Глава IV. Странная фигура
Мне очень не хотелось думать, что хозяин гостиницы был прав, говоря, будто Уинифред водит компанию со «странными людьми». Но однажды вечером, наслаждаясь ароматом распустившихся цветов боярышника у перевала, я вдруг заметила девочку совсем рядом. Она не видела меня, скрытую за пышной белизной высоких кустов. Фигурка девочки ярко выделялась на фоне изумрудно-зеленой травы и цветов и еще больше походила на горного духа, который неожиданно явился из-под земли.
Я хотела окликнуть ее, но вдруг заметила, что она не одна. Перед ней стояла в высшей степени необычная фигура, один из самых странных людей, каких мне выпало увидеть в этой жизни. Он был высоким и казался бы статным, если бы не сутулился. Копна седых растрепанных волос увенчивалась остроконечной шляпой, каких я никогда не видела. На нем были плисовые[9] штаны, какие мог бы надеть любой крестьянин в округе, если бы они не били в глаза ядовитым зеленым цветом, затмевая даже траву Изумрудного острова. Эти штаны в сочетании с ярко-алым жилетом делали его похожим на гигантское тропическое растение, пышное и великолепное, несмотря на дикое сочетание цветов. Сверху всего этого он напялил нечто среднее между курткой и плащом с широкими свисающими рукавами. Выражение его лица было не менее эксцентричным, чем костюм. Взгляд острых глаз казался злым и подозрительным, подбородок был чисто выбрит, впалые щеки изрыты оспой, а длинный крючковатый нос как будто смотрел в землю.
Он беседовал с девочкой, опустив глаза вниз. Я подобралась ближе, но не слышала, о чем они говорят, из-за шума реки. Один раз он энергично ткнул пальцем в небо, потом наклонился к самой земле, о чем-то увлеченно рассказывая. Выражения гнева, коварства, злобы и радости быстро менялись на его лице и тут же отражались на подвижном личике Уинифред, стоявшей рядом. Казалось, она внимала его речам с большим интересом.
Сделав паузу, он сдернул шляпу и изящно поклонился девочке, которая стояла перед ним. Возобновив свой рассказ, он несколько раз указал в направлении замка, и я предположила, что он говорит об истории народа, который когда-то жил здесь, о вождях и героях, которые прославили эту страну. Потом старик умолк и глубоко вздохнул. У него над головой мягко покачивались темные листья, а торчащие ветки чуть не задевали его шляпу.
Уинифред наконец заговорила. Я подкралась ближе: хотя и знала, что подслушивать нехорошо, но была положительно не в силах уйти, – и услышала ее ясный детский голосок:
– С того дня как мы ходили на водопады, я хочу поговорить с тобой о Тулатуке.
– Но я вам все рассказал, мисс Уинифред, – ответил старик, – все, что знал. Тулатука – дикая тварь, водный дух, который является людям в виде оседланной угольно-черной лошади, и пламя пышет у него из глаз и ноздрей. В ирландских легендах его называют еще Келпи. Если какой-нибудь несчастный столкнется с ним, чары заставят его сесть верхом на Тулатуку. Тварь, почуяв седока, бросится с ним в реку и унесет в преисподнюю. Место, куда я вас водил, пользуется дурной славой, поэтому туда никто не ходит. Оно названо в честь этого существа и как нельзя лучше подходит для моих исследований. Я совершил там открытие, Уинифред, настоящее открытие!
Его голос упал до шепота, и Уинифред задала ему еще несколько нетерпеливых вопросов.
– Ты об этом не сказал мне, когда мы были там, – заявила она.
– Нас могли подслушать, – объяснил он.
– Я думала, – Уинифред неожиданно сменила тему, – о той истории про портного, помнишь, ты мне рассказывал? Мне интересно, как об этом узнали люди, если Тулатука бросился со скалы с портным на спине? Разве портной не должен был сгинуть вместе с ним?
– Это само собой, – рассеянно ответил незнакомец, – здесь какая-то тайна, девочка моя. Может быть, дело в том, что портной нес с собой сутану, священные одежды, и поэтому чудовище его сбросило, прежде чем упасть со скалы?
– А легенды говорят правду? – спросила девочка.
– Кто знает? – мечтательно сказал старик. – В каждой из них есть крупицы истины.
– А вот леди говорит, что легенды лгут, – заметила Уинифред.
– Леди? Что за леди? – подозрительно спросил ее собеседник, и в голосе его послышались злобные ноты.
– Леди из Америки.
– Ах, из Америки! – воскликнул старик надтреснутым голосом, низко пригнулся и огляделся с ужасом и тревогой, которые показались мне преувеличенными. – Никогда не произносите этого слова, мисс Уинифред. Не нужно, мой прекрасный белый горный цветок.
Старик вел себя так же, как старуха Мэхен во время моего визита в замок. При упоминании Америки она тоже встревожилась. Кажется, опекуны девочки скрывали от нее какую-то тайну. Уинифред внимательно посмотрела на своего собеседника и спросила, пристально глядя на него:
– Почему ты боишься людей из Америки?
Стоя перед стариком, она задала этот вопрос с бесстыдной детской откровенностью.
– Нет-нет-нет, – торопливо ответил он и продолжил тем же встревоженным тоном: – По крайней мере, дитя, это не тот страх, о котором вы думаете.
– Тогда почему ты трясешься и оглядываешься?
– Потому что, Уинифред, душечка моя, не за вами ли она приехала?
– За мной? – удивленно повторила Уинифред, а потом рассмеялась жемчужным смехом и подбросила в воздух пригоршню сорванных цветков боярышника. – С чего ты взял, милый Найал?
– Я становлюсь сентиментальным и плаксивым, – ответил он. – Старость похожа на зиму: озноб, мороз и вечная тьма. Что, если вас увезут? Вся моя работа пойдет прахом.
– Никто меня не увезет, если я не захочу! – крикнула Уинифред и гордо запрокинула головку.
– Вы своевольная, как горный ручей, – с восхищением сказал Найал, – но есть люди, которые могут увезти вас против воли, и никто им и словечка не скажет.
– Не смей так говорить! – обиженно заявила Уинифред, тонкими изящными пальчиками раздирая на клочки маргаритку, найденную в траве. Потом она нетерпеливо отбросила стебелек. – Ну вот! Из-за твоей глупой болтовни я убила одну из маленьких маргариток! А я всегда думала, что они как детишки, играющие в траве: прячутся друг от друга, болтают с ветром и любят солнышко!
Странный человек задумчиво смотрел на нее.
– Те же самые причуды, – пробормотал он, – тот же склад ума. Думается мне, что деревенские правы: слишком уж она умная. На ее плечах сидит старая голова, слишком старая для ребенка.
Теперь уже Уинифред уставилась на Найала.
– Почему ты бормочешь сам с собой? – поинтересовалась она. – Это невежливо.
Но старик, как будто захваченный новой идеей, наклонился над девочкой, взял ее за плечо и умоляюще заговорил:
– Ты же не рассказала ей обо всем? Нет, ты не могла рассказать! Иначе останутся одни руины, пустые голые руины.
Уинифред взглянула на него с обидой, синие глаза на миг почернели. От ее негодования мне стало неуютно.
– Значит, вот как ты обо мне думаешь, Найал, – крикнула она и отстранилась от его руки. – И это после всех наших разговоров, после всех прогулок по горам? Ты считаешь, что я могу предать все, что мне дорого, и выложить все первому встречному? – Недетский гнев прозвучал в юном голосе. Девочка говорила со смущенным стариком, словно и вправду была бесплотным духом гор, а не ребенком. – Какой же ты друг, если такое говоришь! И это ты, который открыл мне тайну звезд, рассказал, почему они светят, и показал лунную дорожку на воде!
– Мисс Уинифред! – вскричал старик. – Простите меня! – и он преклонил перед ней колено. – Я думал об обычных девочках, которые любят посудачить, и забыл, что вы – юная леди, в жилах которой течет древняя кровь, и что вы отличаетесь острым умом.
– Я не хочу, чтобы ты вставал на колени, – серьезно сказала она. – Ты старый, а я молодая, поэтому не надо. И мне не стоило так с тобой говорить. Но ты не должен во мне сомневаться. Я никому, слышишь, не выдам твой секрет.
– Значит, вы прощаете меня? – уточнил старик. – И чтобы показать, как я вам доверяю, душа моя, я сделаю вам еще один подарок. Вы никогда ничего подобного не видели!
С этими словами он вытащил из кармана какой-то предмет, бережно обернутый носовым платком. Когда же он развернул платок, я ясно увидела блеск золота. К моему удивлению, это оказался золотой браслет, судя по всему, великолепной работы. Старик сорвал широкий зеленый лист и подложил под украшение, чтобы золото еще ярче засияло на его фоне. Уинифред захлопала в ладоши и почти затанцевала от радости. Глаза ее светились.
– Это мне? Правда? Найал, милый! – воскликнула она.
Она уже в третий раз назвала его по имени.
– Это вам, дитя моего сердца, моя прекрасная юная леди, – сказал старик, очень довольный.
– Это самое-самое красивое, что ты мне дарил!
– Это редчайший предмет искусства, из самого чистого золота, и резьба безупречна, – гордо сказал Найал.
– И откуда ты его взял, скажи на милость? – поинтересовалась девочка.
Ответа я не услышала, потому что старик низко наклонился и заговорил шепотом. Я боялась, что, обнаружив себя, окажусь в крайне затруднительном положении, поэтому предпочла поскорее удалиться. Я старалась ступать бесшумно, но споткнулась и с придушенным вскриком упала на мягкий мох.
Уинифред заметила, что произошло, и немедленно бросилась мне на помощь. Я смущенно заверила ее, что не пострадала, и, вставая, оглянулась в поисках ее странного друга. Он исчез, как будто склон холма раскрылся и поглотил его. Девочка не сказала о нем ни слова, и я была уверена, что задавать вопросов не стоит.
Удостоверившись, что я цела, она покинула меня еще более бесцеремонно, чем обычно, не попрощавшись. Возможно, она боялась, что я заговорю о человеке, которого она называла Найалом. Глядя, как она удаляется от меня, я терялась в догадках. В этот раз она не бежала, но ее шаг был так легок, что она почти не приминала траву.
Добравшись до гостиницы, я рассказала хозяину, что видела Уинифред в компании странно одетого человека и что тот встревожился при словах о даме из Америки. Поскольку я подслушала их беседу случайно, я умолчала о браслете и некоторых словах старика, которые поставили меня в тупик.
– Некоторые говорят, что у него дурной глаз, – сказал хозяин, имея в виду Найала. – Хоть я на эту болтовню внимания не обращаю, в этом что-то есть. Может, это из-за него вы и упали.
Я улыбнулась, заверила хозяина, что упала по самой естественной причине, споткнувшись о торчащий корень. Хозяина мои слова не убедили, он был совершенно убежден, что Найал – человек опасный. Спорить было бесполезно, и я удалилась в свою комнату, чтобы поразмышлять о событиях этого утра.