Дэвид бросил папку на столик и стянул плащ. Не сравнить с «Тремя звездочками», конечно… Но для Сити вполне прилично. Одиннадцатый этаж, простой старомодный хай-тек, стекло, алюминий и пластик, это по мне. Без всякого дешевого винтажа. Можно сказать, по-домашнему. Наверно, как был всегда деревенщиной, так и останусь… Вот этот столик ничего, главное – окно во всю стену, вид – это главное. Хороший вид сверху и простая чашечка кофе для начала дня. Вернее, уже совсем не начало для нормальных людей, скажем, для менеджера или консультанта – самый разгар. Кто будет сидеть в кафе в такое время, один я мотаюсь как не пойми кто. Наверно, это все же семейное. И Кейси, думаю, только просыпается сейчас. Лезет в холодильник… Вот уж кто не терпит, когда толпы. Он бы оценил такое местечко…
Высокий сутулый официант подбежал, откидывая в сторону налаченный чуб, но Дэвид его сразу разочаровал. Американо и чизкейк – вот и все предпочтения сэра в это время суток. Так себе из меня клиент. Он устроился поудобней в пластиковом кресле, спиной к пустому залу, вытянув ноги в сторону города и неба.
– Сэр, не будете против такого соседства? Подожду пока вы уйдете, чтобы вам не мешать…
Дэвид, мысленно сморщившись, повел носом, но особенного запаха не ощутил.
– Нет-нет, – сказал он, не отрываясь от созерцания смога и набухающих туч. – У меня только кофе и пирожное. Но пирожное не отдам. Могу сахар, хотите?
Нищий сзади чмокнул губами.
– Сахар… Бедный сахар не нужен никому. Сбыть с рук норовят…
– Ну да, – Дэвид пожал плечами. Сити внизу в пелене облаков и смога менял облик на глазах – серебристые клочья, морось, здания то прячутся, то возникают, все причудливое и зыбкое.
– Пирог с начинкой! – рявкнул нищий голосом натурального пирата. Дэвид не выдержал и повернул голову.
Лохмы во все стороны, соломенная бородища метлой, обветренное лицо, здоровенное алюминиевое кольцо в ухе… Охранник у входа активизировался было, но Дэвид поднял руку и отрицательно помотал головой, тот вмиг снова принял скучный вид. Нищий даже не двинулся, ноги в синих заплатанных клешах были широко расставлены и упирались в пол, как в палубу.
– С начинкой, – важно повторил пират и потряс пальцем.
Такие собеседники Дэвиду не часто попадались.
– Не очень понял.
– Пирог с начинкой принесли для Гарри короля. Там Катерина, Анна, Джейн, снова Анна, снова Катерина…
– Снова Джейн? – предположил Дэвид.
– Невпопад! – возразил пират. – Снова Катерина. С Катеринами ему лучше удавалось.
– Да, верно!.. – Дэвид рассмеялся. – Я все позабыл. А вы знаток отечественной истории.
– Изучаю жизнь, – пират выпятил нижнюю губу и покивал, подтверждая, что предмет достоин изучения.
– Я знаю, с кем вам было бы интересно побеседовать, – сказал Дэвид. – Он работает в «Вандер Банке», высокий… У него такая красная машина, – он выразительно показал пальцами. – При случае имейте в виду.
– Высок и строен… дерри-даун… – одобрительно забормотал нищий. – При случае весьма…
Тем временем официант поставил перед Дэвидом поднос. Фарфоровая чашечка, десертное блюдце с пастухом и пастушкой, идеальный чизкейк, идеальный кофе. Хоть на фото в журнал. Дэвид внимательнее оглядел бродягу. Не похоже, что от голода страдает. Из-под штанин, подметающих пол, торчат мозолистые ступни в кожаных сандалиях, подвязанных шнурками и веревочками. Холщовая рубаха с полуоборванными рукавами, меховая жилетка, кое-как напяленная на обширную талию, дрябловатые, но могучие ручищи, поросшие светлым волосом… Дэвид с удивлением убедился, что взгляд пирата беспечно устремлен в дымку дождливого Сити, в то же самое панорамное окно.
– Еще американо и чизкейк, – сказал он официанту. – С собой большой картофельный пудинг с говядиной и две бутылки «Ньюкасла». Упакуйте, пожалуйста, хорошо.
– Истинный джентльмен! – провозгласил пират. Его огромная пасть сверкнула сталью и золотом. Официант, споткнувшись, ретировался, бродяга доверительно повернулся к Дэвиду. – Неба не разглядишь, снуют, снуют.
– Здесь ничего вид, – возразил Дэвид, пододвигая ему свою чашку. – Кофе, сэр.
– Мерси, – чашка погрузилась в бороду. – Красотки лучшие весьма. Но мы их не возьмем.
– Почему это?
– А потому, а потому, – пират шумно потянул из своей чашки и лязгнул зубами; большая половина чизкейка канула в его пасть, и он закончил нараспев: – Что им не нужно ничего.
– Работа, например, – пожал плечами Дэвид.
– А, да-да-да! Это да, – закивал бродяга. – Работя-я-ги! Пульсируют жизнью, тыц, дыц, тыц, дыц. Вот так пульсируют! – он воздел кулак с остатком пирожного и подвигал туда-сюда. – Падам, пам… Падам, пам…
Пират затанцевал, не вставая с места и держа в одной руке чизкейк, а в другой чашечку. Только поводил плечами и слегка поворачивал массивный корпус влево-вправо, как это у него получалось, непонятно, но танец получился шикарный. Дэвид даже забыл отхлебнуть.
Сбоку раздались аплодисменты. Две девицы, одна в красном обтягивающем, другая в серебристом и пушистом и высокий темнокожий парень в просторном костюме подняли руки с бокалами в их сторону.
– Танцуйте, пока солнце! – рявкнул пират, салютуя им чашечкой.
– Мы и ночью танцуем! – крикнула ему та, что в красном, и тоже сделала несколько танцевальных движений, довольно лихо, – а темный парень подхлопывал, – закинула длинную ногу в красной туфле на стойку, потеряла равновесие и схватилась за серебристо-пушистую. Они чуть не повалились, захохотали обе, и парень зашелся, взвизгивая от удовольствия, все трое разом выпили и укатились куда-то.
– Танцуйте… – пират сунул в пасть остаток чизкейка, со страшным плеском и чавканьем дотянул кофе, облизал пальцы и вытер их о скатерть.
– В такое время танцы, – заметил Дэвид, аккуратно прихлебывая кофе. – Думаю, это богема.
– Никакая вам не богема! – обиделся пират. – Бедняжки! Всегда в трудах. В воскресенье был в офисе. Принес им пакеты, забрал бутылки. Принес бутылки, забрал пакеты. Фунты законные дают…
– То есть вы работаете?
– Не то чтоб да, скорее нет, хотя, – пробормотал нищий под нос. – А девочки, те молодцы. Стараются.
– Нам до них далеко, – кивнул Дэвид. Дождевой Сити окончательно утонул в пелене, в окне стало мутно и неинтересно. Он подтянул поближе свою папку. – Но мы тоже будем стараться.
– Сэр, хотел бы вас поддержать, – пират грустно поморгал. – Но только в другое время года.
Дэвид захохотал, откинувшись на спинку кресла.
– Давай, попробуй! – раздался крик от стойки. – Ноги на хрен переломаю!..
– Пульсируют, – сообщил пират Дэвиду. Дэвид посмотрел туда.
Два официанта схватили друг друга за грудки. Дэвидов с налаченным чубом и второй – помоложе, похожий на воробья, веснушчатый и растрепанный. Малыш, намертво вцепившись в чубастого левой рукой, недвусмысленно отводил назад правую с крепко сжатым кулаком. Чубастый был явно напуган.
– Убери руку! Убери! – вопил он. – Я ошибся, все! Никому не скажу, отстань… – он изловчился и вырвался, оставив воротничок в руке малыша. – Бешеный… Шел бы к своему брату в банк, счетовод…
– Скажи еще про моего брата, скажи, Мэтью, – малыш спокойно заправлял рубашку в штаны. – Точно в нос получишь.
– Да пошел ты, – отвернулся чубастый.
– Ага, и надулся сразу, – малыш примирительно ткнул его кулаком. – Ладно, проехали… – он подхватил поднос и убежал.
– Люблю это местечко, – пират растянул рот до ушей. – Хорошее место.
– Я знаю получше, – сказал Дэвид.
– Получше не всегда лучше, – бродяга пожевал бороду. – Бывал.
Он задрал холщовую рубаху и продемонстрировал кровоподтеки на ребрах. – Крепкие парни. Ходят в спортивный клуб. Весь день там. Пульсируют. Назвали попрошайкой. Вы тоже так думаете, сэр?
– Я нет, – ответил Дэвид, принимая из рук официанта крафтовый коричневый пакет. Нитки от воротничка на шее, оторванные пуговицы и развалины чуба наводили на мысль, что Мэтью – стюард на корабле пирата.
Официант поймал взгляд Дэвида.
– Недоразумение… – пробурчал он, поправляя волосы, но чуб больше не держался. – Не поняли друг друга.
– Нет-нет, все нормально, – заверил Дэвид. – Работа – дело такое…
– Я вообще могу не работать, – обиженно сказал Мэтью, словно это Дэвид хотел дать ему в нос. – У меня жена есть, – он посмотрел в сторону кухни. – Не как у некоторых…
Официант отчалил. Пират смотрел сочувственно, шевеля губами. Дэвид встал и протянул ему пакет.
– Вот, – сказал он. – Вместо сахара.
– Пропади он пропадом, – ответил бродяга, вздергивая брови. – Вот удивление! У вас тоже брат в банке?
– Мой брат, – сказал Дэвид, – неизвестно где. Если хотите, можете выпить это пиво за то, чтобы ему повезло.
– Это честь – выпить за брата, – пират грузно поднялся и с достоинством принял еду. – Благородный незнакомец! – он сделал ногами нечто вроде реверанса и прижал пакет к сердцу. – Желаю вам лучших красоток…
– Не надо, – сказал Дэвид и взял папку и плащ.
– А вас просто не возьмешь, – объявил пират ему в спину. – Что-то про них знаете… Тайный агент!..
– Я их делаю, – сказал Дэвид, не оборачиваясь.
Он спустился на лифте и сразу же попал в толпу, огромный холл торгового центра на глазах наполнялся людьми. Могло показаться, что всем понадобилось срочно что-то купить или наверстать упущенный завтрак, если бы не разноцветные зонты, мокрые плащи, лужи на полу. В окнах-витринах по бокам от выхода стояли серые струи и было видно, как машины разбрызгивают воду, проезжая мимо. Дэвид сунул папку за пазуху, протолкался к вращающимся дверям и решительно вышел, поднимая воротник. Капли барабанили по брусчатому тротуару. Андроид-инженер оглянулся по сторонам, подошел к краю и замешкался. Дождь, словно нарочно, полил сильнее. Дэвид, поколебавшись еще немного, поднял руку. Тут блестящий красный автобус вывернул из-за угла. Дэвид сорвался с места, перебежал улицу, шлепая по лужам, и побежал к остановке в сторону Саутваркского моста. Он вскочил на подножку в последний момент. Очень кстати. Дэвид пятерней закинул назад волосы и стряхнул воду с пальцев.
Нет, я правда деревенщина, усмехнулся он про себя.
В то самое время, когда старший консультант «Клеопатры» наслаждался видом из окна, а дождь едва начинал моросить, у входа в центральный офис «Вандер Банка» в Холборне стоял роскошный винтажный красный «Форд-Мустанг». Мощная, благородная и, без сомнения, невероятно красивая машина, даже на взгляд человека, равнодушного к автомобилям. Кое-кто из прохожих не выдерживал и, вопреки всем правилам приличия и традициям сдержанности, оборачивался и смотрел.
Только не на машину, а на хозяина.
Выглядело так, что машина припаркована у его ног. Очень высокий – по крайней мере шесть с половиной футов – атлетического сложения мужчина лет тридцати пяти, с могучими плечами и колоннообразной шеей, с короткой, но стильной стрижкой, в прекрасно сшитом дорогом костюме и накинутом сверху кремовом плаще; он ожесточенно названивал по мобильному. Дождь усиливался, но гигант не обращал внимания. Он нервничал, набирал номер снова и снова, но безрезультатно. Время от времени он озирался, словно искал кого-то и не находил, – и его безупречно выбритое мужественное лицо делалось по-детски растерянным. Но стоять и звонить весь день большой человек не мог. Он сунул телефон в карман, плюхнулся за руль и умчался по Саутгемптон-роу, – насколько это позволяло движение.
В гостинице на берегу Средиземного моря маленький изящный телефон, зудящий на ресепшене у выхода к бассейну, наконец, замолчал. Он мог надрываться, сколько угодно: играла музыка, кто-то хохотал, визжали девушки на краю двадцатиметровой мраморной ванны, полной лазури и солнца, плескалась вода. В шезлонге под тентом раскинулась высокая, роскошная молодая женщина в крошечном бикини и драгоценностях. Рядом с ней в таких же шезлонгах помещались лысеющий загорелый господин лет пятидесяти с золотой цепью на груди и массивным золотым перстнем на пальце и стройный миловидный юноша. Перед ними стоял столик с фруктами, напитками и сладостями.
– Мадам Штаммер, вы умеете плавать? – спрашивал юноша, волнуясь.
Женщина небрежно взглянула на него.
– Милый Эрик, я прекрасно плаваю.
– Тогда давайте поплаваем вместе! Мне кажется, вам жарко…
– Ну, что ты. Это будет невежливо – оставить господина Янсена в одиночестве.
– Не беспокойтесь, отец и не захочет плавать. Бассейн – это не для него. Он предпочитает свои скучные журналы. Или не менее скучные облигации.
– Да, бассейн не для меня, – засмеялся господин Янсен. – Купайтесь, молодые люди. Я люблю море. Особенно после захода солнца. Мощь стихии… Подобная мощи человеческого разума. И покой. Устойчивое равновесие…
– Равновесие? – переспросила женщина, потягиваясь в шезлонге и поводя плечами. – Это любопытно.
– Устойчивое, – уточнил Янсен, отхлебывая мартини. – Это существенно. Представьте, шарик для гольфа лежит в лунке. Он никуда не денется. Звучит грубовато, но смысл в этом. Даже если мы его слегка подтолкнем кверху, он не выкатится наружу, а скатится… – он потянулся за журналом, упавшим на пол, – назад.
Женщина проследила за его рукой.
– Видите? – радостно воскликнул Эрик. – У отца равновесие, пойдемте же, ну! – он вскочил, как щенок, зовущий хозяйку гулять.
– Пожалуй… нет, – красавица опять томно потянулась. – Я тоже предпочитаю море. Особенно после захода солнца. Потому что можно плавать совсем без одежды, – она бросила незаметный взгляд на Янсена, – это очень освежает голову… Но здесь это не совсем уместно. Так что можешь пока поплавать один… Господин Янсен, а что у вас там за журнал?
– Вам вряд ли будет интересно. Научно-популярный. Серия о мыслителях Древней Греции. Вот здесь о Евклиде… Это такой математик, он написал…
– О! – женщина с явным интересом потянулась вперед. – Покажите, покажите… Я как раз ищу, у кого бы спросить кое-что о Евклидовых «Началах».
– Мадам Штаммер! – Янсен удивленно взмахнул бровями. – Ваш кругозор просто… Просто…
– Ой, да что вы, я просто любопытная, – собеседница слегка потупилась. – Вот если бы вы могли мне пояснить такую вещь: «линия – это длина без ширины». А если взять кучу-кучу отдельных точек… как вот эти круглые конфетки, и рассыпать их… нет, разложить… вот так… по прямой. Разве это не будет «длина без ширины»? Но какая же это линия? Одни дырочки, – она положила в рот розовую карамельку, вторую, красную, сунула Янсену, – попробуйте, вкусные. Получается, Евклид ошибался? Или это я глупая?
– Видите ли, мадам Штаммер…
– И прошу вас, не называйте меня этим дурацким именем. Просто Агнесс.
– Тогда уж и вы называйте меня просто Густав, это будет логично, – сказал Янсен, оглядывая собеседницу так, словно увидел в первый раз.
– С удовольствием, Густав. Так что насчет этих дырочек?
– Насчет дырочек… Признаться, вы меня очень… Застали врасплох. Вернее, Евклида, ну и меня вместе с ним. Давайте, я закажу что-нибудь, и мы побеседуем… – он свернул журнал в трубку и повертел в руках. – А хотите – переберемся на нашу яхту? Ремонт уже закончен. Мы собирались завтра отметить это и грузиться… Но можно начать сегодня. Тем более, здесь шумновато, и если честно, я устал от гостиницы… Посидим не торопясь, по-семейному. Я вообще не люблю торопиться, – Янсен протянул женщине бумажный столбик, она взяла его и положила между вытянутых загорелых колен, придержав сверху длинными пальцами.
– Я думаю, будет очень интересно.
– Вот и отлично. Эрик пусть купается в море, а мы с вами обсудим Евклида и…
Ученая беседа была прервана появлением гостиничной служащей. Девушка протягивала Агнесс телефон.
– Вы оставили на ресепшене, мадам Штаммер. Вам были звонки.
– Ну и что, звонки, – отмахнулась Агнесс. – Что я с ним буду тут делать? Пусть лежит, где я положила, спасибо, отнесете обратно? Нет, стойте, стойте… Раз уж вы взяли, пожалуйста-пожалуйста… Включите там режим «Не беспокоить»… А то у меня все руки липкие от ваших конфет. И потом отнесите. Там надо такую кнопочку нажать и потом на шестереночку… Сумеете же, да?
Девушка не повела бровью и ответила ровным, но все же будто слегка уязвленным тоном:
– Мой интеллект соответствует интеллекту кандидата технических…
– Вот, вот, у вас получится… – перебила Агнесс Штаммер совершенно ангельским голоском. – Ай! – она взвизгнула и поджала колени кверху, журнал шлепнулся на мокрый кафель. – Эрик!.. Эрик, прекрати немедленно! – красавица загородилась ладонями, а юноша, сидя на бортике бассейна, с хохотом брызгал в нее водой.
Господин Янсен довольно улыбался. Он даже не подумал полюбопытствовать у Агнесс, кто это звонил так настойчиво. Впрочем, его мозг делового человека путем привычного сопоставления фактов пришел к выводу, что звонил господин Штаммер – бывший муж Агнесс. Однако мозг сделал эти выводы автоматически, без участия господина Янсена. Тот не был ни любопытен, ни ревнив, чего скрывать – даже честолюбие у него сильно поуменьшилось с годами. Он, как сам любил говорить про себя, «давно перешагнул эту ступень развития». Но Агнесс… Не просто женщина, это совсем, совсем другое… существо. Интеллект… Совершенное тело… Веселый и открытый нрав… Чушь. Все это не то. Что-то давно забытое… – Янсен снял запотевшие очки, и стройный силуэт отразился в его глазах. Он бросил очки на столик. К черту. Кому есть дело до всего остального…
– Эрик! – твердым голосом сказал он. – Собирайся. Мы идем на яхту.