тебе не хочется?
– В машине не хочется.
– А мы что, впервые делаем это в машине?
Она не ответила, смотрела перед собой и что-то обдумывала, а когда они проезжали мимо церкви Петра и Павла, перекрестилась, и губы ее шевельнулись.
– Ты что-то сказала?
– Нет.
– Ты разговариваешь сама с собой?
– Я часто это делаю. Странно, что ты заметил это только сейчас, – сказала она, а через мгновение уже была мыслями где-то совсем далеко. Возле Кукольного театра едва сдержала себя, чтобы не попросить остановить машину и не выйти, чтобы пойти куда-нибудь в тихие узкие улочки, продолжая разговаривать сама с собой, но вспомнила, что у нее в сумке слишком большая ценность – книга, в которую она погрузится с головой уже этим вечером, о которой мечтала, и ее рука невольно ощупала сумку, будто проверяя, на месте ли книга.